Домой » Архивы с метками: Наталия Шулепина

Архивы с метками: Наталия Шулепина

«ПОВЕСТКА ДНЯ НА 21 век для Республики Узбекистан»

В канун нового 2003 года состоялась ее презентация
Вообще-то идея такой книги, которая бы разложила по полочкам исходную ситуацию со всеми проблемами и неуспехами, не наша. Повестка дня на 21 век для планеты была принята на международной конференции ООН по окружающей среде и развитию в Рио-де-Жанейро в 1992 году. Безусловно, международный план действий во имя устойчивого развития — важнейший документ. Но в каждой стране есть своя специфика, и тогда же встал вопрос о необходимости странам разработать национальные повестки дня исходя из местных особенностей.
Что значит «устойчивое развитие» для Узбекистана? То же, что и для всех других: охрана природы и улучшение состояния окружающей среды, а еще — обеспечение экономической безопасности и соблюдение социальной справедливости. Задумывались ли мы об этом раньше? Чтобы за раз о всех трех составляющих, пожалуй, нет. Да и термина такого «устойчивое развитие» еще недавно не существовало. Когда в мире поняли, что человечество может обрушить на себя свой дом, называемый «средой обитания», тогда и заволновались.
Переживая Аральскую катастрофу, ряд других экологических напряжений и экономические неурядицы переходного периода, Узбекистан заволновался, может быть, сильнее многих. Во всяком случае, у нас «Повестка дня на 21 век для Республики Узбекистан» готовилась, опережая страны региона, и не только их, а параллельно шел эксперимент по подготовке локальных повесток.
Они и были представлены на презентации в Ташкенте. Всего четыре книги: сама «повестка», ее популярная версия и два локальных плана действий — Чимбайского и Нукусского районов Каракалпакстана.
Стоит подчеркнуть, что реализация в Узбекистане рекомендаций конференции в Рио велась при активной поддержке представительства Программы развития ООН. А вот этапы движения вперед: в 1997 году была образована Национальная комиссия по устойчивому развитию для координации работ, 1998 год — подготовка концепции, октябрь 1999 года — правительство страны одобряет Национальную стратегию устойчивого развития.
Если концепция определила направления перехода страны к устойчивому развитию, то в стратегии выработаны основные принципы, цели и этапы, которые предстоит решать стране. Эти два документа в добавление к Глобальной повестке, определяющей общемировые тенденции и задачи, и стали базовыми при создании отечественной повестки.
Впрочем, эксперты, работая, привлекали и иные материалы, включая ежегодные тематические доклады Комиссии устойчивого развития, представлявшиеся департаменту ООН по экономическим и социальным вопросам, Национальный обзор, подготовленный в рамках развития программы РИО+10 накануне саммита (2002 год) в Йоханнесбурге. Использовались также Национальный план действий по охране окружающей среды и проекты по его реализации, Энергетическая программа республики до 2010 года, блок программ по реализации сильной социальной политики, программные документы по выполнению обязательств Узбекистана, вытекающих из членства в международных конвенциях, соглашениях, договорах…
И вот огромный труд завершен. Берем плоды его в руки, листаем. Первое ощущение: все четыре книжки прекрасно изданы. Зеленые линейки, синие рамки, цветные диаграммы, детские грустные и смешные рисунки сопровождают каждую из книг. Это та мелочь, которая приятна. Но главное, конечно, текст. В повестке-21 он состоит из сорока глав, вот лишь некоторые из них: «Устойчивые поселения: обеспечение комплексного развития населенных пунктов»; «Демографические тенденции и устойчивость»; «Обеспечение устойчивого роста благосостояния населения, искоренение бедности»; «Изменение структур потребления». Это из раздела «Социальные и экономические аспекты».

Второй раздел самый большой — он посвящен охране и рациональному использованию природных ресурсов и состоит из 14 глав. В них говорится об удалении отходов, а еще о борьбе с уничтожением лесов, управлении хрупкими экосистемами, мерах по смягчению кризиса Приаралья, как сохранять биоразнообразие, как устойчиво развивать сельское хозяйство и сельские районы…
Все это достижимо. Были бы желание и влияние основных групп населения. Что могут — об этом сказано в третьем разделе «Усиление основных групп населения». Предусматривается, что более влиятельными станут женщины, дети, молодежь, а еще неправительственные организации, инициативы проявят трудящиеся и профсоюзы, деловые и промышленные круги, ученые и инженеры. Вырастет роль населения, занятого сельскохозяйственным производством…
Но одного стремления к устойчивому развитию мало. Все стоит денег. И потому с особым любопытством погружаешься в раздел «Средства к осуществлению». В нем видишь пути достижения целей: финансовые ресурсы и механизмы, как готовить кадры и информировать население, как накапливать потенциал для устойчивого развития, как вписаться в международное право.
Наверное, предвидя вопросы скептиков касательно деталей повестки и особенно сроков исполнения, эксперты в заключении отметили: «Темпы движения к устойчивому развитию будут в значительной степени определяться тем, насколько полно будут восприняты обществом идеи, положенные в его основу, как скоро следование принципам устойчивого развития станет духовно-нравственной потребностью основной части населения».
Как скоро? Для того, чтобы поскорее, и издана популярная «Повестка дня на 21 век». Хотя и тут есть диаграммы, схемы, блоки очень серьезной информации, но и много того, что от души. Вот звездолеты, вот птицы и маки с ромашками, а вот автомашины, загородившие путь черепахе, а вот спрятавшиеся от промышленного смога под стеклянным колпаком девочка и подсолнух. Дети понимают проблемы, неужто мы, взрослые, не поймем?!
ПРООН в порядке эксперимента профинансировала разработку локальных повесток дня. Два района Каракалпакстана — Чимбайский и Нукусский — выбраны произвольно: надо же где-то начинать обращаться к сознанию населения, чтобы «следование принципам устойчивого развития стало духовно-нравственной потребностью». Сроки здесь определены вполне конкретные — 2010 год, и вполне конкретна исходная ситуация.
К примеру, сегодня в Чимбайском районе протяженность централизованных автодорог — 207 километров, общая орошаемая площадь — 44 тысячи гектаров, средний бонитет почвы составляет 40,6 балла, есть десять промышленных предприятий, один стадион, шесть кинотеатров. Вообще-то в локальной повестке наличествует достаточно других разнообразных данных, фиксирующих уровень. Он не радует. Какие нужны решения, чтобы впредь устойчиво развиваться? Наверное, хорошо, что, готовя локальную повестку, чимбайцы и нукусцы озаботились и сиюминутными бедами и планами пусть на недальнюю, но перспективу.
Как отследить изменения? Какие использовать индикаторы? Эти индикаторы должны быть вроде отметок, которые мы будем ставить сами себе, чтобы оценить — с плюсом мы или в минусе. В принципе индикаторы мировое сообщество уже придумало. Работа по их отбору проводилась группами стран, расположенных в четырех регионах — Африке, Тихоокеанском регионе, Европе и Америке, включая Карибский бассейн. Сперва опробовали 134 индикатора, потом оставили 58, что приемлемо для разных стран. Но как повестки, так и индикаторы могут иметь национальный колорит. Наверное, по ходу дела они появятся и в Узбекистане. А пока сориентируемся на международные, имеющие следующие направления: социальное, экономическое, состояние окружающей среды, институциональное.
Вот это, последнее, которое трудно выговорить, — институциональное, означает доступ к информации, готовность к природным катаклизмам, оценивает структуру коммуникаций, развитие науки и технологий.
Экономические индикаторы позволят «промониторить» торговлю, финансы, способы производства и потребления, энергетические затраты, транспорт, управление отходами. Среди социальных индикаторов устойчивого развития — рост и изменение соотношения городского и сельского населения, образование, грамотность, преступность, жилищные условия. Индикаторы окружающей среды — это качество воздуха, качество и количество питьевой воды, видовой состав экосистем, леса, опустынивание, урбанизация…
В общем, много. Когда все их будем знать наперечет, когда на уровне махалли, школы, неправительственной организации будем отслеживать изменения, когда каждый район, а может быть, и каждый квартал озаботятся локальными повестками устойчивого развития, когда дети заметят перемены в обществе, тогда, наверное, не будет рисунков вроде тех, что в «Повестке дня на 21 век для Узбекистана»: девочка и подсолнух никогда не окажутся под стеклянным колпаком.
Наталия Шулепина.

БУДЕТ ДОРОГА ОТ КУНГРАДА ДО АКТАУ

и много других дорог
В Ташкенте в посольстве Казахстана состоялась пресс-конференция для представителей СМИ в связи с Днем независимости Республики Казахстан. На ней прозвучало немало свежей информации, в том числе о принятом на днях межправительственной комиссией решении связать автодорогой Кунград и Актау.
Вначале традиционно были приведены официальные данные: «16 декабря 1991 года принят конституционный закон «О государственной независимости Республики Казахстан». Эта дата и стала стартовой в новейшей истории страны». Далее посол Казахстана Умарзак Узбеков подробно рассказал об успехах и достижениях на пути независимости, шагах по переходу к рыночной экономике, о реформах в банковско-финансовой сфере, преобразованиях в промышленности и сельском хозяйстве…
Обилие цифр всегда утомляет, но в данном случае журналисты вслушивались в цифры с исключительным интересом, ведь Узбекистан и Казахстан расположены рядом, а как гласит народная мудрость: пусть соседу будет хорошо! Это залог добрых отношений и взаимного развития. Именно такая отдача ожидается от строительства автодороги Кунград — Бейнеу — Актау. Она позволит узбекской стороне использовать кратчайший путь по Каспию для выхода на международные рынки, очевиден интерес к проекту и казахстанских партнеров, стремящихся увеличить загрузку Актауского порта. Реализовать проект намечено в 2004 году.
Журналистов волновали возможные препятствия на пути роста товарооборота: «Каков он между двумя странами сегодня?» В течение ряда лет годовой товарооборот между Узбекистаном и Казахстаном колеблется в пределах трехсот миллионов долларов. Действует договор о свободной торговле. Однако для ряда товаров есть исключения. В перечне изъятия Казахстана находятся алкоголь, табак и рис. Около тридцати наименований товаров в аналогичном перечне Узбекистана. Как ожидается, с введением конвертации сума товары для взаиморасчетов применяться не будут, и список изъятий сократится. Это то условие, которое важно для расширения товарооборота.
Пять миллиардов долларов составляет товарооборот Казахстана с Россией, сообщил посол. Хорошие перспективы для взаимного насыщения рынков есть и у Казахстана с Узбекистаном. Скажем, Казахстан покупает в больших объемах у Узбекистана газ, сам же богат нефтью и зерном. Узбекистан заинтересован в закупке твердых сортов пшеницы, необходимых для мукомольной промышленности. Нынешние триста тысяч тонн могут быть значительно перекрыты. Есть много и других товаров для торговли на рынках двух стран.
Вопрос развития товарооборота поднимался журналистами на пресс-конференции в разных аспектах. «Насколько заинтересованы казахстанские предприниматели в инвестициях в Узбекистан?» Заинтересованы. Но пока этому препятствует отсутствие корреспондентских счетов казахстанских предпринимателей в банках Узбекистана. Это явление временное, связанное с отсутствием системы взаиморасчетов. Однако между президентами уже достигнуто соглашение в ходе приватизации предприятий давать приоритет соседям при прочих равных условиях.
«Будет ли введен визовый режим? Время от времени эта тема обрастает множеством слухов». Выяснилось, что предложений об этом ни с какой стороны не поступало. Казахская сторона на собирается вводить визовый режим, подчеркнул Умарзак Узбеков.
Куда большие затруднения вызвал вопрос журналистов, касающийся объема ввоза наличной валюты из Узбекистана в Южный Казахстан. Хотя это явление временное, вызванное сокращением на внутреннем рынке Узбекистана товара из-за отсутствия лицензий, но поток отправившихся за покупками в приграничные районы соседней страны действительно вырос.
Еще один вопрос касался роста товарооборота между нашими странами косвенно и был связан с ожидаемым в Казахстане в ближайшее время введением частной собственности на землю. Как отметил посол, хотя частная собственность на землю в стране существует, но до сих пор она не распространялась на сельскохозяйственные угодья. Для фермеров была установлена аренда на 49 лет. В случае принятия закона о частной собственности на землю, а законопроект уже рассматривается парламентом страны, земля поступит в рыночный оборот. Тогда вырастут кредитные ресурсы для казахстанских предпринимателей.
Один вопрос на пресс-конференции, имеющей явно экономический уклон, касался развития культурных связей. «Торговля торговлей, а духовное?..» В будущем году на высшем уровне запланировано проведение дней Узбекистана в Казахстане. Будут дальние дороги и у духовной элиты.
Наталия Шулепина.

