Плавных дискуссий на душанбинской региональной встрече «по Орхусу» не было. Но, пожалуй, самая неплавная возникла с приходом гостей: участников параллельно проходившей в Душанбе другой региональной встречи — начальников гидрометов.
Реакция на них показалась неадекватной, несмотря на «адекватное информирование». Одни ловили каждое слово профессионалов высокого ранга о том, что вот наконец пять национальных гидрометов договорились о создании регионального гидрологического центра, и это исключительно важное событие. Другие, не желая слушать про достижение, искали паузы, чтобы вклиниться с обвинениями: «Вы не даете общественности информации! Почему в гидрометах информация платная!?»
Народ за большим овальным столом поеживался: «Давайте по порядку: сперва о гидрологическом центре. Зачем он?»
Да затем, чтобы профессионалам иметь информацию. С распадом Союза страны едва не потеряли наработанные контакты. А ведь туркмены при разработке своих прогнозов не могут обойтись без таджиков, казахи и узбеки — без кыргызов. В 1998 году гидрометы достигли соглашения в рамках совместного проекта Глобального экологического фонда и МФСА о создании на реках региона свыше двух десятков гидрологических постов для обмена данными. Посты создаются, обмен ведется, но региональный гидрологический центр позволит делать это куда эффективней. Он станет действовать как региональный рабочий орган национальных гидрометслужб под эгидой МФСА. Произойдет это после принятия правлением МФСА соответствующего решения. Оборудование для обработки данных готова предоставить Швейцарская миссия. В результате регион будет иметь единый и максимально точный прогноз стока Амударьи и Сырдарьи.
Скрывается ли от общественности информация? Этот вопрос гостей сильно удивил: «Мы открыты для СМИ, а через них для всей общественности». Вся оперативная информация бесплатна. Скажем, Главгидромет Узбекистана распространяет ее ежедневно в несколько сот адресов. Такая же система госзаказа и в казахстанском гидромете. Наверное, можно увеличить тиражи по специальным заказам общественности. Но при скудном бюджетном финансировании гидрометов не из чего выкраивать деньги. «Термометр для измерения температуры воздуха стоит 25 долларов. За десяток лет ни одного не приобрели,- признался руководитель таджикских метеорологов. — Мы установили хозрасчетную цену за архивные сведения, выборка которых требует времени. Но на этом не обогатились — никто не запрашивает».
По Орхусской конвенции «каждая сторона имеет право разрешить своим государственным органам взимать плату за предоставление информации при условии, что эта плата не превышает разумного уровня». Вряд ли цена гидрометов запредельна. Впрочем, энтузиасты из гидрометов и бесплатно на общественность потратят время, если она не на словах, а на деле — заинтересованная. Позже и в кулуарах, и в ходе прений немало говорилось, что надо учиться формулировать запросы, иметь цель и представлять, какое ведомство знает ответ.
Последний вопрос к гидрологам о переброске сибирских рек в Центральную Азию, похоже, попал не по адресу. А скорее всего, ни одно ведомство в регионе не знает ответа, ведь международного проекта по переброске сибирских рек нет. По тем наработкам, что делались в восьмидесятые годы, возможная стоимость оценивается в сорок миллиардов долларов. Долги наших государств в среднем по пять миллиардов, но есть у кого и больше десяти…
В общем, в Международном фонде спасения Арала вопрос о переброске не рассматривался. Если вдруг им займутся, сможет ли общественность повлиять на принятие решения?
Тренинг по варианту «устойчивость»
Общественность может действовать по варианту «устойчивость» и по варианту «рынок». Когда в предгорьях близ Ташкента, точнее, в водоохранной зоне Чирчика, очередной предприниматель решил построить бензозаправку, у экологов возникли проблемы: в водоохранной зоне строить ее нельзя, а местной общественности в лице автомобилистов — удобно. Водоохранные зоны Чирчика недавно законодательно закреплены. Это и стало щитом для их спасения. Но вот пример из конца восьмидесятых. Тогда общественность Янгиюля вроде бы лоббировала решение против «рынка», но и тут оказалось, что против «устойчивости».
