хотя законодательство вроде бы на ее стороне
Природоохранных законов в Узбекистане принято порядка тридцати и около полусотни действует в стране подзаконных актов. Но нередко они не исполняются, а порой, как в песне: если один говорит из них «да», «нет» говорит другой.
Кунградский содовый
Досье на этот завод журналисты собирали поневоле. Сперва в редакцию «ПВ» пришел давний автор и он же эксперт, привлекаемый Государственной экологической экспертизой. Эксперт утверждал, что стоки строящегося Кунградского содового завода по проекту харьковских проектировщиков будут направляться для вечного хранения в шламонакопители. Но это нонсенс: в безводном краю — огромные емкости с водой, которая из-за аммиака, извести и ряда других ингредиентов не доступна для людей. Предлагался вариант утилизации. В порядке полемики газета статью опубликовала, а в ответ поступили разъяснения из Харькова, которые мало что разъяснили. Почему завод почти в стадии готовности, а вопрос о шламонакопителях — в стадии обсуждения?
На тот момент мы уже писали про «Катекс», недавно построенный в Каракалпакстане без очистных сооружений. От безысходности текстильщики этого предприятия по временной схеме и по временному разрешению экологов проложили трехкилометровую трубу на рельеф местности, туда и направили стоки красильного производства — получай, родная земля. Может, из-за того, что Каракалпакстан далеко от Ташкента, строят непутево? За разъяснениями мы пришли в госэкспертизу.
Про Кунградский содовый нам сказали следующее: есть у экспертов к нему претензии, проектировщики по закону должны их учесть, но в настоящее время работы на стройке свернуты.
Вашему корреспонденту подворачивается командировка в Нукус, а там и до Кунграда недалеко, а от него еще сорок километров, и вот он — содовый завод. Вместе с начальником мехколонны едем на тот самый рельеф, что подготовлен для сброса отходов и стоков. «Что записано в проекте, то и сделали». «А замечания экспертов?» «Про них ничего не знаем». Эта картинка у меня и сейчас перед глазами: огромные просторы, горячий песок, в естественной впадине — кажущаяся бескрайней выемка под отходы, синеющее на горизонте плато Устюрт. А рядом — построенные и замороженные ярко выкрашенные заводские корпуса. Пора монтировать оборудование, а на стройке — пусто.
Проходит год, снова отправляюсь в госэкспертизу. Признаюсь, что слышала о возобновлении работ на Кунградском содовом и что теперь завод станет выпускать не каустическую соду, как планировалось, а переключится целиком на кальцинированную. «Есть оценка воздействия на окружающую среду переделываемого объекта?»
Выясняется, что проект ЗВОС (Заявления о воздействии на окружающую среду) проектировщики, теперь уже отечественные, как положено по закону представили. К сожалению, в нем нет принципиального решения, что делать с огромными объемами загрязненной воды. Но есть инвестор и следует быстрее шевелиться. Пришлось одобрить проект, что позволило открыть финансирование, скажем, для закупки оборудования. Но строительные работы — по Закону «Об экологической экспертизе» — можно начать только после представления проектировщиками самого Заявления о воздействии на окружающую среду с выполнением требований экологов по утилизации стоков. Заявление не поступало, экспертизы не проходило. А стройплощадка, что муравейник.
Наверное, Закон «Об экологической экспертизе», если оценивать природоохранное законодательство в целом, — самый трудновыполнимый. Экономика на него напирает напрямую, а в обход — другие законы и подзаконные акты, вроде «перечня видов деятельности, по которым проводится государственная экологическая экспертиза». Напомним — это приложение к правительственному постановлению «Об утверждении Положения о государственной экологической экспертизе Республики Узбекистан» от 31 декабря 2001 года. Первый крупный объект, построенный вне перечня, — Чарвакский канализационный коллектор.
Приезжайте на Чарвак
В этих благословенных местах ни о чем неприличном думать не хочется, тем более — о канализационных стоках. Было время и не очень давнее, когда их из прибрежных пионерских лагерей спускали по недосмотру прямо в чашу Чарвака. Но затем проблема была осмыслена, и в начале восьмидесятых подготовлен проект коллектора. Однако по ряду причин его отложили и развитие зоны отдыха приостановили.