Кому нужно Судочье?

На карте страны озеро Судочье едва обозначено голубыми пятнами и штрихами, разбросанными севернее Кунграда. Штрихи говорят, что система озер мелководна. Если бы картографы прибыли в эти края нынешней весной, то и «штрихов» бы не зафиксировали. Все высохло.
Поражало в эту великую сушь в Каракалпакстане то, что когда коллектор недвижим, тут всерьез заняты созданием инфраструктуры для возрождения водно-болотных угодий в дельте Амударьи. Строители спешно реконструировали гидроузел Алтынкуль, в темпе насыпали дорогу к Аккумской дамбе, в дамбе сооружали водовыпуск, тянули экологические прокопы посуху к сухим чашам озер… Будет ли толк? Романтики утверждали, что они реалисты и делают все по проекту: чтобы и перелетной птице стало хорошо, и рыбе, и ондатре, и, конечно, человеку. И точно, сегодня завершены все шесть объектов инфраструктуры, а речная вода наполняет систему озер. Вместе с ней пришла рыба, заметили блеск разливов и перелетные птицы. Это только начало, хотя самые трудоемкие работы завершены.
Они — часть большого совместного проекта Глобального экологического фонда и Международного фонда спасения Арала по управлению водными ресурсами и окружающей средой в бассейне Аральского моря.
За этот подпроект, или как нынче принято говорить «компонент» по восстановлению водно-болотных угодий озера Судочье в дельте Амударьи, взялись в 1999 году. Сперва оценили ситуацию, а летом 2000 года замысел обрел реальные очертания. Проектировщики из нидерландской «Resource analysis» и отечественного ВЭП САНИИРИ приготовили документы для тендера. Его выиграла Китайская национальная корпорация по водным ресурсам и энергетике и осенью 2001 года приступила к выполнению задания, привлекая местные субподрядные организации. Еще два направления компонента — экологический и социально-экономический мониторинг. Подвести общие итоги наблюдений за три года намечается в декабре.
озеро Судочье
Но уже сейчас и мечтателей, и реалистов, и ученых, и местных жителей больше всего волнует вопрос: достанет ли воды? По проекту в деградирующий регион должно поступать несколько лет подряд до шестисот миллионов кубометров в год. Ее предназначение — не только наполнить водоемы, но и промыть их, снизив минерализацию до 5-6 граммов на литр.
Инфраструктура, созданная на средства Всемирного банка и правительства Узбекистана (выполнение всех задач компонента по Судочьему стоит более трех миллионов долларов), гарантирует условия. Так, увеличение пропускной способности Алтынкульского гидроузла позволяет увеличить поступления из реки в Устюртский коллектор. Строительство двух экологических прокопов общей протяженностью свыше десяти километров обеспечивает проточность самого высокоминерализованного озера Акушпа. Вода из него станет перетекать в Каратерень, а после того, как наполнится это самое северное озеро дельты, сбрасываться через водовыпуск в Аккумской дамбе в сторону отступающего Арала.
Ученые и практики ожидают, что надо лет пять на промывку от солей Акушпы, и пару лет — для Большого Судочьего и Бегдулла-Айдин. Надо отследить изменения.
Те изменения, что произошли в этих краях за последние полвека, удручают. Прежде Судочье было самым обширным внутридельтовым водоемом с водным зеркалом в 350 квадратных километров и глубиной до трех метров. Эксперименты, которые проводил человек, раз за разом перекрывая наглухо рукав Амударьи — Раушан, разбирая речную воду ради экстенсивного растениеводства, привели к тому, что в конце шестидесятых Судочье распалось на несколько мелководных водоемов.
Взамен речных потоков человек направил сюда Главный левобережный и Устюртский коллекторы. Озеро стало бессточным аккумулятором минерализованных стоков. На этом опыты с Судочьим не закончились. В конце семидесятых, пытаясь спасти высыхающий Арал, в Аккумской гряде, отделявшей дельтовые просторы от моря, создали «взрывной» канал. Море этим не спасли, озеро обмелело, распалось на небольшие водоемы, вокруг началось интенсивное опустынивание, тогда канал перекрыли.
А на рубеже веков из-за маловодья и коллекторные стоки перестали поступать. Все посохло. Погибли рыба, ондатра. Перелетные птицы сменили маршрут. Соль белым пухом покрыла дно. Кому нужно Судочье?
— Достижение проектных целей позволит восстановить былое биоразнообразие, остановить процессы опустынивания, обеспечить населению нормальные условия жизни, — говорит директор компонента по восстановлению водно-болотных угодий озера Судочье Серик Пернабеков. — Этот проект рассматривается как пилотный. Создание ветландов в Приаралье продолжается. В отличие от предыдущих экспериментов, нынешний открывает возможности для восстановления прежних природных богатств.
С ними появятся и материальные блага для живущих здесь тысяч людей. В том, что летят на озера дельты гуси-лебеди, заходит рыба, зарябило у подножия Устюрта и Аккумской гряды, они видят добрый знак.
Наталия Шулепина.

В РОЛИ ПОТЕРПЕВШЕЙ ВСЕ ЧАЩЕ ФИГУРИРУЕТ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА

хотя законодательство вроде бы на ее стороне
Природоохранных законов в Узбекистане принято порядка тридцати и около полусотни действует в стране подзаконных актов. Но нередко они не исполняются, а порой, как в песне: если один говорит из них «да», «нет» говорит другой.
Кунградский содовый
Досье на этот завод журналисты собирали поневоле. Сперва в редакцию «ПВ» пришел давний автор и он же эксперт, привлекаемый Государственной экологической экспертизой. Эксперт утверждал, что стоки строящегося Кунградского содового завода по проекту харьковских проектировщиков будут направляться для вечного хранения в шламонакопители. Но это нонсенс: в безводном краю — огромные емкости с водой, которая из-за аммиака, извести и ряда других ингредиентов не доступна для людей. Предлагался вариант утилизации. В порядке полемики газета статью опубликовала, а в ответ поступили разъяснения из Харькова, которые мало что разъяснили. Почему завод почти в стадии готовности, а вопрос о шламонакопителях — в стадии обсуждения?
На тот момент мы уже писали про «Катекс», недавно построенный в Каракалпакстане без очистных сооружений. От безысходности текстильщики этого предприятия по временной схеме и по временному разрешению экологов проложили трехкилометровую трубу на рельеф местности, туда и направили стоки красильного производства — получай, родная земля. Может, из-за того, что Каракалпакстан далеко от Ташкента, строят непутево? За разъяснениями мы пришли в госэкспертизу.
Про Кунградский содовый нам сказали следующее: есть у экспертов к нему претензии, проектировщики по закону должны их учесть, но в настоящее время работы на стройке свернуты.
Вашему корреспонденту подворачивается командировка в Нукус, а там и до Кунграда недалеко, а от него еще сорок километров, и вот он — содовый завод. Вместе с начальником мехколонны едем на тот самый рельеф, что подготовлен для сброса отходов и стоков. «Что записано в проекте, то и сделали». «А замечания экспертов?» «Про них ничего не знаем». Эта картинка у меня и сейчас перед глазами: огромные просторы, горячий песок, в естественной впадине — кажущаяся бескрайней выемка под отходы, синеющее на горизонте плато Устюрт. А рядом — построенные и замороженные ярко выкрашенные заводские корпуса. Пора монтировать оборудование, а на стройке — пусто.
Проходит год, снова отправляюсь в госэкспертизу. Признаюсь, что слышала о возобновлении работ на Кунградском содовом и что теперь завод станет выпускать не каустическую соду, как планировалось, а переключится целиком на кальцинированную. «Есть оценка воздействия на окружающую среду переделываемого объекта?»
Выясняется, что проект ЗВОС (Заявления о воздействии на окружающую среду) проектировщики, теперь уже отечественные, как положено по закону представили. К сожалению, в нем нет принципиального решения, что делать с огромными объемами загрязненной воды. Но есть инвестор и следует быстрее шевелиться. Пришлось одобрить проект, что позволило открыть финансирование, скажем, для закупки оборудования. Но строительные работы — по Закону «Об экологической экспертизе» — можно начать только после представления проектировщиками самого Заявления о воздействии на окружающую среду с выполнением требований экологов по утилизации стоков. Заявление не поступало, экспертизы не проходило. А стройплощадка, что муравейник.
Наверное, Закон «Об экологической экспертизе», если оценивать природоохранное законодательство в целом, — самый трудновыполнимый. Экономика на него напирает напрямую, а в обход — другие законы и подзаконные акты, вроде «перечня видов деятельности, по которым проводится государственная экологическая экспертиза». Напомним — это приложение к правительственному постановлению «Об утверждении Положения о государственной экологической экспертизе Республики Узбекистан» от 31 декабря 2001 года. Первый крупный объект, построенный вне перечня, — Чарвакский канализационный коллектор.

Приезжайте на Чарвак
В этих благословенных местах ни о чем неприличном думать не хочется, тем более — о канализационных стоках. Было время и не очень давнее, когда их из прибрежных пионерских лагерей спускали по недосмотру прямо в чашу Чарвака. Но затем проблема была осмыслена, и в начале восьмидесятых подготовлен проект коллектора. Однако по ряду причин его отложили и развитие зоны отдыха приостановили.
Здесь удивительные пейзажи. Вечные горы, переменчивая вода, то сумрачное, то ясное небо, прозрачный воздух, они заманчивы не только для отечественного, но и международного туризма. В 2001 году на самом высоком уровне принимается решение по Чимган-Чарвакской зоне отдыха. Ей быть! Начинают строительство пансионатов крупные промпредприятия, а параллельно развинчивается штопор с коллектором. Благо, проект, хоть и старый, но имеется. Его освежают — и за дело.
Все мы люди и все мы человеки, никто не откажется побродить в окрестностях Чарвакского водохранилища, полюбоваться природой. У воды не хочется думать про аварии. Но если проект Чарвакского канализационного коллектора не прошел экспертизы, какие гарантии?..
Все его огрехи видны только теперь, когда стометровый вантовый мост перекинулся через сай, когда нитка коллектора пробежала по склону. По нормам, она не может пролегать ближе чем на сто метров от уреза воды, но есть участки, где куда ближе. Должна быть и вторая нитка, незаменимая при ремонтах. Обязательны насосная станция, резервуар, способный перехватывать стоки хотя бы в течение суток — и их надо строить. Стоки чарвакской зоны придут на очистные сооружения города Чирчика — и их надо расширять едва ли не вдвое.
Экологи, присутствуя при приемке объекта, высказали свои требования. Но, по пословице, обещанного три года ждут.
По жизни ждут и гораздо дольше, как на Алмалыкском горнометаллургическом комбинате. На его медеплавильном заводе с 1986 года строится печь кислородно-факельной плавки. Она позволит утилизировать сто тысяч тонн газов. Пока они ходят, плохо рассеиваясь, по замкнутой Ахангаранской долине: до полудня — вниз, после полудня — вверх. При том финансировании, что сейчас, на достройку надо больше десятка лет, утверждают специалисты Ташкентского областного комитета по охране природы. АГМК — в зоне их ответственности, так же, как и Чарвакский коллектор. Оба несут угрозу окружающей среде. Оба подлежат мониторингу.
charvak
Почему не «мониторим»
Иностранное слово «мониторинг» давно у всех на слуху и означает «наблюдение». До августа 2001 года ему подлежали в столичной области около двух тысяч предприятий. Экологи располагали информацией, где расположены, что выпускают, какие от них исходят риски. О двенадцати тысячах предприятий малого и среднего бизнеса, зарегистрированных в области после августа 2001 года, данных нет. Депутаты комитета по охране природы Олий Мажлиса, предложив экологам области отчитаться о проделанной ими работе, были этим немало удивлены: «Вы не выполняете Закон «Об охране природы» и «Положение о Госкомприроде».
В соответствии с этими законодательными актами экологи обязаны согласовывать материалы выбора места и отвода земель под все виды хозяйственной деятельности. Однако где расположены эти двенадцать тысяч новых предприятий, какими видами деятельности заняты, какие природные ресурсы используют, какие проекты реализуют — природоохранным службам неизвестно.
Принято считать: чем новее закон или подзаконный акт, тем главнее. Постановление «О регистрации предприятий малого и среднего бизнеса» — 2001 года. Им экологи от регистрации отлучены. Прийти на предприятие и выяснить, несут ли угрозу новые предприятия окружающей среде, имеют право по Закону «Об охране природы» (1992 год), но не имеют его по Закону «О государственном контроле деятельности хозяйствующих субъектов» (1998 год) и более поздним поправкам к нему.
Запомнилось на заседании парламентского комитета эмоциональное выступление одного из специалистов, заявившего о «войне законов». Его не все поддержали, мол, недипломатично, мы же — в Олий Мажлисе. А он говорил о столице. «В четвертом квартале мы планировали проверку особо значимых промышленных предприятий. Координационный совет вычеркнул четырнадцать предприятий, в том числе и авиаремонтный завод. А здесь и гальваника, и другие вредные производства! Вместо заводов нам вписали для проверки общепит, аптеку, профсоюз…»
За год до того в Ташкенте несколько дней стоки из очистных сооружений сбрасывались в один из каналов. Реалии таковы: на этот объект можно прийти раз в год, если его включит в число комплексных проверок хозяйственной деятельности Координационный совет. Если предприятие платит исправно налоги и другие платежи, не допуская видимых нарушений, то оно на два года вне подозрений. Как чирчикский Электрохимпром. Два года за его выбросами и сбросами экологам позволяется наблюдать только из-за забора. Берут пробы в «хвостах». Если сто миллионов кубов загрязненных стоков сбрасываются в Чирчик, то 99 — его. Надо обязательно регулярно бывать на заводе, смотреть оборудование, чтобы не регистрировать запредельную ситуацию, а предотвращать ее. Свои замеры выполняет заводская лаборатория. Однако необходимы и вневедомственные замеры. Можно и без них. Но тогда нечего рассчитывать на здоровую окружающую среду.
Наверное, говорить так в Олий Мажлисе и в самом деле недипломатично. Но, с другой стороны, законы и подзаконные акты не должны друг другу противоречить. Должны быть продуманы до мелочей. А то приняли депутаты Закон «О лесе», но не записали в нем, что выпас скота в лесу запрещен. И за несколько лет поел скот в лесах пять эндемических видов смородины.
В случае с проверками и мониторингом вообще сплошные вопросы. Вот что сказано в Законе «О проверках деятельности хозяйствующих субъектов» о его цели: «Настоящий Закон регулирует отношения, связанные с осуществлением государственного контроля деятельности хозяйствующих субъектов». Между тем, «экологический контроль имеет своей задачей (еще раз цитируем Закон «Об охране природы»): наблюдение за состоянием окружающей природной среды и ее изменениями под влиянием хозяйственной и иной деятельности».
Вроде бы законы о разном: один о контроле за хоздеятельностью, другой — об экологическом контроле за состоянием природной среды. Но как все смешалось. В апреле этого года Кабинет Министров для ясности принял Положение о государственном мониторинге. До нового года должна быть разработана Программа мониторинга окружающей среды Республики Узбекистан. Есть надежда, что в ней не будет перечня с указанием «остальные мониторингу не подлежат».

