В РОЛИ ПОТЕРПЕВШЕЙ ВСЕ ЧАЩЕ ФИГУРИРУЕТ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА

хотя законодательство вроде бы на ее стороне
Природоохранных законов в Узбекистане принято порядка тридцати и около полусотни действует в стране подзаконных актов. Но нередко они не исполняются, а порой, как в песне: если один говорит из них «да», «нет» говорит другой.
Зачем помнить,
что было?
Недавно довелось услышать, что в советское время напортачили с природой, зато теперь в республике создано такое мощное законодательство по ее охране, что волноваться не о чем.
…Очень волновались в конце восьмидесятых. Тогда организовывались шумные акции в защиту окружающей среды. Митинговали и в Коканде. Уже был принят союзный закон об охране природы, вот и добивались граждане его исполнения: «Если завод угрожает окружающей среде, здоровью людей, закройте и перепрофилируйте!» Как-то в редакцию приехали из Коканда ходоки: «Хотим пригласить журналистов. Пусть узнают, что говорят люди и специалисты, и напишут. А то большие чиновники нас слушать не желают». Вашего корреспондента и откомандировала редакция, чтобы разобраться, чем не гож новый химзавод, дающий работу полутора тысячам человек.
По прошествии лет многое кажется наивным и бесполезным. Инициаторы тогда побеспокоились, чтоб в доме культуры висел на сцене портрет вождя. Считали, с ним честнее. На его фоне и шли дебаты санкционированного митинга. Горожане жаловались, что с пуском завода резко выросли вредные выбросы в атмосферу и у живущих по соседству участились аллергические приступы, заболевания кожи и органов дыхания, что завод посажен на галечник над Сохским месторождением пресных подземных вод, что проливы кислоты на галечник стали системой, что завод под самые окна завален отходами фосфогипса, с дождями и они попадают в месторождение питьевой воды. Собравшиеся захлопывали и освистывали экологов и руководителя завода: «Как такое допустили?!»
Госкомприроде на тот момент был всего год от роду. Но его сотрудники и до того работали в природоохранной сфере, только относящейся к разным ведомствам: кто-то следил за воздухом, кто-то — за водой и почвами. «Почему ставили свои подписи при приемке объекта?» «Сверху нажимали: не подпишешь — уволим». И вот новый завод стал, как нарыв. Может ли заметка журналиста помочь ответить на вопрос «что делать»? На это надеялись приглашавшие. Но цензоры считали по-другому и в газеты не пропустили ни строчки.
Что было дальше? В начале лета 1989 года случились экстраординарные ферганские события. В Коканде выступления проходили не только под экстремистскими этническими лозунгами, но и экологическими… В июле, когда ЧП миновали, в Коканд приехал министр союзного Министерства удобрений и вместе с узбекскими специалистами осмотрел неудобное предприятие. Мне тогда довелось не только пройти в большой профессиональной команде по территории и производственным корпусам, но и опубликовать сообщение в номер: «Новококандский химический завод закрыт».
Кому-то эта старая история покажется утомительной, ведь «сейчас не так». Но в том и беда, что и сейчас нередко так: экономические интересы приоритетны, а экологические ошибки — дорогостоящи. Строительство Новококандского химзавода стоило 120 миллионов рублей, а рубль тогда равнялся доллару. Участок был выбран в 1972 году с согласия правительства Узбекистана. О том, что завод строится над Сохским месторождением пресных подземных вод, заказчик — Министерство удобрений СССР — узнал лишь в 1982, но и тогда, как свидетельствовал министр, никто не потребовал остановить стройку. Ко всему был грубо нарушен проект: по настоянию близлежащего аэропорта трубу сернокислотного производства по ходу дела укоротили почти вдвое, из-за чего загрязненность воздуха в округе в несколько раз превысила норму. В итоге стали чахнуть и люди, и посевы.
