Особую остроту этот вопрос приобрел после распада Союза. Пять республик, ставших независимыми, не имея опыта водной дипломатии, столкнулись с необходимостью делить ограниченные речные ресурсы бассейна Арала. 18 февраля 1992 года в Алматы представители Узбекистана, Казахстана, Кыргызстана, Таджикистана, Туркменистана подписали соглашение, в котором оговорили основные принципы вододеления. Этим же соглашением предусмотрели создание Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии. Именно на нее была возложена задача — делить. И вот позади десять лет. Что удалось, что нет и почему? Наш собеседник — почетный член МКВК, руководитель регионального проекта Глобального экологического фонда Рим ГИНИЯТУЛЛИН.
— Рим Абдулович, вы стояли у истоков Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии. А сейчас, хоть и готовятся юбилейные торжества и приуроченная к ним международная конференция в Алматы, но в адрес МКВК звучит много критики. Заслужила?..
— Я тоже готов покритиковать, но сначала напомню, как она создавалась. Существовали два бассейновых водных объединения, управлявших водой, — БВО Амударья и БВО Сырдарья. Однако с провозглашением суверенитетов водникам стало очевидно, что нужен региональный координатор по использованию воды в бассейне. В сентябре 1991 года в Ташкенте пять руководителей министерств водного хозяйства подписали заявление о принципах, которые лягут в основу деятельности такой организации. Кстати, «Правда Востока» тогда опубликовала это заявление, к нему был большой интерес. К февралю следующего года министры уже подготовили соглашение и подписали его на встрече в Алматы. В 1993 году в Кызылорде этот межгосударственный юридический документ утвердили главы государств.
Предполагалось, что создан действенный инструмент, регулирующий взаимоотношения между странами. По замыслу решения о распределении воды и лимитах на нее странам принимаются на заседаниях межгосударственной комиссии, а бассейновые водные объединения выполняют решения. Что осталось от замыслов? Затворы открываются и затворы закрываются. Значит, плохо ли, хорошо, но система работает.
Ей удалось главное: уберечь страны региона от серьезных конфликтов. Но МКВК пока не смогла стать полноценным инструментом по регулированию воды. Потому и нарекания. К примеру, Амударья и Сырдарья до Аральского моря практически не доходят, а ведь оно признано — наряду с пятью центральноазиатскими государствами — шестым субъектом бассейна, имеющим право на воду. Право продекларировано, но не обепечивается.
— Видимо, у МКВК не хватает авторитета…
— Возможно, действительно не хватает, как и делегированных полномочий. Но другого координатора просто нет. Сейчас участвуют в заседаниях Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии и принимают решения должностные лица второго-третьего уровня власти. А ведь по статусу этой организации ее членами должны быть члены правительств! Так и было поначалу, и их решения воспринимались как обязательные. Но затем в странах начались преобразования в сельском хозяйстве, слияния министерств. Уровень принимающих межгосударственные решения снизился с правительственного до ведомственного.
— Потому так медленно продвигается работа над рядом дополнительных соглашений, касающихся водопользования? К примеру, в протоколах МКВК из раза в раз звучит проблема обмена информацией. А специального соглашения нет.
— Хотя обмен информацией предусмотрен в февральском соглашении 1992 года и ведется, но нужно идти дальше в разработке международного водного права, от общего к частностям.
Сейчас постоянно возникает вопрос о достоверности информации. Для ее сбора нужна техническая база. И это тоже проблема, которая требует решения в каждой из стран бассейна Арала. Скажем, прежде в регионе было три с половиной тысячи точек наблюдения. Сейчас — около восьмисот. Причем большая их часть на территории Узбекистана. Как прогнозировать водность рек, если сведения по плотности снега, его глубине в горах и предгорьях, состоянии ледников предположительны? Со спутников можно определить лишь площадь, а важны детали. То же и по расходу воды в реках.