Рычаги… для печи
Порядка 26 миллиардов сумов стоит строительство кислородно-факельной печи в Алмалыке. Затрачено больше половины этой суммы, но надо еще много миллиардов.
Где брать деньги на природоохранные нужды? Из прибыли — один источник. И это дело сугубо добровольное. Но стимулировать призваны другие платежи — за пользование природными ресурсами, загрязнение окружающей природной среды, размещение отходов, других видов вредного воздействия, а также лимитов на использование природных ресурсов. Предполагалось, что эти платежи станут «экономическими рычагами». Но эта система пока несовершенна.
Начали ее создавать в Узбекистане с введения платежей за сверхнормативное загрязнение. Так было в девяностые годы: экологи проводили мониторинг, деньги поступали в местный и республиканский фонды охраны природы, а затем направлялись на первоочердные природоохранные нужды.
Хотели, было, сделать шаг вперед в декабре 2000 года. Тогда в своем постановлении правительство (по Закону «Об охране природы» установление порядка платы находится в его компетенции) определило новый порядок: взимать платежи за любое загрязнение и размещение отходов. Распределение их в пропорции: 20 процентов — в фонды охраны природы, и 80 процентов — в бюджет. Наверное, мы до этого еще не доросли. Во-первых, не смогли обойтись без исключений, иначе бы пришлось остановить Водоканал, метрополитен и много других объектов. А во-вторых, поскольку в связке «налоговики-экологи» главнее оказались налоговые органы, то платежи до фондов охраны природы часто не доходили. Идут судебные процессы, денег нет, рычаги не стимулируют…
Сейчас в стадии разработки находится новый порядок взимания платежей. Цель: ужесточить пресс за сверхнормативное загрязнение окружающей среды и пока отказаться от взимания платы за нормативное. А деньги, ожидается, снова будут концентрироваться в местных и республиканском фондах охраны природы. Кстати, его же пополняют и — согласно Административному кодексу — будут пополнять штрафы, взимаемые с нерадивых администраторов и даже банкиров.
Предполагалось, что это тоже станет своего рода «экономическим рычагом», мол, не нарушай. Банкир, к примеру, не должен нарушать уже многократно упоминаемый закон об экспертизе в той его части, где говорится: «Заключение государственной экологической экспертизы обязательно для исполнения юридическими и физическими лицами при финансировании и реализации объекта государственной экологической экспертизы. Запрещается финансирование проектов банковскими и иными кредитными организациями, а также их реализация без положительного заключения государственной экологической экспертизы».
Теперь к банкам санкции предъявить невозможно. Что они финансируют, с экспертизой или без? Как о достижении экологи Ташкентского областного комитета, отчитываясь в Олий Мажлисе о своей деятельности, рассказали о факте, когда оштрафовали двух председателей банков. Вышли на них случайно, в ходе проверки предприятий, которую инициировала служба национальной безопасности. Помимо прочих выявленных грехов, частные предприниматели строили без экологической экспертизы, а банки финансировали. Банкиры оштрафованы в соответствии с Административным кодексом в размере до десяти минимальных зарплат.
Вообще-то сумма удивляет. Никакой это не рычаг ни для банкира, ни для руководителя производства.

Быль об огарках
Мне довелось познакомиться с постановлением Ташкентской областной прокураторы о возбуждении производства об административной ответственности директора «Заргарлик заводи», как теперь называется бывший завод «Алмаз», и директора НПО «Фонон». В чем виноваты? Вообще-то история эта давняя и ее первую часть можно полностью списать на советское время. Во время второй мировой войны в районе Бурчмуллы начались разработки мышьяка и висмута. Тогда, конечно, ни о какой экологии не думали: «Надо фронту, добудем». Мышьяковистые огарки весом примерно в сорок тысяч тонн остались на берегу сая, впадающего в Чарвак.
В начале девяностых экологи их обнаружили и забили тревогу. Нашли правопреемника — ассоциацию «Узалмаззолото», дожали ее, чтобы закрыла отвалы мышьяковистых огарков саркофагом. Хотя много есть претензий к выполненным работам (закрыли не бетоном, а инертным материалом, лотки для сбора воды по контуру отвалов разбиты или разворованы), но, в общем, мышьяк в Чарвак не смывает, наблюдения за этим объектом ведутся. Другое дело — отвалы висмута бывшего Устарасайского рудника. Гора их — прямо в поселке. Тут и люди ходят, и скотина пасется.
В 1997 году бурчмуллинский завод «Алмаз» передается с баланса ассоциации «Узалмаззолото» на баланс НПО «Фонон». Одновременно передаются и лимиты в более чем полмиллиарда сумов для «рекультивации хвостового хозяйства Устарасайского рудника, биологический этап». Но в адресный список, утверждаемый Минмакроэкономстатом на 1998 год, объект не попал. Может быть, там его сочли не очень важным. Далее ни НПО «Фонон», ни «Заргарглик заводи» ни деньгами, ни хвостохранилищем не интересуются.
Весной 2002 года областная прокуратура, рассмотрев заявление Ташкентского областного комитета по охране природы, возбуждает производство об административной ответственности директоров. Штраф до трех минимальных зарплат, предусмотренный ст.70 Кодекса Республики Узбекистан об административной ответственности, не убеждает. Висмутовые огарки — по-прежнему в центре Бурчмуллы.
Меньше всего автору этих строк хотелось бы морализировать, делать какие-то выводы о необходимости изменения законов. Наверное, какие-то из них и в самом деле надо менять. Противоречия в законодательстве, очевидные слабости и недочеты отдельных законов и подзаконных актов, несогласованность их в принципе объяснимы. Ведь до сих пор, хоть и разрабатываются специалистами, утверждаются законы и поправки депутатами, но известно, как это происходит. Приехал депутат на сессию Олий Мажлиса, пролистал ту пачку документов, что вручили, и проголосовал «за» в надежде, что специалисты знают, что пишут. Будет парламент на постоянной основе, будут заинтересованные и компетентные обсуждения законопроектов и подзаконных актов исполнительной власти — станет иначе. Хочется надеяться.
Наталия Шулепина.