Здесь удивительные пейзажи. Вечные горы, переменчивая вода, то сумрачное, то ясное небо, прозрачный воздух, они заманчивы не только для отечественного, но и международного туризма. В 2001 году на самом высоком уровне принимается решение по Чимган-Чарвакской зоне отдыха. Ей быть! Начинают строительство пансионатов крупные промпредприятия, а параллельно развинчивается штопор с коллектором. Благо, проект, хоть и старый, но имеется. Его освежают — и за дело.
Все мы люди и все мы человеки, никто не откажется побродить в окрестностях Чарвакского водохранилища, полюбоваться природой. У воды не хочется думать про аварии. Но если проект Чарвакского канализационного коллектора не прошел экспертизы, какие гарантии?..
Все его огрехи видны только теперь, когда стометровый вантовый мост перекинулся через сай, когда нитка коллектора пробежала по склону. По нормам, она не может пролегать ближе чем на сто метров от уреза воды, но есть участки, где куда ближе. Должна быть и вторая нитка, незаменимая при ремонтах. Обязательны насосная станция, резервуар, способный перехватывать стоки хотя бы в течение суток — и их надо строить. Стоки чарвакской зоны придут на очистные сооружения города Чирчика — и их надо расширять едва ли не вдвое.
Экологи, присутствуя при приемке объекта, высказали свои требования. Но, по пословице, обещанного три года ждут.
По жизни ждут и гораздо дольше, как на Алмалыкском горнометаллургическом комбинате. На его медеплавильном заводе с 1986 года строится печь кислородно-факельной плавки. Она позволит утилизировать сто тысяч тонн газов. Пока они ходят, плохо рассеиваясь, по замкнутой Ахангаранской долине: до полудня — вниз, после полудня — вверх. При том финансировании, что сейчас, на достройку надо больше десятка лет, утверждают специалисты Ташкентского областного комитета по охране природы. АГМК — в зоне их ответственности, так же, как и Чарвакский коллектор. Оба несут угрозу окружающей среде. Оба подлежат мониторингу.
Почему не «мониторим»
Иностранное слово «мониторинг» давно у всех на слуху и означает «наблюдение». До августа 2001 года ему подлежали в столичной области около двух тысяч предприятий. Экологи располагали информацией, где расположены, что выпускают, какие от них исходят риски. О двенадцати тысячах предприятий малого и среднего бизнеса, зарегистрированных в области после августа 2001 года, данных нет. Депутаты комитета по охране природы Олий Мажлиса, предложив экологам области отчитаться о проделанной ими работе, были этим немало удивлены: «Вы не выполняете Закон «Об охране природы» и «Положение о Госкомприроде».
В соответствии с этими законодательными актами экологи обязаны согласовывать материалы выбора места и отвода земель под все виды хозяйственной деятельности. Однако где расположены эти двенадцать тысяч новых предприятий, какими видами деятельности заняты, какие природные ресурсы используют, какие проекты реализуют — природоохранным службам неизвестно.
Принято считать: чем новее закон или подзаконный акт, тем главнее. Постановление «О регистрации предприятий малого и среднего бизнеса» — 2001 года. Им экологи от регистрации отлучены. Прийти на предприятие и выяснить, несут ли угрозу новые предприятия окружающей среде, имеют право по Закону «Об охране природы» (1992 год), но не имеют его по Закону «О государственном контроле деятельности хозяйствующих субъектов» (1998 год) и более поздним поправкам к нему.