А развивались события так. Экологи остановили производство ксилита на Янгиюльском биохимзаводе из-за грязных стоков. Приехал союзный министр. Осмотрев завод, выделил на очистные сооружения немалые средства из союзного бюджета, проект их прошел экологическую экспертизу, и за работу принялись строители и техника. Но местное население вышло на демонстрацию с лозунгом: «Уберите технику или сожжем». Убрали. Теперь нет производства, нет рабочих мест, нет продукции.
В регионе аналогов сколько угодно, да, наверное, и в мире. Можно использовать чужой опыт, чтобы общественность выбрала «устойчивость», например, датский, о котором рассказали коллеги из Казахстана. Прогрессивные датчане разработали систему тренингов по принципам Орхусской конвенции. Опробовали их в Эстонии, Польше и Молдове. А для первого пилотного проекта в нашем регионе выбрали Казахстан. В результате появится «Руководство по организации процесса участия общественности в принятии решений». Но прежде общественность Павлодара, города с серьезными экологическими проблемами, поучаствует в оценке воздействия на окружающую среду нескольких новых объектов.
А начался проект с создания веб-сайта в Министерстве природных ресурсов и окружающей среды, далее — проведена инвентаризация экологической информации во всех государственных агентствах, обладающих ею. И это тоже можно будет найти на веб-сайте министерства, а еще — в библиотеках, областных управлениях охраны окружающей среды.
Читатель, согласись, во все эти нюансы нам неинтересно вникать, но только ведь, если не знать, не влиять, не участвовать, сбудется худший прогноз и для страны, и для региона, и для планеты. Лучше быть с теми, кто знает и активен, например, в отстаивании интересов окружающей среды в суде. Доступ к правосудию — это третий главный орхусский принцип.
«Пришел в суд и…»
Допустим, общественность Туркменистана имеет свою точку зрения по поводу Золотого озера. Пять миллиардов долларов надо, чтобы прокопать канал до солончака. А можно по-другому: закупить мембранные опреснительные установки, и они эффективно очистят стоки с минерализацией до семи граммов на литр, что позволит использовать воду для поливов или направить в Арал. Если общественность заранее не информировалась о проекте, если не привлекалась к экспертизе, да и «устойчивость» страдает, может она обратиться в суд? По конвенции может. Но нет прецедентов.
Один из моих коллег в ходе дискуссии опрометчиво заявил, что и в Узбекистане прецедентов нет, но, как оказалось, есть. Это право не только в конвенции, но и в узбекистанском законодательстве предусмотрено. Помните, как коллега с Украины нам завидовал. Так вот, этой весной нукусский «Союз защиты Амударьи и Арала» подал иск в Высший хозяйственный суд Каракалпакстана к Каракалпакскому управлению коллекторов и Минсельводхозу в связи со сбросом коллекторных вод на территорию заповедника Бадай-Тугай. «Мы понимаем, что у страны сложно с деньгами на строительство обводного коллектора. Решение о нем принималось несколько лет назад, на строительство надо три года. Если молчать, его и через три года не будет, а заповедник погибнет»,- так объяснили свой шаг лидеры этой негосударственной некоммерческой организации.
«Пришли в суд и..?» «Состоялось четыре слушания, после чего суд решил нам в иске отказать. Но мы подали апелляцию»… Бишкекская неправительственная организация подавала в райсуд на своего мэра, но ей отказали на том основании, что не могут судиться два юридических лица. Казахстанская НПО подала в суд Отырау на нефтяную компанию, но та тут же подала встречное исковое заявление, мол, подрываются ее честь и достоинство. И иск НПО суд аннулировал. В общем, нет в регионе успешного доступа к правосудию у общественности. С опытом туговато и никто не хочет судиться. Другое дело в Украине. Эксперт оттуда призывал не бояться идти в суд. К примеру, в 1994 году на момент создания НПО экологической адвокатуры во Львове активность граждан была низкая, теперь в месяц у НПО полсотни обращений за консультацией и столько же текущих дел в суде: «Мы не нажили врагов в органах государственной власти, там ведь знают, что мы можем защищать и их инспекторов. А был случай, когда министерство обороны попросило с ним посудиться, потому что отдел экологии сокращали. Мы выиграли».