В РОЛИ ПОТЕРПЕВШЕЙ ВСЕ ЧАЩЕ ФИГУРИРУЕТ ОКРУЖАЮЩАЯ СРЕДА

хотя законодательство вроде бы на ее стороне
Природоохранных законов в Узбекистане принято порядка тридцати и около полусотни действует в стране подзаконных актов. Но нередко они не исполняются, а порой, как в песне: если один говорит из них «да», «нет» говорит другой.
Зачем помнить,
что было?
Недавно довелось услышать, что в советское время напортачили с природой, зато теперь в республике создано такое мощное законодательство по ее охране, что волноваться не о чем.
…Очень волновались в конце восьмидесятых. Тогда организовывались шумные акции в защиту окружающей среды. Митинговали и в Коканде. Уже был принят союзный закон об охране природы, вот и добивались граждане его исполнения: «Если завод угрожает окружающей среде, здоровью людей, закройте и перепрофилируйте!» Как-то в редакцию приехали из Коканда ходоки: «Хотим пригласить журналистов. Пусть узнают, что говорят люди и специалисты, и напишут. А то большие чиновники нас слушать не желают». Вашего корреспондента и откомандировала редакция, чтобы разобраться, чем не гож новый химзавод, дающий работу полутора тысячам человек.
По прошествии лет многое кажется наивным и бесполезным. Инициаторы тогда побеспокоились, чтоб в доме культуры висел на сцене портрет вождя. Считали, с ним честнее. На его фоне и шли дебаты санкционированного митинга. Горожане жаловались, что с пуском завода резко выросли вредные выбросы в атмосферу и у живущих по соседству участились аллергические приступы, заболевания кожи и органов дыхания, что завод посажен на галечник над Сохским месторождением пресных подземных вод, что проливы кислоты на галечник стали системой, что завод под самые окна завален отходами фосфогипса, с дождями и они попадают в месторождение питьевой воды. Собравшиеся захлопывали и освистывали экологов и руководителя завода: «Как такое допустили?!»
Госкомприроде на тот момент был всего год от роду. Но его сотрудники и до того работали в природоохранной сфере, только относящейся к разным ведомствам: кто-то следил за воздухом, кто-то — за водой и почвами. «Почему ставили свои подписи при приемке объекта?» «Сверху нажимали: не подпишешь — уволим». И вот новый завод стал, как нарыв. Может ли заметка журналиста помочь ответить на вопрос «что делать»? На это надеялись приглашавшие. Но цензоры считали по-другому и в газеты не пропустили ни строчки.
Что было дальше? В начале лета 1989 года случились экстраординарные ферганские события. В Коканде выступления проходили не только под экстремистскими этническими лозунгами, но и экологическими… В июле, когда ЧП миновали, в Коканд приехал министр союзного Министерства удобрений и вместе с узбекскими специалистами осмотрел неудобное предприятие. Мне тогда довелось не только пройти в большой профессиональной команде по территории и производственным корпусам, но и опубликовать сообщение в номер: «Новококандский химический завод закрыт».
Кому-то эта старая история покажется утомительной, ведь «сейчас не так». Но в том и беда, что и сейчас нередко так: экономические интересы приоритетны, а экологические ошибки — дорогостоящи. Строительство Новококандского химзавода стоило 120 миллионов рублей, а рубль тогда равнялся доллару. Участок был выбран в 1972 году с согласия правительства Узбекистана. О том, что завод строится над Сохским месторождением пресных подземных вод, заказчик — Министерство удобрений СССР — узнал лишь в 1982, но и тогда, как свидетельствовал министр, никто не потребовал остановить стройку. Ко всему был грубо нарушен проект: по настоянию близлежащего аэропорта трубу сернокислотного производства по ходу дела укоротили почти вдвое, из-за чего загрязненность воздуха в округе в несколько раз превысила норму. В итоге стали чахнуть и люди, и посевы.
Решение о закрытии завода принимала Госкомприрода. А виновных, как утверждали представители руководства республики, выявит республиканская прокуратура и привлечет к ответственности. Еще говорилось, что Сохский галечниковый щит, занимающий свыше четырехсот квадратных километров, следует рассматривать как особо охраняемую зону. Здесь обнаружены десятки объектов, загрязняющих месторождение пресных подземных вод. Остановить, очистить, грязные воды перехватить, откачать!.. В призывы тогда верилось. Не верилось, что кто-то ответит за завод. Никто и не ответил. Союз распался.
«Не пилите опилки»
Что толку задним числом стенать по выброшенным миллионам и загрязненным подземным водам! Пилить опилки — дело пустое, лучше извлечь из ошибок уроки. Они и были извлечены. Закон «Об охране природы», принятый в Узбекистане в 1992 году, разрабатывался, когда помнились протесты населения против загрязнения. Тогда осознавали, что неэкологичные навороты бьют и по экономике.
Потому и закон получился. Объемный, включающий свыше полусотни статей. Как Конституция, он отвечал практически на все вопросы. Исходя из опыта Новококандского химзавода и ряда других здесь записали: «Ввод в эксплуатацию объектов, не отвечающих экологическим требованиям, запрещается». Что надо, чтобы ловить ошибки не в стадии готовности объекта, а до того? Закон предусмотрел «обязательность экологической экспертизы» и определил, что ей подлежит: проекты государственных программ, концепций, материалы выбора площадок под все виды строительства, предплановая, предпроектная и проектная документация… Далее говорилось очень жестко: «Реализация проектов без положительного заключения государственной экологической экспертизы запрещается».
Целый раздел из пяти статей разъяснял про экологический контроль, задачи которого: «…наблюдение за состоянием окружающей природной среды и ее изменениями под влиянием хозяйственной и иной деятельности; проверка выполнения программ и отдельных мероприятий по охране окружающей среды, рациональному использованию природных ресурсов, оздоровлению окружающей природной среды, соблюдению требований природоохранного законодательства и нормативов качества окружающей природной среды».
Прости, читатель, за длинную цитату. Но так детально законодатели расписали задачи, чтобы ошибки свести на нет. Пусть экологи глаз не спускают с загрязнителей! Их только в Ташкентской области около двух тысяч. А в Фергане… В благодатной долине — комплекс промышленных предприятий и узел проблем. Немало их создал Ферганский нефтеперерабатывающий завод с его выбросами в атмосферу и огромными утечками нефтепродуктов в грунт. Он должен выполнять Закон «Об охране природы»!
В десятую годовщину принятия закона экологи констатировали его многократные нарушения на ФНПЗ. Об этом доложили на выездной коллегии Госкомприроды по итогам проверки. Участников коллегии заводчане провезли и провели по отдельным объектам. Там все блистало. Рядом с цехом гидродесульфуризации плавали в бассейне золотые рыбки. На пульте управления мигали мощные компьютеры. Желтые брикеты серы, полученные после очистки дизельного топлива от примесей серы, а еще красные, желтые, серебристые трубопроводы над идеально чистой территорией радовали глаз. Автоматика контролировала налив нефтепродуктов в железнодорожные цистерны, и пояснения тоже были замечательны: «Ни капли мимо».
Между тем информация по итогам проверки была удручающей. Никто не отрицал отдельных успехов, но в целом…
Помидоры — в нефтепродуктах
Неприглядное это зрелище. Так бывает на полях соседних хозяйств при авариях на заводе. О них по Закону «Об охране природы» загрязнители обязаны немедленно информировать экологов. Не информируют даже при крупных, таких, как авария в июне 2001 года. Тогда нефтепродуктами завода было залито в соседнем Ташлакском районе семь километров оросительных сетей и 17 гектаров пашни. На рассвете черную жижу в оросительном канале заметили местные поливальщики. А на заводе об аварии знали еще дня за четыре до того.
Первым утечку заметил машинист: земля почернела у железнодорожного полотна, и доложил начальству. Не афишируя, заводские выкопали котлован у трубопровода, но пока суд да дело, на месте утечки образовался свищ. Нефтепродукты заполнили выкопанный котлован и стали переливаться через край, попав в оросительный канал и на поля. Закон соблюли местные дехкане, сообщив о происшествии в органы охраны природы. Сутки ассенизационные машины откачивали углеводороды вперемешку с водой из котлована, вывозили на завод. Сто тонн загрязненного грунта свезены в отслуживший свое карьер. В общей сложности, подсчитано, вытекло свыше 25 тонн. Полторы тонны нефтепродуктов вычистить не удалось.
Нанесенный ущерб экологи оценили в полмиллиарда сумов. Областной хозяйственный суд удовлетворил исковое заявление. Высший хозяйственный суд, куда была подана апелляция нефтепеработчиками, снизил сумму до шестидесяти миллионов. Экологи это оспаривали и до коллегии и после, считая, что ущерб окружающей среде занижен.
Но вернемся от судебных перипетий к нарушениям Закона «Об охране природы», ведь та авария была на заводе не единственной. В ходе комплексной проверки Ферганского нефтеперерабатывающего в апреле 2002 года на узле разделки нефти экологи выявили факт недавней аварии, связанной с проливом нефтепродуктов в незащищенные грунты. Следы прорыва нефтепродуктов в сторону Ташлакского района обнаружили, проверяя состояние шламонакопителей. Предназначенные для сбора и отстоя загрязненных нефтешламов все четыре накопителя были переполнены выше критических отметок, борта наращены гравием, что — чистая самодеятельность, как и несколько переполненных металлических емкостей для отходов, не предусмотренных проектом. В пробах грунта, взятых за заводским забором, нефтепродуктов было 5-6 граммов на килограмм. Каков здесь счет чрезвычайным происшествиям?
Ташлакской беде не одно десятилетие. Суть ее в том, что на ФНПЗ, построенном в 1958 году, утечки случались с самого пуска. Сначала на них не обращали внимание. Когда в восьмидесятые годы нефтепродукты в подземных водах ниже завода засекли гидрогеологи, заводчане заглубленные трубопроводы по большей части извлекли на поверхность. Но есть резервуар в земле, и утечки продолжаются. Язык, спускающийся к Сырдарье под слоем грунта, занимает площадь в семь квадратных километров и толщиной он от долей сантиметра до полутора метров. По данным гидрогеологов, утекло более трехсот тысяч тонн нефтепродуктов.
Правительственными решениями выделялись средства для строительства систем перехвата. Первая — это скважины для откачки условно чистой воды и нефтяные для нефтепродуктов. Как показала проверка, из двадцати нефтяных скважин откачка велась только на семи, из девятнадцати водяных действуют только четырнадцать. Со второй системой перехвата еще хуже. Практически все тридцать скважин выведены из строя — забиты камнями. Ниже проложена третья система перехвата, представляющая собой дрену метров в триста и глубиной в 2,5 метра. Но откачка зависит от уровня грунтовых вод, а он колеблется. Самодельные колодцы, из которых местные жители добывают нефтепродукты на продажу, — от шести до двух десятков метров. Их бизнес — запрещенный и опасный для здоровья — приносит деньги.
Увы, от денег, вложенных государством, эффект неадекватный. На первой линии перехвата насосы недопоставлены, на второй — денег не только на насосы, но и на ограждение не хватило, да и дрена мелка. В итоге имеем те загрязнения подземных вод и почв, что имеем. А еще есть внушительный список нарушений по воздуху: там не работает очистное оборудование, тут идут неорганизованные выбросы. Хотя завод по переработке нефти и выпуску основных видов продукции действует в половину проектной мощности, выбросы загрязняющих веществ за последние три года выросли с 21 тысячи на 3600 тонн. Основные ингредиенты в этой массе — метан, сернистый ангидрид, толуол. Процент уловленных и обезвреженных веществ сократился с 30,9 процента до 23,1.
Возникают вопросы и упреки не только к нарушителям Закона «Об охране природы», но и к экологам: «Куда же вы смотрели, исполнение закона не контролировали?!» Даже при очень хорошем законе, если его исполнение не контролировать, он не исполняется.
Смягчая, теряем покой
Депутаты призывают экологов время от времени к ответу. И это правильно, ведь по положению, утвержденному Олий Мажлисом в апреле 1996 года, «Государственный комитет Республики Узбекистан по охране природы (Госкомприрода) является специально уполномоченным надведомственным и координирующим органом, осуществляющим государственный контроль и межотраслевое управление в области охраны природы, использования и воспроизводства природных ресурсов». Подчинен и подотчетен Олий Мажлису.
В положении о Госкомприроде все ее задачи законодатели расписали от и до. Прежде всего это осуществление госконтроля за охраной окружающей природной среды. Много и других задач, включая государственную экологическую экспертизу, руководство заповедным делом, участие в работе госкомиссий по приемке и вводу в действие новых (реконструированных) предприятий, согласование материалов выбора места и отвода земель под все виды хозяйственной деятельности…
Итак, поставлены задачи, даны права. Но по мере разработки законодательства экологов лишали то одного, то другого права с помощью поправок и других законодательных актов.
К примеру, в Законе «Об особо охраняемых природных территориях» было сказано, что в заповедниках запрещена любая хозяйственная деятельность. Но принимается поправка, разрешающая рубку леса в заповедниках в противопожарных целях. Что рубят, проконтролировать невозможно. Сами заповедные земли поначалу были табу. Но появилась поправка об изъятии земель заповедных территорий в «порядке исключения». И немедленно изымается четверть Ботанического сада Ташкента под зоопарк с соответствующими для заповедного сада последствиями.
В мае 2000 года законодатели приняли Закон Республики Узбекистан «Об экологической экспертизе». В нем есть статья, где оговаривается презумпция потенциальной экологической опасности любой намечаемой хозяйственной и иной деятельности. Есть статья, определяющая объекты экологической экспертизы. Тут полное соответствие Закону «Об охране природы». Сказано и про действующие предприятия и другие объекты, оказывающие негативное влияние на состояние окружающей природной среды и здоровье граждан, про все виды градостроительной документации…
Довольно жесткий закон, зато окружающая среда под защитой. Можно и Ферганский нефтеперерабатывающий подвергнуть экологической экспертизе, тем более, что за его забором втихую строятся новые объекты. И других экологических просчетов можно избежать.
Но экономические приоритеты и экологические все меньше стыкуются. 31 декабря 2001 года выходит подзаконный акт правительства «Об утверждении положения о государственной экологической экспертизе в Республике Узбекистан». Идея, изложенная в преамбуле, отличная — выражено беспокойство об углублении реформ, о безопасности страны. Все виды деятельности поделены на четыре категории по важности. Названо множество объектов. Но есть две строчки в конце документа, противоречащие закону: «Виды деятельности, не включенные в данный перечень, не подлежат государственной экологической экспертизе». Нет здесь ни намека на презумпцию.
Уникальный комплекс «Физика-Солнце», что в Паркенте, не попал бы под экспертизу. Да и не только он. Получается, без экспертизы строили, строят и будут строить. Из старых примеров — Новококандский химзавод, Капролактам, воздвигнутый в пойме реки Чирчик Ташкентский моторный, посвежее — новый Ташкентский зоопарк, построенный как без градостроительной экспертизы, так и без экологической. Еще свежее — Ангренская нефтебаза, посаженная на галечник над месторождением пресных подземных вод. С ней спешили: строительство велось опережающими темпами до экспертизы. Построен без государственной экологической экспертизы канализационный коллектор в Чарвакской зоне. А он почему? Да такого объекта в перечне видов деятельности, подлежащих госэкспертизе, нет.
О чем спрашивают экологов депутаты сегодня? Как допустили то, как допустили это. Спрашивают как избранники народа. Но вопросов будет куда больше завтра, если основному закону будут противоречить другие законы или подзаконные акты. «Немножко улучшить закон» — цель благая, но стоит посчитать, что приобретаем, что теряем.
Наталия Шулепина.