Решение о закрытии завода принимала Госкомприрода. А виновных, как утверждали представители руководства республики, выявит республиканская прокуратура и привлечет к ответственности. Еще говорилось, что Сохский галечниковый щит, занимающий свыше четырехсот квадратных километров, следует рассматривать как особо охраняемую зону. Здесь обнаружены десятки объектов, загрязняющих месторождение пресных подземных вод. Остановить, очистить, грязные воды перехватить, откачать!.. В призывы тогда верилось. Не верилось, что кто-то ответит за завод. Никто и не ответил. Союз распался.
«Не пилите опилки»
Что толку задним числом стенать по выброшенным миллионам и загрязненным подземным водам! Пилить опилки — дело пустое, лучше извлечь из ошибок уроки. Они и были извлечены. Закон «Об охране природы», принятый в Узбекистане в 1992 году, разрабатывался, когда помнились протесты населения против загрязнения. Тогда осознавали, что неэкологичные навороты бьют и по экономике.
Потому и закон получился. Объемный, включающий свыше полусотни статей. Как Конституция, он отвечал практически на все вопросы. Исходя из опыта Новококандского химзавода и ряда других здесь записали: «Ввод в эксплуатацию объектов, не отвечающих экологическим требованиям, запрещается». Что надо, чтобы ловить ошибки не в стадии готовности объекта, а до того? Закон предусмотрел «обязательность экологической экспертизы» и определил, что ей подлежит: проекты государственных программ, концепций, материалы выбора площадок под все виды строительства, предплановая, предпроектная и проектная документация… Далее говорилось очень жестко: «Реализация проектов без положительного заключения государственной экологической экспертизы запрещается».
Целый раздел из пяти статей разъяснял про экологический контроль, задачи которого: «…наблюдение за состоянием окружающей природной среды и ее изменениями под влиянием хозяйственной и иной деятельности; проверка выполнения программ и отдельных мероприятий по охране окружающей среды, рациональному использованию природных ресурсов, оздоровлению окружающей природной среды, соблюдению требований природоохранного законодательства и нормативов качества окружающей природной среды».
Прости, читатель, за длинную цитату. Но так детально законодатели расписали задачи, чтобы ошибки свести на нет. Пусть экологи глаз не спускают с загрязнителей! Их только в Ташкентской области около двух тысяч. А в Фергане… В благодатной долине — комплекс промышленных предприятий и узел проблем. Немало их создал Ферганский нефтеперерабатывающий завод с его выбросами в атмосферу и огромными утечками нефтепродуктов в грунт. Он должен выполнять Закон «Об охране природы»!
В десятую годовщину принятия закона экологи констатировали его многократные нарушения на ФНПЗ. Об этом доложили на выездной коллегии Госкомприроды по итогам проверки. Участников коллегии заводчане провезли и провели по отдельным объектам. Там все блистало. Рядом с цехом гидродесульфуризации плавали в бассейне золотые рыбки. На пульте управления мигали мощные компьютеры. Желтые брикеты серы, полученные после очистки дизельного топлива от примесей серы, а еще красные, желтые, серебристые трубопроводы над идеально чистой территорией радовали глаз. Автоматика контролировала налив нефтепродуктов в железнодорожные цистерны, и пояснения тоже были замечательны: «Ни капли мимо».
Между тем информация по итогам проверки была удручающей. Никто не отрицал отдельных успехов, но в целом…
Помидоры — в нефтепродуктах
Неприглядное это зрелище. Так бывает на полях соседних хозяйств при авариях на заводе. О них по Закону «Об охране природы» загрязнители обязаны немедленно информировать экологов. Не информируют даже при крупных, таких, как авария в июне 2001 года. Тогда нефтепродуктами завода было залито в соседнем Ташлакском районе семь километров оросительных сетей и 17 гектаров пашни. На рассвете черную жижу в оросительном канале заметили местные поливальщики. А на заводе об аварии знали еще дня за четыре до того.