Наверное, и в ЦАР общественность этому рано или поздно научится. Но нам проще учиться на близких примерах. И тут бесценен опыт узбекистанской Госкомприроды. Из последних судебных исков — возмещение ущерба окружающей среде Ферганским нефтеперерабатывающим заводом, возмещение ущерба одним из ташкентских товариществ собственников жилья, допустивших вырубку деревьев. Еще одно из последних — по решению суда авиастроители ТАПОиЧ уплатили компенсацию в фонд охраны природы в полтора миллиона сумов за сверхнормативные выбросы и сбросы.
В Узбекистане разрабатывается проект изменений в законодательстве с тем, чтобы отменить административные приостановки производств, введя для этого судебную процедуру. Трудно пока представить, что из этого получится, ведь у всех в сознании слово «суд» ассоциируется с «волокитой». Но у общественности есть и иные методы разрешения конфликтов — внесудебные.
СМИ — власть или подспорье?
Внесудебные — это когда вмешивается совет аксакалов или махалля. На Западе этих структур нет, и там по-другому. В странах бывшего Союза средства массовой информации принято называть «четвертой властью», имея в виду и их возможное влияние на решение экологических вопросов. На Западе — по-другому. Очевидно, поэтому аксакалы и махалли в конвенции не упоминаются вовсе. Что касается региональных СМИ, то об их роли заставила задуматься пресс-конференция, предварившая трехдневные заседания в Душанбе по орхусским принципам.
Местные журналисты активности не проявляли, мало что знают про конвенцию. Запомнился их вопрос про шоколадную воду, что течет из водопроводных кранов Душанбе. Ситуация такая уже лет пять из-за того, что городские водозаборные сооружения заилились и забиты речным мусором. Прибывших издалека смутило, что местные журналисты об этом раньше не спросили. А ведь могли бы за пять лет плешь проесть начальникам, будируя тему в СМИ. Почему пресса — главный добытчик и передатчик новостей — пассивна в поиске и распространении экологической информации? Власть она или не власть? В конвенции про это ничего не сказано. И вообще про нее — ничего, лишь в преамбуле отмечается «важная роль использования средств массовой информации».
Между тем, когда зашла речь о внесудебных методах решения конфликтов, оказалось, что СМИ способны влиять на принятие решений ничуть не хуже, чем общественность. И не потому, что их удалось кому-то «использовать», а потому, что газетчики, радийщики, телевизионщики — часть общества. Из этого ряда — отказ от строительства мусоросжигающего завода в Бишкеке. Из этого же ряда есть примеры и по Узбекистану. Скажем, пресса трижды выступила, когда сотовую антенну водрузили на жилой дом в Ташкенте. Тут была прямая угроза «устойчивости», и в итоге компания антенну демонтировала. Другой пример, когда пресса довела до суда дело о грязных заводских выбросах, из-за которых погибли посевы на полях соседнего хозяйства. Завод заплатил за потраву компенсацию.
Наверное, в принципе создатели конвенции правы, каждый должен заниматься своим делом: экологи и общественность сражаться за природу, а журналисты информировать. Скорее всего, мы еще не доросли до западного уровня, если у нас СМИ рассматриваются как власть, а на Западе, как рупор. Иногда это может быть очень здорово. Пользуясь рупором, расскажу, как общественность в одном из сельских районов Таджикистана победила малярийного комара. Он начал плодиться в рисовых чеках, число заболевших превысило полтысячи, и местные власти запретили выращивать рис. Неправительственная организация собрала команду человек в тридцать, они взялись за отлов в Сырдарье рыбки гамбузии, питающейся личинками малярийного комара. Ведрами носили ее на поля. Комаров теперь нет, а рис есть. Отличный пример того, что может общественность.
Наталия Шулепина.