Взгляд со стороны на то, какие мы «эгоисты»

Насколько ответственно относятся узбекистанцы к охране окружающей среды, эффективны ли экономические рычаги, применяемые к загрязнителям для снижения вредных выбросов и сбросов, размещения отходов? Как действовать, чтобы стало не хуже, а лучше? На эти и другие вопросы даны ответы в «Обзоре результативности экологической деятельности в Узбекистане». Сам же обзор стал итогом двухлетнего труда экспертов Европейской экономической комиссии ООН.
Такие обзоры до Узбекистана уже были выполнены по ряду стран Европы и новых независимых государств. Первая подготовительная миссия экспертов в нашу страну состоялась в мае 2000 года, через несколько месяцев — вторая, а основные усилия эксперты предприняли по сбору данных весной 2001 года. Приехавшая тогда в Ташкент команда состояла из представителей Армении, Германии, Дании, Польши, России, Франции, Хорватии, Эстонии, а еще — секретариата Европейской экономической комиссии и специалистов ВОЗ по вопросам окружающей среды и здоровья.
Затем последовали анализ информации, сравнение с данными по другим странам, выработка выводов и рекомендаций. Все это включено в толстый том, и у нас, читатель, есть возможность полистать его страницы. Но прежде отметим, что труд этот, хоть и «взгляд со стороны», но обсуждался с представителями узбекского правительства. При совместной доработке делались особые акценты на выводах и рекомендациях.
Обзор был представлен на восьмой ежегодной сессии Комитета по экологической политике ЕЭК. Состоит из двенадцати глав. В них дается обширная информация общего характера: от научных исследований в области окружающей среды, программы государственных капвложений, картины экопросвещения до проблем в горнодобывающей промышленности, влияния загрязнения среды на здоровье населения Узбекистана и отдельных экономических и экологических данных…
Книга интересна как для специалиста, так и для просто любопытствующего. По-хорошему, она должна быть растиражирована, стать доступной не только в природоохранных структурах, но и в Минфине, Минмакроэкономстате, Минсельводхозе, Олий Мажлисе, в вузе и школе. Сейчас этого нет, обзор доставлен в Узбекистан в нескольких экземплярах в качестве подарка, и даже для лиц, принимающих решения, Обзор результативности экологической деятельности по сути вне досягаемости.
Между тем о многом заставляет задуматься. Скажем, об уровне шума в жилых районах: «В некоторых квартирах он достигает уровня 70-80 децибел даже при закрытых окнах, в то время как предельные уровни для жилых районов установлены в 40дб в дневное и 35дб в ночное время». В том, что люди испытывают дискомфорт и страдает их здоровье, виноваты транспорт, промышленные объекты. Хуже тем, кто старше. А от пестицидов и диоксинов в продуктах питания хуже тем, кто младше. К примеру, «диоксины в грудном молоке женщин Каракалпакстана в 2,5 раза превышают уровни, зафиксированные в Украине». Несладко каракалпакским новорожденным.
Главными источниками выбросов в топливно-энергетическом комплексе являются нефтегазовая промышленность и энергетика, сообщают эксперты. Это не новость, но озадачивают объемы утечек, ведь наносят удар и по экологии, и по экономике: «В 1995-1999 годы из-за коррозионного повреждения газовых трубопроводов произошло сорок разрывов, сопровождавшихся выбросами газа в атмосферу. Объем потерь в связи с утечкой и разрывами достигает 12 млн м3 в год». А вот еще: «В 2000 году общий объем выбросов в нефтегазовом секторе достиг 241 тысячи тонн. Потери природного газа от сжигания в факеле превышают 100 млн м3 в год».
Стоит посмотреть чужими глазами на отходы, к примеру, на медицинские или промышленные, и опять становится не по себе. Вроде бы столько говорится в стране об их вреде, что верится: сократить отходы — государственный приоритет. Но когда международные эксперты докладывают обобщенные данные, получается, что не так. Они отметили, что в Узбекистане до сих пор нет полигона для складирования отходов 1 и 2 класса токсичности. На предприятиях страны хранится примерно 20 тысяч тонн таких отходов повышенной опасности, а в столице — более семи тысяч. Статистики худо-бедно собирают данные об образовании и удалении отходов, но проблемами управления отходов на государственном уровне практически никто не занимается.
В обзоре в целом позитивно оценивается введение в 2000 году по решению правительства платы за размещение отходов, а также платежей за сбросы и выбросы в окружающую среду загрязняющих веществ. Стимулируют уменьшать и сокращать. Однако «отсутствуют экономические стимулы и финансовые средства для усовершенствования системы орошения» — это уже из оценки ситуации по использованию водных ресурсов.
«В Узбекистане ежегодно потребляется в общей сложности 60 кубокилометров водных ресурсов. Только на орошение хлопчатника и других культур расходуется свыше 90 процентов всех имеющихся запасов водных ресурсов. Система орошения является неэффективной. Оборудование, контрольно-измерительные приборы и технологии устарели и нуждаются либо в ремонте, либо в замене». Большое богатство — подземные воды, они — стратегические запасы республики. Но эксперты отметили, что в стране насчитывается порядка 500 промышленных предприятий и объектов, которые, локально загрязняя подземные воды, привели и приводят к существенному уменьшению ресурсов питьевой воды.
В обзор экспертов по воде включена и другая достаточно тревожная информация, побуждающая активизировать экологическую деятельность: «При эксплуатации неэффективных оросительных систем теряется от 40 до 60 процентов водных ресурсов, приблизительно 5-10 процентов питьевой воды теряется в результате коррозии и старения водопроводов, а еще 15-20 процентов — по причине эксплуатации устаревшего или неэффективного оборудования, используемого для питьевого водоснабжения».
Чтобы изменить ситуацию, у нас разработаны Национальный план действий по охране окружающей среды, Схема развития водоснабжения на период до 2010 года, Схема по охране и использованию пресной подземной воды на период до 2010 года, Программа обеспечения населения питьевой водой и природным газом на период до 2010 года. Есть много конкретного, и это эксперты Комитета по экологии Европейской экономической комиссии ООН высоко оценили. Так, в Схеме по охране и использованию подземных вод содержатся предложения в отношении рационального использования действующих скважин, в том числе для орошения.
Что беспокоит экспертов и не может не волновать узбекистанцев: как от слов, схем, программ перейти к позитивным переменам? Будут ли по-прежнему использоваться командно-административные рычаги? Надежнее — экономические. Они действуют на Западе. Там введен порядок «загрязнитель платит». В Узбекистане движение к этому порядку идет больше десятка лет. Платежи за загрязнение окружающей среды, платежи за экологически вредную продукцию, за использование природных ресурсов, тарифы на водопользование предусмотрены законодательством.
Однако и тут есть свои «но». Скажем, в республике налоги и платежи за экологически вредную продукцию используются в очень ограниченном объеме, да и вводились не в экологических целях, а для повышения доходов государства (так было с транспортными налогами). В странах Европы, напротив, большой акцент делается на налогообложение экологически вредной продукции, а вот платежи взимаются за ограниченное число загрязнителей, зато по-крупному. Стремясь их снизить, производственники заодно снижают и сопутствующие.
Еще одна особенность Узбекистана — однопроцентный экологический налог, взимаемый с каждого предприятия и направляемый не на финансирование окружающей среды, а в госбюджет. Госбюджет — основной источник финансирования природоохранной деятельности, отметили эксперты. По данным за 1999 год оно составило 1,66 процента внутреннего валового продукта.
Какие выводы и рекомендации? Увеличить источники финансирования природоохранной деятельности, «перенаправив» однопроцентный экологический налог на защиту окружающей среды, пересмотрев действующую систему платежей за загрязнение с целью сделать ее более эффективной, создать стимулы для капиталовложений в природоохранные технологии… Вообще-то выводы и рекомендации есть в каждой из глав. Вопрос в другом, как будут восприняты и учтены, насколько результативным окажется сотрудничество с Европейской экономической комиссией, позволяющее посмотреть на себя чужими глазами.
Наталия Шулепина.