Первым утечку заметил машинист: земля почернела у железнодорожного полотна, и доложил начальству. Не афишируя, заводские выкопали котлован у трубопровода, но пока суд да дело, на месте утечки образовался свищ. Нефтепродукты заполнили выкопанный котлован и стали переливаться через край, попав в оросительный канал и на поля. Закон соблюли местные дехкане, сообщив о происшествии в органы охраны природы. Сутки ассенизационные машины откачивали углеводороды вперемешку с водой из котлована, вывозили на завод. Сто тонн загрязненного грунта свезены в отслуживший свое карьер. В общей сложности, подсчитано, вытекло свыше 25 тонн. Полторы тонны нефтепродуктов вычистить не удалось.
Нанесенный ущерб экологи оценили в полмиллиарда сумов. Областной хозяйственный суд удовлетворил исковое заявление. Высший хозяйственный суд, куда была подана апелляция нефтепеработчиками, снизил сумму до шестидесяти миллионов. Экологи это оспаривали и до коллегии и после, считая, что ущерб окружающей среде занижен.
Но вернемся от судебных перипетий к нарушениям Закона «Об охране природы», ведь та авария была на заводе не единственной. В ходе комплексной проверки Ферганского нефтеперерабатывающего в апреле 2002 года на узле разделки нефти экологи выявили факт недавней аварии, связанной с проливом нефтепродуктов в незащищенные грунты. Следы прорыва нефтепродуктов в сторону Ташлакского района обнаружили, проверяя состояние шламонакопителей. Предназначенные для сбора и отстоя загрязненных нефтешламов все четыре накопителя были переполнены выше критических отметок, борта наращены гравием, что — чистая самодеятельность, как и несколько переполненных металлических емкостей для отходов, не предусмотренных проектом. В пробах грунта, взятых за заводским забором, нефтепродуктов было 5-6 граммов на килограмм. Каков здесь счет чрезвычайным происшествиям?
Ташлакской беде не одно десятилетие. Суть ее в том, что на ФНПЗ, построенном в 1958 году, утечки случались с самого пуска. Сначала на них не обращали внимание. Когда в восьмидесятые годы нефтепродукты в подземных водах ниже завода засекли гидрогеологи, заводчане заглубленные трубопроводы по большей части извлекли на поверхность. Но есть резервуар в земле, и утечки продолжаются. Язык, спускающийся к Сырдарье под слоем грунта, занимает площадь в семь квадратных километров и толщиной он от долей сантиметра до полутора метров. По данным гидрогеологов, утекло более трехсот тысяч тонн нефтепродуктов.
Правительственными решениями выделялись средства для строительства систем перехвата. Первая — это скважины для откачки условно чистой воды и нефтяные для нефтепродуктов. Как показала проверка, из двадцати нефтяных скважин откачка велась только на семи, из девятнадцати водяных действуют только четырнадцать. Со второй системой перехвата еще хуже. Практически все тридцать скважин выведены из строя — забиты камнями. Ниже проложена третья система перехвата, представляющая собой дрену метров в триста и глубиной в 2,5 метра. Но откачка зависит от уровня грунтовых вод, а он колеблется. Самодельные колодцы, из которых местные жители добывают нефтепродукты на продажу, — от шести до двух десятков метров. Их бизнес — запрещенный и опасный для здоровья — приносит деньги.
Увы, от денег, вложенных государством, эффект неадекватный. На первой линии перехвата насосы недопоставлены, на второй — денег не только на насосы, но и на ограждение не хватило, да и дрена мелка. В итоге имеем те загрязнения подземных вод и почв, что имеем. А еще есть внушительный список нарушений по воздуху: там не работает очистное оборудование, тут идут неорганизованные выбросы. Хотя завод по переработке нефти и выпуску основных видов продукции действует в половину проектной мощности, выбросы загрязняющих веществ за последние три года выросли с 21 тысячи на 3600 тонн. Основные ингредиенты в этой массе — метан, сернистый ангидрид, толуол. Процент уловленных и обезвреженных веществ сократился с 30,9 процента до 23,1.
Возникают вопросы и упреки не только к нарушителям Закона «Об охране природы», но и к экологам: «Куда же вы смотрели, исполнение закона не контролировали?!» Даже при очень хорошем законе, если его исполнение не контролировать, он не исполняется.