Запомнилось на заседании парламентского комитета эмоциональное выступление одного из специалистов, заявившего о «войне законов». Его не все поддержали, мол, недипломатично, мы же — в Олий Мажлисе. А он говорил о столице. «В четвертом квартале мы планировали проверку особо значимых промышленных предприятий. Координационный совет вычеркнул четырнадцать предприятий, в том числе и авиаремонтный завод. А здесь и гальваника, и другие вредные производства! Вместо заводов нам вписали для проверки общепит, аптеку, профсоюз…»
За год до того в Ташкенте несколько дней стоки из очистных сооружений сбрасывались в один из каналов. Реалии таковы: на этот объект можно прийти раз в год, если его включит в число комплексных проверок хозяйственной деятельности Координационный совет. Если предприятие платит исправно налоги и другие платежи, не допуская видимых нарушений, то оно на два года вне подозрений. Как чирчикский Электрохимпром. Два года за его выбросами и сбросами экологам позволяется наблюдать только из-за забора. Берут пробы в «хвостах». Если сто миллионов кубов загрязненных стоков сбрасываются в Чирчик, то 99 — его. Надо обязательно регулярно бывать на заводе, смотреть оборудование, чтобы не регистрировать запредельную ситуацию, а предотвращать ее. Свои замеры выполняет заводская лаборатория. Однако необходимы и вневедомственные замеры. Можно и без них. Но тогда нечего рассчитывать на здоровую окружающую среду.
Наверное, говорить так в Олий Мажлисе и в самом деле недипломатично. Но, с другой стороны, законы и подзаконные акты не должны друг другу противоречить. Должны быть продуманы до мелочей. А то приняли депутаты Закон «О лесе», но не записали в нем, что выпас скота в лесу запрещен. И за несколько лет поел скот в лесах пять эндемических видов смородины.
В случае с проверками и мониторингом вообще сплошные вопросы. Вот что сказано в Законе «О проверках деятельности хозяйствующих субъектов» о его цели: «Настоящий Закон регулирует отношения, связанные с осуществлением государственного контроля деятельности хозяйствующих субъектов». Между тем, «экологический контроль имеет своей задачей (еще раз цитируем Закон «Об охране природы»): наблюдение за состоянием окружающей природной среды и ее изменениями под влиянием хозяйственной и иной деятельности».
Вроде бы законы о разном: один о контроле за хоздеятельностью, другой — об экологическом контроле за состоянием природной среды. Но как все смешалось. В апреле этого года Кабинет Министров для ясности принял Положение о государственном мониторинге. До нового года должна быть разработана Программа мониторинга окружающей среды Республики Узбекистан. Есть надежда, что в ней не будет перечня с указанием «остальные мониторингу не подлежат».
Рычаги… для печи
Порядка 26 миллиардов сумов стоит строительство кислородно-факельной печи в Алмалыке. Затрачено больше половины этой суммы, но надо еще много миллиардов.
Где брать деньги на природоохранные нужды? Из прибыли — один источник. И это дело сугубо добровольное. Но стимулировать призваны другие платежи — за пользование природными ресурсами, загрязнение окружающей природной среды, размещение отходов, других видов вредного воздействия, а также лимитов на использование природных ресурсов. Предполагалось, что эти платежи станут «экономическими рычагами». Но эта система пока несовершенна.
Начали ее создавать в Узбекистане с введения платежей за сверхнормативное загрязнение. Так было в девяностые годы: экологи проводили мониторинг, деньги поступали в местный и республиканский фонды охраны природы, а затем направлялись на первоочердные природоохранные нужды.
Хотели, было, сделать шаг вперед в декабре 2000 года. Тогда в своем постановлении правительство (по Закону «Об охране природы» установление порядка платы находится в его компетенции) определило новый порядок: взимать платежи за любое загрязнение и размещение отходов. Распределение их в пропорции: 20 процентов — в фонды охраны природы, и 80 процентов — в бюджет. Наверное, мы до этого еще не доросли. Во-первых, не смогли обойтись без исключений, иначе бы пришлось остановить Водоканал, метрополитен и много других объектов. А во-вторых, поскольку в связке «налоговики-экологи» главнее оказались налоговые органы, то платежи до фондов охраны природы часто не доходили. Идут судебные процессы, денег нет, рычаги не стимулируют…
Сейчас в стадии разработки находится новый порядок взимания платежей. Цель: ужесточить пресс за сверхнормативное загрязнение окружающей среды и пока отказаться от взимания платы за нормативное. А деньги, ожидается, снова будут концентрироваться в местных и республиканском фондах охраны природы. Кстати, его же пополняют и — согласно Административному кодексу — будут пополнять штрафы, взимаемые с нерадивых администраторов и даже банкиров.