Зачем нам партнерство на ниве здоровья

или От Вашингтона до Ташкента и далее
Десятилетию реформ здравоохранения в странах Центральной и Восточной Европы и Евразии, десятилетию Американского международного союза здравоохранения и его партнерству с новыми независимыми государствами были посвящены конференции, состоявшиеся в Вашингтоне. Корреспондент «ПВ» по приглашению организаторов принял в них участие. Итак, США, семьсот участников конференций из более чем трех десятков стран, пик лета, чужая столица, много вопросов и много ответов.
При чем тут «гражданское общество»?
Один из самых ярких антидемократичных примеров в Штатах, на взгляд участников конференции, летевших в Вашингтон из бывшего Союза,- запрет вставать со своих мест в самолете, следующем из Нью-Йорка в Вашингтон. Нас об этом приглашающая сторона известила заранее по электронной почте. Сообщение казалось розыгрышем: «Если встанете, самолет тут же поменяет курс и совершит посадку в другом аэропорту. Вы будете арестованы и депортированы из страны». Но при посадке в самолет в нью-йоркском аэропорту и на взлете объявление о запрете вставать прокрутили по внутренней радиосети. Подумалось: «Как недемократично»,- и нестерпимо захотелось встать. Американцы тем временем мирно дремали: «Подумаешь, нельзя так нельзя, запрет введен после авиаатак 11 сентября в интересах общества».
Потом и мы поняли, что запрет обоснован. Аэропорт — едва ли не в центре американской столицы, и самолеты идут на посадку над ее главными улицами и национальными символами. Когда лайнер выныривает из-за ближайшей крыши, у прохожего внутри холодеет: «В нем нет террористов?»
Мы это прочувствовали, побывав «в шкуре» прохожего. Наверное, когда-нибудь наша сторона состыкуется с западной и в понимании роли демократии и гражданского общества для укрепления здоровья населения. Но десять лет реформ в здравоохранении новых независимых государств не сильно изменили взгляды. И в этом аналитики из АМСЗ видят еще одну причину неудач реформ. Они говорят: «Укрепить здоровье невозможно только стараниями медицины, необходимы объединенные усилия общества». А участники конференции перечат: «Когда все рушится, общество безразлично к своему здоровью».
О том же шла речь на одном из секционных заседаний, посвященных профилактике здорового образа жизни и профилактике заболеваний. То, что табак — убийца, никто не оспаривал, и в связи с этим приводилась статистика: «Благодаря усилиям общества в США число курящих сократилось на четверть. В СНГ оно увеличилось. Есть страны, где курят до 70 процентов взрослого населения». «Ежегодно в моей стране два миллиарда долларов государственных средств тратятся на операции, — сетовал в прениях американский кардиохирург. — Лучше бы их тратили на просвещение населения, тогда я бы делал меньше операций!» Его не устраивало, что только на четверть сократилось число курящих. Так — в Штатах, а у нас?
По Узбекистану данные не обнародовались, а может, и не собирались, но число курящих в стране растет с расцветом табачных компаний — это факт. А вот еще цитата с конференции: «Распространение курения среди подростков приведет к росту заболеваемости раком легкого лишь через сорок лет». Пусть курят? В уже упоминавшемся постановлении Кабинета Министров Узбекистана про профилактику здоровья сказано: «предусмотрена системная разъяснительная и воспитательная работа среди населения, особенно среди молодежи». Хочется верить, что и у нас число курящих сократится хотя бы на четверть…
Между тем участники дискуссии от западных стран были пессимистичны: «Надо расстаться с иллюзией, что все обещания демократии и рынка реализуются на практике. Применительно к здоровью перемены достижимы при решающем воздействии активного гражданского общества как на здравоохранение, так и на факторы, влияющие на здоровье».
Файзулла из Нью-Орлеана
«Вы в этом что-нибудь понимаете? — поинтересовалась я у соседа, страдая, что на конференции много заумного. Мы с Файзуллой уже успели познакомиться. Он, хоть и наманганец, но в Вашингтон приехал из Нью-Орлеана. По личной инициативе посещает буквально все заседания. В перерыве Файзулла рассказывает мне про гражданское общество Нью-Орлеана. Не потому, что оно — идеал, просто он там работает в одной из неправительственных организаций консультантом проекта по ВИЧ/СПИДу. Еще один проект — по медицинскому просвещению афроамериканцев — только начался. Просвещая, тренеры идут туда, где риски. «Они идут с табличками, мол, хочу обучить?» «Нет, они умеют завести разговор, заинтересовать людей в проблеме. А я участвую в этой работе как менеджер. Хоть этот проект и рассчитан на пять лет, но собираюсь домой. Здесь многому научился, но дома — нужнее».
«А как сюда попал?» Сначала была учеба в Андижанском мединституте, работа хирургом в больнице неотложной помощи Намангана, конкурс, объявленный Госдепартаментом США для специалистов с опытом в рамках образовательной программы Хьюберта Хэмфри… Конкурс был открытый, для всех желающих. Окончательный выбор делала комиссия, назначенная президентом США. Возможно, учла опыт работы в проекте «ЗдравПлюс». Когда в 1998 году ЮСАИД и Каунтерпарт Консорциум начинали его в Ферганской области, Файзулла, тоже по конкурсу, стал национальным консультантом по теме «Наращивание потенциала неправительственных организаций в сфере здравоохранения». Задачей было вдохновить медперсонал, махалли и имеющиеся немногочисленные НПО на совместные действия по улучшению здоровья населения.
Когда удалось, началась программа малых грантов. Акценты делались на репродуктивное здоровье, планирование семьи, анемию, диабет, гигиену с тем, чтобы теперь вдохновить население нести большую ответственность за свое здоровье. Было организовано около двухсот семинаров, в которых поучаствовало более шести тысяч человек. Это модель — как активное гражданское общество может влиять на здравоохранение. В рамках того же проекта 25 тысяч жителей Ферганской области были обеспечены чистой питьевой водой. Это модель — как активное гражданское общество может воздействовать на факторы окружающей среды, влияющие на здоровье.
Когда допекло…
Многие инициативы, когда на местах нет движения, нам пытаются подсказать страны с развитыми демократиями. Собственно, так появился в Узбекистане проект «Здрав- Плюс». Но при активном гражданском обществе идеи просто носятся в воздухе, взять, к примеру, проект по медицинскому просвещению афроамериканцев в Нью-Орлеане — приехал наш человек, огляделся, идею оформил в проект и стал его менеджером.
В новых независимых государствах по велению души реализуются идеи чрезвычайного накала: как покончить с насилием в семье, как помочь инвалидам жить полной жизнью, как наркоманам избавиться от наркотиков, как защитить права ВИЧ-инфицированных. А экологические неправительственные организации борются с загрязнением окружающей среды, потому что и здесь горячо.
В общем, в наших странах гражданское общество гораздо активнее, когда речь идет не о развитии системы здравоохранения и не о профилактике, а о факторах, влияющих на здоровье. Наверное, поэтому в Американском международном союзе здравоохранения блок «Здоровые сообщества» — любимое дитя. Он и в инфосети — основной тематический раздел, и на конференции в Вашингтоне вызывал повышенный интерес.
Дело в том, что у каждого сообщества могут быть как общие болячки, так и свои специфические. Чтобы их лечить, сперва надо обнаружить… Есть опыт партнерств по их диагностике, а есть опыт гражданского общества, например, по выявлению свинцового загрязнения. Проблема эта актуальна и для Узбекистана, поэтому о чужом позитивном опыте поподробней, может пригодиться.
Ученые, хотя с точки зрения обывателя и смахивают на небожителей, вполне могут стать частью активного гражданского общества. Во всяком случае, ею стали ученые из Академии наук России, создав неправительственную организацию «Центр демократии и экологии» и занявшись в ней изучением факторов окружающей среды, влияющих на здоровье. Свинцовое загрязнение — одно из опаснейших, что подтверждено доказательной медициной. Ученые реализовали по России больше двух десятков проектов по свинцовым загрязнениям, проранжировав громадные территории. Они не проверяли миллионы детей, живущих на этих территориях, но исходя из загрязнения, определили, что около полумиллиона детей под его влиянием.
В рамках одного из проектов от международных грантодателей члены этой НПО получили оборудование для определения свинца в крови. С его помощью проверили детей в Красноуральске — одном из опасных по свинцу городов Свердловской области, и ужаснулись огромному числу превышений предельных параметров свинца в крови. Поскольку работу ученые выполняли вместе с Минздравом и его санэпидслужбой, информация немедленно дошла до администраций города и области. Реакция последовала немедленно — дети были пролечены, все опасные по свинцу места, прежде всего территория детских садов, игровые площадки вычищены и вымыты.
Откуда в городах свинец? Причины разные. Там — свинцовый комбинат, но во многих случаях виновник — этилированный бензин. Россия стала от него отказываться не столько по экологическим, сколько по экономическим причинам: с добавками тетраэтилсвинца бензин потерял спрос на мировом рынке. Для перехода на выпуск неэтилированного бензина брались многомиллиардные займы. Но чтобы бороться со свинцовыми загрязнениями, не надо дорогостоящих мероприятий. В Свердловской области, к примеру, замеры провела команда из семи человек. Сменить грунт, песок в песочнице — тоже недорого. Было бы понимание со стороны лиц, принимающих решения…
Для научных и просветительских целей ученые из академической НПО подготовили три варианта «Белой книги». Первый состоит из 15 томов. В нем размещена вся информация по стране по выбросам свинца в атмосферный воздух, загрязнениям почвы и воды. Второй — 250 страниц для специально интересующихся, третий вариант «Белой книги» — всего тридцать страниц. Тут все очень популярно о свинце и его влиянии на здоровье — понятно и родителям, и учителям, и мэрам. У нас в Узбекистане таких книг нет, исследования есть, но проводятся на госсредства с малым охватом площадей. Чужой опыт вдохновляет.
Много-много здоровых городов
Их будет и впрямь много, если к движению «Здоровые города» подключатся городские администрации. Оно распространяется в мире с 1988 года. Сначала родился проект Всемирной организации здравоохранения и задействовано в нем было лишь одиннадцать городов. Сейчас это и в самом деле — движение. В нем участвуют более тысячи больших и малых городов в трех десятках стран. Это вовсе не значит, что желаемое сразу становится действительным. Но городские власти переходят к комплексной политике в области здоровья и его охраны, объединяют и мобилизуют тысячи инициатив. Среди них — инициативы по борьбе со свинцом, диоксинами, ртутью, угрожающими здоровью, инициативы по оказанию медико-санитарной помощи и социальной поддержке, по городскому планированию и транспорту, поддержке социально-уязвимых групп населения…
На конференции в Вашингтоне пытались определить критерии, по которым города можно считать «здоровыми», но решили, что это — не Олимпийские игры. В каждом городе нужно сравнивать: как было, как стало. То же и с реформами в здравоохранении, и с итогами партнерств. В Вашингтоне на конференциях, посвященных десятилетию АМЗС, реформам в здравоохранении и партнерству, делалось много сравнений. Не всем они по душе, но очень стимулируют.
Наталия Шулепина.
Ташкент-Вашингтон-Ташкент.