Отсутствие деталей создает хаос в информационном пространстве. К нему добавляется отход от международного права к национальным законодательствам. При принятии отдельных национальных законодательных актов они расходятся все дальше, едва ли не до приватизации рек и воздушного пространства вместе с облаками. Это ведет к хаосу в управлении водными ресурсами. Складывается ситуация, когда соседним странам не известно, что делается на Каракумском канале или на Токтогульском водохранилище. Одним не хочется знать, поступает ли вода в низовья Казахстана, другим — доходит ли она до Каракалпакстана. Люди не думают, что живут на одной реке, забывают о принципе «не навреди». Это мешает интеграции, обеспечению достоверных данных.
Не надо вольно толковать международное право и подгонять его под суверенные квартиры. Если река трансграничная, то этот факт надо признавать так же, как и историческое право на воду низовий.
— На конференции в Алматы, тема которой «Водные ресурсы Центральной Азии», очевидно, будут говорить и о нестыковках в позициях стран?
— Водники и другие специалисты собираются не для упреков и не для разборок конфликтов. Заявки на участие прислали около четырехсот человек, и более восьмидесяти изъявили желание выступить с докладами. Но их никто не делегирует от имени стран давать оценки и принимать решения. Планируется работа в семи секциях. Цель: оценить, где находимся. А основные направления: вода, прогноз формирования стока, поддержка межгосударственных плотин и гидроузлов, окружающая среда, международное водное право и национальные законодательства…
Наверняка в докладах прозвучат разные позиции. Нам важно услышать друг друга. В конференции примут участие и представители международных организаций, в том числе Всемирного банка, Организации Объединенных Наций.
— Говорят, в мире ослабло внимание к аральскому кризису. Есть точка зрения: зачем бороться за Арал, он все равно приговорен, влияние его на климат — локальное, поэтому ничего страшного не произойдет, если море высохнет. Иностранные эксперты проговаривали и такой тезис: зачем гнать воду в Арал, где она будет бесполезно испаряться, пусть лучше она разбирается выше по течению.
— Утверждающие так забывают, что в низовьях и дельте тоже живут люди и для них река — не коммуникация, а основа бытия.
Президент Узбекистана неоднократно информировал страны-доноры и лидеров международных организаций о планетарности аральской трагедии, о непредсказуемости возможных последствий и подчеркивал необходимость создания постоянного органа при ООН, будь то форум, секретариат или комиссия. Это бы позволило координировать мероприятия и международные проекты в целом по бассейну Аральского моря, вести мониторинг кризиса.
Финансовую помощь региону оказывают Всемирный банк и МВФ, Азиатский и Европейский банки реконструкции и развития. Но, несмотря на их очень положительные намерения, они — финансово-коммерческие структуры, и их инициативы в первую очередь направлены на финансово-коммерческие приоритеты. Ни одна не может стать беспристрастным региональным координатором для всех участников, особенно, если речь идет о море, у которого нет «хозяина». Если бы ООН выступила в такой роли, выросли и эффективность международных проектов, и доверие к ним.
— Многие на международную помощь смотрят с большой надеждой.
— В зоне экологического кризиса проживает свыше пяти миллионов человек! Для них основным, если не единственным, источником жизнеобеспечения остается сельхозпроизводство. Нет воды — нет условий к существованию. А проблема может обостриться. На Амударье есть еще один очень большой субъект, который пока не участвует полноценно в заборе воды — это Афганистан с населением в 25 миллионов человек. Он расположен в верховьях, у него — преимущественный доступ к реке. Надо быть готовыми, что афганцы им воспользуются.
Недавно на Токийской конференции международное сообщество приняло решение о выделении помощи Афганистану в четыре с половиной миллиарда долларов. Часть из них пойдет на развитие ирригационной сети, строительство гидротехнических сооружений. Соответственно вырастет расход воды в верховьях, и ситуация ниже по течению Амударьи может усложниться… Нужна конкретная помощь и в связи с аральским кризисом. Утверждают, что на его решение средств выделялось немало, приводится цифра в 20-30 миллионов долларов. Но 85 процентов денег ушло на конференции по Аралу, оплату проезда и командировочных зарубежных экспертов. Я проанализировал сотни таких конференций. Участвовали в основном одни и те же лица, причем не решающие.