Предполагалось, что это тоже станет своего рода «экономическим рычагом», мол, не нарушай. Банкир, к примеру, не должен нарушать уже многократно упоминаемый закон об экспертизе в той его части, где говорится: «Заключение государственной экологической экспертизы обязательно для исполнения юридическими и физическими лицами при финансировании и реализации объекта государственной экологической экспертизы. Запрещается финансирование проектов банковскими и иными кредитными организациями, а также их реализация без положительного заключения государственной экологической экспертизы».
Теперь к банкам санкции предъявить невозможно. Что они финансируют, с экспертизой или без? Как о достижении экологи Ташкентского областного комитета, отчитываясь в Олий Мажлисе о своей деятельности, рассказали о факте, когда оштрафовали двух председателей банков. Вышли на них случайно, в ходе проверки предприятий, которую инициировала служба национальной безопасности. Помимо прочих выявленных грехов, частные предприниматели строили без экологической экспертизы, а банки финансировали. Банкиры оштрафованы в соответствии с Административным кодексом в размере до десяти минимальных зарплат.
Вообще-то сумма удивляет. Никакой это не рычаг ни для банкира, ни для руководителя производства.
Быль об огарках
Мне довелось познакомиться с постановлением Ташкентской областной прокураторы о возбуждении производства об административной ответственности директора «Заргарлик заводи», как теперь называется бывший завод «Алмаз», и директора НПО «Фонон». В чем виноваты? Вообще-то история эта давняя и ее первую часть можно полностью списать на советское время. Во время второй мировой войны в районе Бурчмуллы начались разработки мышьяка и висмута. Тогда, конечно, ни о какой экологии не думали: «Надо фронту, добудем». Мышьяковистые огарки весом примерно в сорок тысяч тонн остались на берегу сая, впадающего в Чарвак.
В начале девяностых экологи их обнаружили и забили тревогу. Нашли правопреемника — ассоциацию «Узалмаззолото», дожали ее, чтобы закрыла отвалы мышьяковистых огарков саркофагом. Хотя много есть претензий к выполненным работам (закрыли не бетоном, а инертным материалом, лотки для сбора воды по контуру отвалов разбиты или разворованы), но, в общем, мышьяк в Чарвак не смывает, наблюдения за этим объектом ведутся. Другое дело — отвалы висмута бывшего Устарасайского рудника. Гора их — прямо в поселке. Тут и люди ходят, и скотина пасется.
В 1997 году бурчмуллинский завод «Алмаз» передается с баланса ассоциации «Узалмаззолото» на баланс НПО «Фонон». Одновременно передаются и лимиты в более чем полмиллиарда сумов для «рекультивации хвостового хозяйства Устарасайского рудника, биологический этап». Но в адресный список, утверждаемый Минмакроэкономстатом на 1998 год, объект не попал. Может быть, там его сочли не очень важным. Далее ни НПО «Фонон», ни «Заргарглик заводи» ни деньгами, ни хвостохранилищем не интересуются.
Весной 2002 года областная прокуратура, рассмотрев заявление Ташкентского областного комитета по охране природы, возбуждает производство об административной ответственности директоров. Штраф до трех минимальных зарплат, предусмотренный ст.70 Кодекса Республики Узбекистан об административной ответственности, не убеждает. Висмутовые огарки — по-прежнему в центре Бурчмуллы.
Меньше всего автору этих строк хотелось бы морализировать, делать какие-то выводы о необходимости изменения законов. Наверное, какие-то из них и в самом деле надо менять. Противоречия в законодательстве, очевидные слабости и недочеты отдельных законов и подзаконных актов, несогласованность их в принципе объяснимы. Ведь до сих пор, хоть и разрабатываются специалистами, утверждаются законы и поправки депутатами, но известно, как это происходит. Приехал депутат на сессию Олий Мажлиса, пролистал ту пачку документов, что вручили, и проголосовал «за» в надежде, что специалисты знают, что пишут. Будет парламент на постоянной основе, будут заинтересованные и компетентные обсуждения законопроектов и подзаконных актов исполнительной власти — станет иначе. Хочется надеяться.
Наталия Шулепина.