Зачем нам партнерство на ниве здоровья

или От Вашингтона до Ташкента и далее
Десятилетию реформ здравоохранения в странах Центральной и Восточной Европы и Евразии, десятилетию Американского международного союза здравоохранения и его партнерству с новыми независимыми государствами были посвящены конференции, состоявшиеся в Вашингтоне. Корреспондент «ПВ» пфо приглашению организаторов принял в них участие. Итак, США, семьсот участников конференций из более чем трех десятков стран, пик лета, чужая столица, много вопросов и много ответов.
Когда инициатива не наказуема
Все шутим про нее: «Проявишь инициативу и тебе же достанется…»
Когда сравниваешь число партнерств по линии Американского международного союза здравоохранения, скажем, у россиян и узбекистанцев, становится как-то не до шуток: «Почему мы последние в очереди?»
«Партнерства — это уникальный, эффективный и надежный механизм технического содействия. Они внесли огромный вклад в проведение реформ систем здравоохранения в государствах и регионах. Они приносят пользу как отдельным лицам и организациям, так и широким слоям населения» — это из официального доклада. Можно сомневаться в его высоких оценках до тех пор, пока не получишь информацию из первых рук, то есть от партнеров. На встречах в Вашингтоне никто никого специально не собирался убеждать в важности инициатив снизу. Просто партнеры рассказывали «истории успеха», и выходило, что без них теперь никуда.
Так, к примерy, выиграла от инициатив санкт-петербургская клиника промышленной медицины. К моменту распада Союза она имела современное оборудование, но госфинансирование резко сократилось. Можно было ждать неизвестно чего, как ждали и ждут многие другие бывшие советские стационары, наблюдая, как дряхлеет оборудование, а врачи разбегаются по частным больницам или идут торговать лекарствами. Здесь наметили, как зарабатывать три четверти недостающих финансов и даже немного больше, чтобы хватало на развитие.
Многое удалось с помощью Американского международного союза здравоохранения, к которому со своими идеями петербуржцы обратились едва ли не сразу после объявления программы партнерств. В итоге петербургская клиника выиграла «гонку за пациентом». Кадры здесь не сокращали, а вот число коек уменьшили значительно. Но и лечение улучшили — срок пребывания в стационаре снизился до 9,7 дня. Более половины доходов стали приносить люксовые палаты. Три процента площадей сдаются в аренду другим клиникам, и это тоже дает заработок, но основной прием больных идет в своей поликлинике. Доходы идут и по линии обязательного в России медицинского страхования, и по линии добровольного. За последние три года клиника на свои деньги купила оборудование на восемь миллионов долларов!
Когда аналитики говорят о неудачах реформ здравоохранения, они отмечают недостаток инициативы со стороны медучреждений. В клинике, о которой речь, убеждены, что под лежачий камень вода не течет — так утверждали на конференции ее представители. Стоит подчеркнуть, что и в Узбекистане первый проект партнерства был начат по инициативе снизу: руководитель второго ТашМИ отправился в Алматы, где открылось региональное представительство Американского международного союза здравоохранения, со своими предложениями по охране здоровья женщин.
Тогда АМСЗ подобрал партнера — Иллинойский университет в Чикаго. Партнерство с Ташкентом вылилось в открытие здесь в 1996 году Центра здоровья женщин, в который вошли родильный дом, отделение патологии новорожденных, амбулаторная клиника. Ну а то, что персонал центра освоил новые методики неонатальной реанимации, не требующие большого количества больничного оборудования, привело к резкому снижению детской смертности среди новорожденных с малым весом.
К сожалению, здесь и сегодня ощутимо не хватает современного оборудования. Очень надеются получить его в рамках постановления правительства, делающего акценты на укреплении здоровья женщин и детей. Почему не могут заработать сами? В стране так и не произошла децентрализация финансирования.
Сохранение «централизации» аналитики называют одной из причин неудач реформ. Процитируем: «Постатейный бюджет с его жесткими рамками способствует сохранению избыточного коечного фонда, не оставляет средств на нововведения и поощряет расточительные схемы лечения. Средства преимущественно вкладываются в больницы. Бюджет больниц в основном расходуется на оплату коммунальных услуг и заработную плату. На закупку лекарств и оборудования, иными словами, на само лечение почти ничего не остается».
То, что Узбекистан не рискнул перейти к обязательному медицинскому страхованию, радует нас, пациентов, ведь официально лечение бесплатно, с другой стороны, стационары практически не имеют дополнительных источников финансирования, помимо бюджетных. Отсюда и требования к больным: обеспечить себя перевязочным материалом, закупить шприцы и лекарственные препараты, принести простыни и полотенца, оплатить питание, да и отблагодарить из кармана в карман за персональную заботу. В поликлиниках введен ряд платных услуг, но они погоды не делают — и заработки, и квалификация у врачей низкие. Первичная медицинская помощь — это максимум бюллетень. Поневоле задумаешься о преимуществах децентрализованного финансирования, с которым мы не торопимся.
Конечно, у нас нет полтораста лет, чтобы достичь западного образца. Но есть чужой успешный опыт, в том числе и новых независимых государств: «Чтобы фонды медицинского страхования действовали в интересах граждан, их деятельность должна находиться под неослабным контролем государства». Только так и создавать. Медучреждениям децентрализованное финансирование позволяет поучаствовать в «гонке за пациентом», а приоритет в этой гонке — качество лечения.
Его росту послужили около восьмидесяти успешных партнерств, с инициативой которых выступили медучреждения России. Два партнерства от Узбекистана с Чикаго и Атлантой послужили тому же.
Зачем врачу компьютер?
Казалось бы, за качеством есть кому следить. В советском здравоохранении сложилась система норм и правил. Они утверждались Минздравом, и врачи были обязаны им следовать. Ну а нарушил — на «ковер». Такой порядок сохраняется во многих бывших союзных республиках.
«Как журналисты могут повлиять на качество лечения?» Вашему корреспонденту по ходу конференции этот вопрос долго не давал покоя. Есть установленный порядок, тем не менее специалисты Американского международного союза здравоохранения и Всемирной организации здравоохранения, рассчитывающие на помощь СМИ в проведении реформ, настойчиво требовали отслеживать качество услуг: «Известна косность многих врачей. Журналисты должны бросать им вызов, мол, не все знаете!»
Вообще-то как раз перед поездкой в Вашингтон я попыталась такой вызов бросить. Очевидно, врач не мог поставить диагноз и стал лечить таблетками и уколами, скрывая их название: «Я — врач и вы должны мне верить. Половина успеха — в доверии к врачу». «Может быть, заглянуть в Интернет? Там, говорят, масса медицинских рекомендаций». «У меня нет к ним доступа». Увы, у многих из нас, журналистов, тоже. Мы такие же косные, когда речь идет о новом. Потому с удивлением знакомились с примерами доказательной медицины и распространением ее достижений через Интернет, которым делились на конференции врачи и медсестры.
Сама доказательная медицина на Западе практиковалась к моменту начала программы партнерств пару десятков лет. Но медики новых независимых государств, Центральной и Восточной Европы еще дольше держались особняком и не имели возможности следить за последними достижениями в медицинской науке. А потом выяснилось, что и после падения политических барьеров и взаимной предубежденности наладить контакты и быть в курсе непросто: друг к другу по каждому трудному случаю не наездишься и по телефону не назвонишься. Спонсор — Американский международный союз здравоохранения, связывающий страны и континенты, пусть и возник с подачи Агентства международного развития США, но не с бездонным карманом, организация — неправительственная, сама спонсируемая.
К слову, она уникальна по степени вовлечения добровольцев и негосударственных пожертвований. Привлекла как финансы, так и помощь кадрами, намного превышающие вклад агентства. Итоговый объем добровольных пожертвований за десять лет составил 193 миллиона долларов.
Не жадничает — в каждом партнерском проекте обязательно предусмотрены взаимные поездки специалистов. Но здесь посчитали, что перспективней развивать информационные технологии, что и стали делать, закладывая в каждый проект компьютеры, модемы, принтеры, копировальные машины, факсы. Так, медикам сначала открылся доступ к электронной почте, затем к Интернету. А там, в едином информационном пространстве, медики мира делились самыми передовыми достижениями, многие из которых опровергали устоявшиеся нормы и правила.
Заглянем в инфосеть
Я все думаю о своем знакомом враче. Допустим, устанет он от «вызовов» и придет во второй ТашМИ или в Ташкентский центр экстренной медицинской помощи, который также участник программы партнерств и имеет оборудование с выходом во всемирную паутину, а дальше? Получит доступ к мировым медицинским библиотекам. Но иностранными языками, тем более медицинскими терминами на иностранных языках не только в глубинке, но и в столице владеют единицы, так же и компьютерами. Пустая затея «бороться с косностью» Интернетом?
«А мы боремся», — возразила землячка из Ферганы, с которой разговорились на конференции в перерыве между заседаниями. Она — из учебного центра, созданного при ферганском филиале Ташкентского центра экстренной медицинской помощи в рамках партнерского проекта с Атлантой. Партнеры в Атланте — система больниц Греди, куда входит и единственный в Атланте центр лечения травматизма высшего уровня и основной ожоговый центр штата. Одна из задач проекта — повышение возможностей учебного центра неотложной медицины в Фергане по обучению работников здравоохранения. Учат здесь и поиску информации в мировых медицинских библиотеках, самая популярная из которых — инфосеть «Здоровье Евразии». Создана специально для помощи практикующим медикам новых независимых государств и стран Центральной и Восточной Европы.
Ее АМСЗ создал, догадавшись о наших проблемах. Одновременно создавалась сеть центров учебных ресурсов. Базовые — в Тбилиси, Киеве, Москве и Алматы. С них все и началось в СНГ. Заокеанские компьютерщики обучили их сотрудников, ну а те участвовали в создании учебных центров и обучении местных специалистов своих регионов по мере расширения партнерств. С 1995 года организовано полтораста таких центров. В 1997-м в них было обучено работе с компьютером и пользованию Интернетом примерно 15 тысяч человек. В 2001 году центры учебных ресурсов оказали содействие в решении технических вопросов и проведении медицинских исследований более чем 44 тысячам работников здравоохранения, а еще студентам, пациентам и членам местных сообществ. Эта же работа ведется и в центрах учебных ресурсов Ташкента и Ферганы.
…Итак, нажимаем мышь и заходим в инфосеть. На экране компьютера — ее визитная карточка с основными тематическими разделами. Их десять: ВИЧ/СПИД, здоровье женщин, здоровье матери и ребенка, инфекционный контроль, медицинская информатика, медсестринское дело, неотложная медицина, оздоровление сообществ, организация здравоохранения, первичная помощь. Тематическими разделами дело не ограничивается — здесь публикуется информация по всем аспектам медицины и здравоохранения. Насколько достоверна?
Как-то в российской прессе была опубликована заметка про чудодейственное лекарство от рака — «арменикум». Реклама была что надо, и заметку кто только не перепечатал. Оказалось, недостоверна. Про это «чудодейственное» средство был задан вопрос и на конференции. В ответ: «Увы, ах, но… Нужны дополнительные исследования».
«На сайте «Здоровье Евразии» поспешное сообщение не могло бы появиться, — так мне ответили его информационные консультанты. — Прислать свой доклад для размещения в принципе может любой. Но сайт, а формируется он в Вашингтоне, обязательно просматривают специалисты. Тут — только доказательная медицина».
Трудный случай, сомневаешься в результате лечения? Заходишь в инфосеть «Здоровье Евразии» и формулируешь запрос. Называется он — телеконсультация, отвечают на него десятки специалистов. На каком языке? На каком спросишь. Основной язык — русский, но сердце инфосети — библиотека — многоязычна. Главное ее богатство — хранилище стандартов клинической практики, оно доступно и медикам, и пациентам. Не по нашему, но так — «по-ихнему». И пациент имеет право на инициативу. Одним словом, демократия.
Наталия Шулепина.
Ташкент-Вашингтон-Ташкент.

Зачем нам партнерство на ниве здоровья

«Отслеживай качество!»
На конференции десятилетия реформ его отследили аналитики Американского международного союза здравоохранения. Если коротко, то надежды на реформы не оправдались, хотя изменения произошли. Есть плюсы, но минусов не счесть. Тогда зачем были нужны? «Система здравоохранения, известная на Западе как система Семашко, десятилетиями оздоравливала советских и несоветских людей, являясь образцом и в странах Восточной Европы», — оценили специалисты. Пусть бы и дальше!
Но в громадном зале с президиумом из руководителей АМСЗ, Всемирной организации здравоохранения, ЮСАИД и почетных гостей посыпались доказательства ее несостоятельности. И тут по старой доброй привычке, когда «не будем о грустном», захотелось отключиться от доклада.
Красивый город Вашингтон, столько цветов, люди приветливые, подумалось автору этих строк. Но много «повернутых» на здоровье. Число бегающих в любое время дня с полным пренебрежением к общественному мнению вызывает изумление, утром ни свет ни заря в бассейне под окном отеля собираются на водную аэробику и худые, и толстые, и тоже с полным пренебрежением, пусть вода выплескивается. Через дорогу в подвале — тренажерный зал, в котором круглые сутки публика закаляет мускулы и сердца. И таких подвалов масса. На каждом шагу — велосипедные стоянки, машин же сравнительно немного — плата за парковку очень высока, и живущие за городом оставляют их на подъезде к метро. Наверное, такой порядок ввели специально, чтобы воздух был чист и выхлопные газы не досаждали бегунам, пловцам, велосипедистам, пешеходам. Ну очень озабочены профилактикой…
«У вас мало внимания профилактике, и это одна из причин, почему не меняется главный показатель качества здоровья — продолжительность жизни», — отметил с трибуны аналитик. Интересная мысль. Послушаем. «Укрепляя здоровье сегодня, мы сокращаем завтрашние расходы на здравоохранение. Вы привыкли к бесплатной медицине, никто не хочет от нее отказываться и сокращать будущие расходы. Вы не готовы подсчитать суммы на лечение последствий курения или алкоголизма». Абсолютно верно, мы испорчены бесплатным. Между тем в период горбачевской антиалкогольной кампании статистика зафиксировала рост продолжительности жизни по всему Союзу, ведь число смертей сократилось без пьяного травматизма и драк. Но та профилактика была насильственной.
«Вы привыкли, что ваши страны лидируют по больничным койкам. Но койка — всего лишь мебель. Социализм оставил в наследство слабую и безнадежно устаревшую систему здравоохранения. Ее приметы: огромные стационары, не обеспеченные лекарственными средствами и оборудованием и заполненные больными, которые могли выздороветь и без лечения в стационаре, и теми, кому все равно нельзя помочь; врачи, чья низкая квалификация компенсировалась многочисленностью; поликлиники, способные лишь выдавать больничные листы и направления в стационары».
Справедливости ради аналитики отметили достоинства. В короткий срок после революции 1917-го система победила тиф и другие инфекционные заболевания, подрывавшие авторитет новой власти. Право на бесплатное медицинское обслуживание было включено в Конституцию. В стационары и поликлиники централизованно вкладывались огромные финансы. К сожалению, существенных сдвигов начиная с семидесятых годов в здоровье населения не происходило. К девяностым разрыв в продолжительности жизни по сравнению с Западом увеличился в среднем до шести с половиной лет.
«Мало иметь койки, стационары и много врачей. Методы лечения должны быть научно обоснованны, выполняться квалифицированным медперсоналом при контроле над результатами лечения. Если лечить всех бесплатно, такое невозможно». Почему?
Сторонников бесплатного медицинского обслуживания в зале среди приехавших из стран СНГ и новой Европы хватало. Но еще больше оказалось тех, кто давно уже применяет к медицине и здравоохранению крылатое выражение про бесплатный сыр в мышеловке. «Качественно бесплатно не бывает». Дебаты среди тех и других разворачивались в перерыве: «Но у нас и так уже платная медицина. Все платят «из-под полы». «Такая плата вообще ведет к развалу здравоохранения. Качество лечения пациент не проверит, при этом многие вообще не смогут стать пациентами из-за бедности».
Наши аргументы
Утверждалось, что слабое здравоохранение подорвет в новых независимых государствах веру в преобразования. При этом выявлялись причины неудач в этой сфере в новой Европе, на постсоветском пространстве, в Центральной Азии и конкретно по странам.
И все же мы предполагали, что при анализе минусов и плюсов услышим в свой адрес и комплименты. Во всяком случае у каждого узбекистанца, а участвовало в вашингтонских встречах около десяти земляков, было чувство гордости в связи с недавно принятым в Ташкенте постановлением правительства «О мерах по реализации приоритетных направлений повышения медицинской культуры в семье, укрепления здоровья женщин, рождения и воспитания здорового поколения».
По этому профилю предусмотрено строительство до 2005 года 1036 сельских врачебных пунктов, предусмотрено усовершенствовать систему подготовки и переподготовки медицинских кадров, реорганизовать гематологическую службу… На реализацию программы предусмотрено привлечь 96 миллиардов сумов и 122 миллиона долларов США, в том числе сорок процентов за счет госбюджета. Деньги большие, и потому Минздраву и Минфину поручено установить жесткий контроль за целевым и эффективным использованием средств, а еще принято решение об образовании межведомственных рабочих групп по контролю за реализацией разделов программы.
Мысленно ваш корреспондент начал дискуссию с аналитиками аккурат с началом обзора реформ. «Вы говорите об оказании высококвалифицированной первичной медицинской помощи? Для этого у нас будут сельские врачебные пункты. Говорите о подготовке и переподготовке кадров? Программа это предусмотрела и закуп оборудования тоже. Вы — о качестве медобслуживания? Наверняка оно в Узбекистане вырастет, ведь для контроля создаются специальные рабочие группы. Профилактика? И она учтена: предусмотрена «системная разъяснительная и воспитательная работа среди населения, особенно среди молодежи».
Единственное, что снижало накал мысленной полемики, так это припомнившийся рассказ американской коллеги-журналистки, как она, делая сюжет для радио об американской реформе здравоохранения, съездила по прошествии многих лет в родной Огайо. В пору детства врач приходил к ней домой, теперь по домам не ходит. Работает тут сириец из Дамаска, потому что свои доктора в «дыре» сидеть не хотят. По мнению коллеги, усилия правительства США отзываются на периферии не всегда адекватно. Но там государство вкладывает ежегодно в общественное здравоохранение в десятки и сотни раз больше средств на человека, чем в постсоветских республиках.
По правде говоря, мне всегда казалось, что американцам совершенствовать нечего, ведь есть рынок, который все регулирует. Так и регулирует: когда на периферии низкие заработки, хорошие врачи там не держатся. Эта перспектива не может нравиться. Она и Американскому международному союзу здравоохранения, отслеживающему ход реформ, не нравится.
Какие есть рычаги?
Рынок рынком, утверждалось на его саммите, а основную ответственность за работу систем здравоохранения несут правительства, будь то в Штатах, Европе или Центральной Азии.
Подправляется ситуация даже в тех регионах, где государства не разваливались, ведь медицина за последние полвека преобразилась до неузнаваемости — стали иными как болезни, так и методы их диагностики и лечения. Ликвидированы многие распространенные прежде болезни, особенно детские инфекции, зато на первый план выходят хронические заболевания. В Штатах громадные бюджетные средства выделяются на научные исследования и развитие доказательной медицины. Но в значительной степени здесь и в старой Европе стимулируют качество лечения медицинские страховые компании.
С плохой больницей ни одна иметь дела не будет, иначе разорится на выплате страховок. Для больницы договор с любой страховой компанией — дополнительный источник дохода. В общем, есть стимул без громких слов беспрестанно бороться за качество.
К системе обязательного медицинского страхования и децентрализованного финансирования здравоохранения США шли лет полтораста. И при этом на сегодняшний день сорок миллионов американцев, и не самых бедных, не имеют медицинской страховки. Эта информация к тому, что процесс и у богатых не прост. У бедных стран, а в таком положении сейчас все страны СНГ, тем паче.
Узбекистан не предпринимал шагов к созданию обязательного медицинского страхования, и, вероятно, был прав. У наших соседей в Казахстане и Кыргызстане с медицинским страхованием получился полный провал. В Казахстане, к примеру, страховые компании собирали деньги с граждан и тут же испарялись. В Кыргызстане по этой причине решили ввести сооплату лечения. Пришел в больницу за медуслугой — плати в кассу. Денежные рычаги — а под ними следует понимать и страховку, и сооплату, и плату «из-под полы» — наверное, многих вынудят думать о профилактике своего здоровья. Может быть, перестанем курить, может быть, начнем бегать и повысим свое качество жизни. Но автоматически качество лечения не повысит ни сооплата, ни выделение бюджетных и внебюджетных средств на оборудование и подготовку медицинских кадров, ни создание государством специальных рабочих групп для контроля качества, качество контроля которых тоже придется проверять…
А что повысит? В Вашингтоне медики, ученые, управленцы из трех десятков стран не только грустили о том, что не удалось в ходе реформ, но и с жаждой воспринимали чужой позитивный опыт. А им делились не только в кулуарах. Сообщения об успехах были приоритетными в повестке дня. И о них — в следующей публикации.
Наталия Шулепина.
Ташкент-Вашингтон-Ташкент.