А ведь каждое мероприятие должно оставлять след. Несколько слов о проекте Глобального экологического фонда «Управление водными ресурсами и окружающей среды бассейна Аральского моря». Начат он по инициативе Международного фонда спасения Арала. Участвуют в реализации национальные команды из пяти стран региона, участвует и финансирует Всемирный банк. Что сделано? Построен в Нукусе урологический центр. Обследованы десять плотин, по две в каждой стране, тринадцать гидротехнических постов установлены на международных реках, еще двенадцать в работе. Или взять озеро Судочье в Каракалпакстане. Проектом здесь намечено восстановление водно-болотных угодий — сейчас прокладывается дорога, строится плотина, создаются локальные водоемы.
— Это стыкуется и с решениями Межгосударственной координационной водохозяйственной комиссии?
— Безусловно. Я бываю на заседаниях МКВК и могу заверить, что там собираются высокопрофессиональные люди. Среди нет равнодушных или не знающих, что надо делать. Но решение многих проблем упирается в деньги. Они нужны на поддержание безопасности плотин, строительство гидротехнических сооружений, облицовку каналов, внедрение водосберегающих технологий, очистку дренажных стоков, соблюдение водносолевого режима земель. Специалисты прекрасно знают, что декларациями этими проблемы не сдвинуть. А экономика стран переходного периода не позволяет направлять значительные средства на эти мероприятия.
Что в итоге имеем? Опустынивание и деградация Приаралья углубляются, и в то же время растут нерациональные расходы воды. Безвозвратные коллекторно-дренажные воды, потерянные для реки, направляемые в различные понижения, но только не в Арал, достигают в год двадцати кубокилометров.
А вот о чем говорит статистика. В 1986 году годовой сток в Амударью и Сырдарью составлял 69 кубокилометров, поступление воды в море нулевое. В 1991 году годовой сток составил 97 кубокилометров, в море поступило семь кубокилометров. В 1996-м годовой сток — 104 кубокилометра, поступление воды в море — четыре кубокилометра. В 1999-м годовой сток — 105 кубокилометров, до Арала дошло три кубокилометра. Следующие два года были маловодные, воды в Арале не прибавилось, но набирались те же двадцать кубокилометров высокоминерализованных коллекторно-дренажных вод «на выброс».
— Туркменистан разворачивает строительство коллектора к Золотому озеру, предполагая, что и соленые, загрязненные пестицидами стоки облагородят пустыню. Какова позиция Узбекистана? Очевидно, это тоже тема для дискуссий среди специалистов на встрече в Алматы.
— Думаю, международники ее могут обсуждать, но для водников вопрос не столько, куда направить, а как сократить. Дренажные воды из Хорезма и Ташауза и в советское время гнались в сторону Сарыкамышской впадины. Тогда республики обсуждали, как вернуть не сильно минерализованные три с половиной кубокилометра в Амударью. Но решения, связанного с отводом земли для канала, так и не приняли. Зато было заключено соглашение о строительстве Туркменистаном и Узбекистаном левобережного и правобережного коллекторов, которые бы защищали Аму от дренажных стоков.
Эти коллекторы — очень дорогостоящие объекты. Туркменистан тянет стоки к Золотому озеру, а правобережный узбекский коллектор фактически уже собирает дренажные стоки, которые отводятся в древнее русло Джанадарьи.
Если бы вода грамотно использовалась на полях, не стоял бы вопрос, куда отводить негодную. На мой взгляд, нерациональное использование — сегодня наиболее актуальная проблема в бассейне Аральского моря.
— Ваши прогнозы на перспективу?
— Мы научимся договариваться и должны научиться беречь воду.
Наталия Шулепина.