Смягчая, теряем покой
Депутаты призывают экологов время от времени к ответу. И это правильно, ведь по положению, утвержденному Олий Мажлисом в апреле 1996 года, «Государственный комитет Республики Узбекистан по охране природы (Госкомприрода) является специально уполномоченным надведомственным и координирующим органом, осуществляющим государственный контроль и межотраслевое управление в области охраны природы, использования и воспроизводства природных ресурсов». Подчинен и подотчетен Олий Мажлису.
В положении о Госкомприроде все ее задачи законодатели расписали от и до. Прежде всего это осуществление госконтроля за охраной окружающей природной среды. Много и других задач, включая государственную экологическую экспертизу, руководство заповедным делом, участие в работе госкомиссий по приемке и вводу в действие новых (реконструированных) предприятий, согласование материалов выбора места и отвода земель под все виды хозяйственной деятельности…
Итак, поставлены задачи, даны права. Но по мере разработки законодательства экологов лишали то одного, то другого права с помощью поправок и других законодательных актов.
К примеру, в Законе «Об особо охраняемых природных территориях» было сказано, что в заповедниках запрещена любая хозяйственная деятельность. Но принимается поправка, разрешающая рубку леса в заповедниках в противопожарных целях. Что рубят, проконтролировать невозможно. Сами заповедные земли поначалу были табу. Но появилась поправка об изъятии земель заповедных территорий в «порядке исключения». И немедленно изымается четверть Ботанического сада Ташкента под зоопарк с соответствующими для заповедного сада последствиями.
В мае 2000 года законодатели приняли Закон Республики Узбекистан «Об экологической экспертизе». В нем есть статья, где оговаривается презумпция потенциальной экологической опасности любой намечаемой хозяйственной и иной деятельности. Есть статья, определяющая объекты экологической экспертизы. Тут полное соответствие Закону «Об охране природы». Сказано и про действующие предприятия и другие объекты, оказывающие негативное влияние на состояние окружающей природной среды и здоровье граждан, про все виды градостроительной документации…
Довольно жесткий закон, зато окружающая среда под защитой. Можно и Ферганский нефтеперерабатывающий подвергнуть экологической экспертизе, тем более, что за его забором втихую строятся новые объекты. И других экологических просчетов можно избежать.
Но экономические приоритеты и экологические все меньше стыкуются. 31 декабря 2001 года выходит подзаконный акт правительства «Об утверждении положения о государственной экологической экспертизе в Республике Узбекистан». Идея, изложенная в преамбуле, отличная — выражено беспокойство об углублении реформ, о безопасности страны. Все виды деятельности поделены на четыре категории по важности. Названо множество объектов. Но есть две строчки в конце документа, противоречащие закону: «Виды деятельности, не включенные в данный перечень, не подлежат государственной экологической экспертизе». Нет здесь ни намека на презумпцию.
Уникальный комплекс «Физика-Солнце», что в Паркенте, не попал бы под экспертизу. Да и не только он. Получается, без экспертизы строили, строят и будут строить. Из старых примеров — Новококандский химзавод, Капролактам, воздвигнутый в пойме реки Чирчик Ташкентский моторный, посвежее — новый Ташкентский зоопарк, построенный как без градостроительной экспертизы, так и без экологической. Еще свежее — Ангренская нефтебаза, посаженная на галечник над месторождением пресных подземных вод. С ней спешили: строительство велось опережающими темпами до экспертизы. Построен без государственной экологической экспертизы канализационный коллектор в Чарвакской зоне. А он почему? Да такого объекта в перечне видов деятельности, подлежащих госэкспертизе, нет.
О чем спрашивают экологов депутаты сегодня? Как допустили то, как допустили это. Спрашивают как избранники народа. Но вопросов будет куда больше завтра, если основному закону будут противоречить другие законы или подзаконные акты. «Немножко улучшить закон» — цель благая, но стоит посчитать, что приобретаем, что теряем.
Наталия Шулепина.