Зачем нам партнерство на ниве здоровья или От Вашингтона до Ташкента и далее

Десятилетию реформ здравоохранения в странах Центральной и Восточной Европы и Евразии, десятилетию Американского международного союза здравоохранения и его партнерству с новыми независимыми государствами были посвящены конференции, состоявшиеся в Вашингтоне. Корреспондент «ПВ» по приглашению организаторов принял в них участие.
Итак, США, семьсот участников конференций из более чем трех десятков стран, пик лета, чужая столица, много вопросов и много ответов.
В шесть утра рядом с пандой
Острее всего из ощущений «оттуда» — экстраординарная влажная жара и очень разнообразное общение. В Штатах мы провели семь дней, из них пять с хвостиком — в рамках жесткой программы. Стремясь объять необъятное, максимально увидеть и услышать, мы, прибыв за полтора дня до конференции, интенсивно изучали чужую столицу и практически безостановочно обменивались информацией: «Вы откуда? Что нового в вашем здравоохранении? В чем суть партнерства? Какие результаты?»
В шесть утра в выходной по дороге в Вудли-парк я брала первое интервью по реформе здравоохранения и партнерству. Надо заметить, что «ненормальных», в шесть утра едущих или идущих сюда, и среди местных хватает. Как мы потом поняли, они ценят время до жары. В десять открывается доступ в помещения к слонам и обезьянам. Многих других животных можно смотреть когда угодно, так как ворот и входных билетов нет. Рекомендуется посещение в светлое время, наверное, по той же причине, что нет заборов. Скажем, натянутый трос отгораживает посетителей от барса: случайно не перепутай, где быть тебе, а где ему. Он — среди лужаек, зарослей, ручьев и прудов. Мы — где-то между пандой и пумой, слонами и жирафами, очень похоже одетых толп взрослых и детей в футболках, шортах и кроссовках.
Но ближе к делу. О нем можно говорить где угодно, и мы говорим об астме. Это профиль, по которому специализируется моя спутница из Сарова. Для начала объясняет, что ее город больше известен как Арзамас-16. Как там с партнерством? После того как рассекретили, нормально. Саров и американский Лос-Аламос, где аналогичный ядерный центр, стали побратимами. А Американский международный союз здравоохранения (АМСЗ) инициировал сотрудничество между родственными медцентрами.
Признаюсь, что слышу о партнерстве по этой линии едва ли не в первый раз. Есть отрывочные сведения о партнерских проектах, в которых участвовал Узбекистан. Начинал их в 1992 году второй ТашМИ, при нем в рамках партнерства с Иллинойским университетом создан женский центр здоровья. А в этом году завершен узбекско-американский проект по созданию центров неотложной медицинской помощи в Ташкенте и Фергане. Вот, пожалуй, и все. С чего все начинается?
Когда в Саров приехали доктора из Лос-Аламоса и предложили выбрать ключевые проблемы для исследований, астма оказалась приоритетной. В 1999-м американская сторона предоставила приборы и препараты. Задачей саровских врачей было с их помощью научить астматиков предвидеть и предотвращать приступы удушья. Научили своих, а заодно и американских. В Лос-Аламосе не могли набрать статданные, а тут сохраняется система обязательных посещений врача ради рецептов. Те, кто согласился поучаствовать в эксперименте, получили бесплатно препараты и приборы — маркеры астмы, регистрирующие скорость выдоха. Чем она меньше, тем уже бронхи, тем ближе приступ. Графики взрослой и детской групп, накопленные за время эксперимента длиной в два года, стали основой для рекомендаций. «Это и есть доказательная медицина, активно пропагандируемая на Западе с семидесятых годов. Данные наших исследований размещены в Интернете, а выпуск маркеров астмы налажен и в России».
Так на дорожках Вудли-парка для нас, читатель, прозвучала не только первая информация АМСЗ об опыте партнерства, но и о здравоохранительной роли Интернета, и доказательной медицине, которые, если не заменяют реформы в здравоохранении, то уж во всяком случае — их платформа.

Поделимся
Еще об одном примере сотрудничества до начала конференции удалось услышать где-то в районе Белого дома. В принципе все приехавшие на конференцию в Вашингтон врачи, журналисты, представители неправительственных организаций и местных органов власти — ходили, вооруженные картами, по одним маршрутам. Вот Белый дом, вон — Капитолий, Молл «Националь» — вишнево-вязовый проспект с множеством музеев, самый посещаемый из которых — музей авиации и космоса. Громадная очередь в этот музей подрывает наши представления о том, что американцы узко запрограммированы и мало чем интересуются. В очереди на ступеньках к нему обсуждаем с волгоградцами, зачем в нас годами это вдалбливалось: «Может, чтобы своей ограниченности не замечали?»
Далее прикидываем: «А как теперь?» Врачи, хоть страны разные, по-прежнему узкой специализации. В Штатах и на Западе, намного опережающих бывшие союзные республики по продолжительности жизни, они многопрофильны. Вся первичная медицинская помощь оказывается семейными врачами. Реформы в здравоохранении, идущие в СНГ, предполагали рост квалификации врачей, соответственно и лучшую подготовку в вузах.
Один из собеседников — проректор Волгоградской медицинской академии — говорит, что в его академии сейчас преподают девяносто докторов медицин-
ских наук. Говорит и о том, что нынешней весной получено предложение о сотрудничестве из Андижанского мединститута. Здесь докторов наук меньше, но предложение о сотрудничестве и взаимообмене студентами принято. Почему? Да чтобы от этой самой узости избавиться. Последипломное образование и практика студентов в Узбекистане и России, чтение лекций волго-
градскими профессорами и участие их в операциях в андижанских клиниках, публикация научных работ в «Вестнике Волго-
градской медицинской академии» — таковы пункты рамочного соглашения.
По той же причине принято и предложение о партнерстве с американским университетом. «Хотим тиражировать его технологии по лечению туберкулеза, токсикологии, семейной медицине. По семейной медицине, кстати, мы создали кафедру, будет интересно андижанцам — поделимся…»
«Поделимся». Эту готовность поделиться в Вашингтоне выражали все участники партнерства. На конференции позитивные опыты докладывались с трибун пленарных и секционных заседаний, а часто в коридорах, плавательном бассейне или за обеденным столом. Журналисты такому самоотверженному самоотрицанию удивлялись: «Все разглашают, не конкуренты что ли?». Обмениваясь мнениями, про себя масс-медиа выяснили, что, хотя о реформах в здравоохранении наслышаны, но никак не о партнерстве. Между тем оно уникально именно своей открытостью и доступностью. То, что удалось в Сарове в рамках партнерства, годится не только в Лос-Аламосе, но и в Ташкенте, Фергане, везде, где есть астматики. То же касается и опыта по семейной медицине волгоградцев.
Образцов партнерства за десять лет АМСЗ накоплено около сотни. Другое дело, что о них общественность мало знает. Наконец, в этой подвижнической организации, созданной по инициативе Американского агентства по развитию, поняли, что к партнерству надо шире привлекать журналистов: «Узнают и расскажут». А пресс-конференция, в прохладу которой представители СМИ нырнули с пылу-с жару вашингтонских улиц за пару часов до юбилея, подарила встречу с англоязычными коллегами, которые делились тем, как они узнают и как рассказывают.

Что могут СМИ?
Мы только подумали: «Не учите ученого!», а коллеги уже догадались и пошутили, что в странах СНГ, да и во всех новых независимых государствах еще предстоит в полной мере ощутить, что такое частный бизнес в медицине. Сейчас стремимся проинтервьюировать официальных лиц, а в Штатах главное — добыть достоверную информацию. Это не одно и то же. За большинство услуг население платит врачам частной практики, а не государственной больнице. Треть валового продукта страны тратится на здравоохранение, но постоянно возникает вопрос «как тратятся?» и «если тратить больше, как это повлияет на самочувствие людей?»
Многие фармацевтические компании содержат пресс-службы, проталкивающие на рынок свои лекарства и исследования. Их коммерческие новости — по большей части вранье. Создают их профессионалы, занимающиеся паблик рилейшнз, а объективные данные добывают журналисты. Хотя и те, и другие пишут, но профессии эти разные, и их представителей тут не смешивают. У одних больше денег, у других — авторитета. Журналистика сейчас в Штатах в лучшем положении, чем когда-либо, уважаемая профессия. Бывают ли у репортеров ошибки? Бывают, но нетерпимо к ним относятся, изгоняя из профессии, в тех случаях, когда врут сознательно.
Вот так конспективно коллеги обрисовали положение дел в американских масс-медиа, заставив задуматься: если реформы в здравоохранении будут успешны в наших странах, установится та же модель?
Пока они малоуспешны. И в этом ключе прозвучали призывы к журналистам со стороны специалистов: «Не надо впадать в истерику, если закрываются больницы, они часто не эффективны… Полное покрытие затрат на здравоохранение — это недостижимая мечта как на Востоке, так и на Западе… Политики не просчитывают на много лет вперед, будущее — не их приоритет. Средства массовой информации могут и должны давить на политиков, а еще — делать акценты на санитарное просвещение, загрязнение окружающей среды как на причины плохого здоровья». Чем еще озадачили специалисты, рассчитывающие на помощь СМИ в проведении реформ в здравоохранении, так это предложением отслеживать качество услуг: «Известна косность многих врачей. Журналисты должны бросать им вызов, мол, не все знаете!»
Первая реакция — «обидно за медиков», вторая — «а ведь точно, скольких залечивают», третья — «не хлопай ушами, отслеживай качество».
Наталия Шулепина.
Вашингтон — Ташкент — Вашингтон.