Домой » Июль » «И БОГИ ВЕЩИЕ СТИХАЛИ, КОГДА МЫ ДУМАЛИ СТИХАМИ…»

«И БОГИ ВЕЩИЕ СТИХАЛИ, КОГДА МЫ ДУМАЛИ СТИХАМИ…»

Это — строчки из книги стихов Ефима Таубеншлага. Для многих его коллег поэтическая ипостась журналиста, больше известного под псевдонимом «Ефимов»,стала полным откровением. Всю жизнь готов он был отмеривать расстояния «ради нескольких строчек в газете».
…Одну из своих публицистических статей он озаглавил: «Информация — любовь моя». И не покривил душой. Этому жанру он отдал не один десяток лет, любил информацию, основательно вникая в суть каждой темы. Его материалы были емкими, написаны легким, но не легковесным языком.
Заметим, признание в любви к информации ничуть не умаляло его пристрастия к другим журналистским жанрам. С таким же изяществом и мастерством готовил Ефим Таубеншлаг очерки и зарисовки, репортажи и отчеты, публицистические статьи и корреспонденции для информационных агентств, газет, в том числе и для «Правды Востока», где работал в последние годы перед отъездом. Когда уже все было решено, душа его металась между исторической и «доисторической» родиной. Узбекистан составил основную часть его жизни, он любил этот край, любил Ташкент, служил им верой и правдой. Именно здесь он состоялся как личность, именно здесь был накоплен творческий и поэтический потенциал. А на исторической родине все это было реализовано…
Стихотворная грань его таланта долгое время оставалась как бы в тени, по его собственному выражению, «долго боролся с поэтическим искушением», и, наконец, оно выплеснулось в первую книгу «Всевышний мой Гончар». Когда книга появилась в Ташкенте, стало ясно, что поэзия — не менее яркая его любовь. И в поэтическом творчестве, как оказалось, проявился талант художника, тонко чувствующего слово, умеющего найти единственно точный эпитет, яркий афоризм, уместную метафору… Говорил, что готовы стихи для следующей книги.
Не успел издать…
Чтобы понять духовную суть этого человека, понять, насколько он был глубок, талантлив, стоит прочесть этот сборник. Вот несколько стихов оттуда.
ГОНЧАРНЫЙ КРУГ
Комок бесформенный и лишний
Стряхнув с нетерпеливых рук,
Мой Мастер —
Мой Гончар Всевышний
Хлестнет, погонит вечный круг.

Вздохнет послушливая глина —
И миру явятся, как встарь,
И тонкостенные кувшины,
И тонкомыслящая тварь.

Он ищет.
Пробует.
Что лучше
На замысел отозвалось?..
Пока соперник Бога — Случай
Не подтолкнет земную ось.

Тогда в досаде и во гневе
Он глину вялую сомнет.
И грохнут молнии:
Вполнеба!..
И сердце бедное замрет.

Ах, не круши кувшин — он обжит,
Уже душа клубится в нем.
Не переделывай.
А в обжиг,
На испытание огнем.

Не терпит Мастер безобразья —
Помарку выправить спешит.
Ты вечно прав, Гончар!
Но разве
В помарке виноват кувшин…

Услышь, Гончар,- творенье плачет,
Запуталось в добре и зле:
Божественная неудача —
Загубленное на земле.

Так отложи мое рожденье,
Не соверши поспешный суд —
Я не хочу преображенья
В иную тварь,
В иной сосуд.

А он — все мечется, все ищет…
Взгляни, куда пришла тропа:
У ног твоих легли кладбища —
И черепки, и черепа.

Мы прах под шагом исполина…
Но вновь стучит извечный круг,
И ждет божественная глина
Касанья чудотворных рук.
* * *
Сойти с ума,
Сойти со сцены,
Сойти с дистанции…
Сойти!
Что делать? — непомерны цены
За выбор своего пути.
* * *
Слова размереннее, тише,
Приличнее…
А толку нет —
Не ладится четверостишье,
Не получается сонет.

А может, и не надо меры,
Не надо сдерживать слова —
Поменьше правил,
Больше веры
В поэзию —
Она права.
* * *
Любовь и кровь — нет рифмы лучше:
И мысль,
И чувство,
И созвучье.
Старо? — попробуй на разрыв
Такую пару крепких рифм:
Бог
и порог.
И смех
и грех.
И строг
острог
в конце дорог.
Сильней и ярче всех услад
Два слова, сказанные в лад:
Морозы —
розы,
грёзы,
грозы.
Все от греха —
судьба лиха.
Вот миг преодоленья прозы
И зарождения стиха».
И, наконец, стихи — пророчество:
«Однажды глянешь в зеркало — черно…
Ни облака,
ни облика,
ни блика:
Погасло — от мала и до велика,-
Растаяло, прошло, обречено.
А формула зеркальная проста,
И пересчитывать ее нелепо:
Одно из двух — иль зеркало ослепло,
Иль в нем отобразилась пустота.»

Мы приходим в этот мир. И уходим. И однажды на наше зеркало накинут саван — чтобы в нем не отразилась пустота. Но неправо зеркало, тысячу раз неправо — просто оно еще не совершенно и не способно отразить дух, душу, память. Способны сделать это только те, кто знал и любил, кто будет помнить Ушедшего.
Слава Богу, тех, кто будет помнить Ефима Таубеншлага, немало, ибо в свое время этого журналиста знали все, кто читал серьезную прессу, а коллеги безоговорочно считали его мэтром. Теперь, хоть и с опозданием, мы узнали его и как поэта.
Т.Федорова.