Ринат Титеев работает в Государственном академическом театре оперы и балета имени А. Навои свыше 25 лет. Его творческий путь не был усыпан розами. Поначалу Ринат работал артистом хора, потом в группе миманса, помощником режиссера… И только спустя годы певец стал одним из ведущих солистов оперной труппы родного театра, на сцене которого создал немало ярких ролей — это Амонасро в «Аиде», Яго в «Отелло», Ренато в «Бал-маскараде» и Риголетто в одноименной опере Верди, Ибн-Хакима в «Иоланте» и Томский в «Пиковой даме» Чайковского, Эскамильо в «Кармен» Бизе и многие, многие другие. Пожалуй, легче назвать спектакли, в которых певец не занят, их в обширном репертуаре только три.
— Что значит для вас театр?
— Все: и дом, и работа, словом, это моя жизнь. Театром я заболел однажды и на всю жизнь.
Моего консерваторского педагога по вокалу профессора Юрия Александровича Барсова я и сегодня вспоминаю с большим теплом и благодарностью. С годами я осознаю, как много он дал мне за то время, что я провел в его классе.
Когда я пришел в ташкентский оперный театр, мне встретились два великолепных профессионала — дирижер Дильбар Абдурахманова и режиссер Фируддин Сафаров. Они дали мне творческий импульс, научили серьезному отношению к труду.
— Вы считаете, что уже достигли пика своей карьеры?
— Мир музыки, в котором я живу и работаю, настолько богат и велик, что, по-моему, достичь такой вершины немыслимо. Надо просто стремиться к этому, что я и делаю.
— Что вам мешает?
— Лень. Я по природе своей лентяй.
— Зная, сколько вы создали ярких ролей на сцене нашего театра, в это трудно поверить, вас всегда считали трудоголиком…
— Дело, которым я занимаюсь, приносит мне невероятное наслаждение. И я хочу испытывать его еще и еще раз. Профессия же моя требует невероятной самодисциплины. Я не имею права отложить что-то на завтра, так как нужно идти на репетицию. Не имею права опоздать на спектакль, потому что придет публика. И в том, что я трудоголик, есть свой резон.
— У вас есть самая любимая оперная партия?
— Трудно сказать. Каждая из них дорога по-своему. К примеру, всякий раз, когда мне предстоит выйти на сцену в образе Яго, я испытываю приятное волнение от встречи с моим героем, несмотря на его отрицательное начало. Уже первое его появление придает всему действию редкое эмоциональное напряжение. Причем внешне в нем нет ничего отталкивающего. Наоборот, он производит впечатление приятного человека с вкрадчивыми, доверительными интонациями в голосе. Все это — не более чем маска. Яго ведет расчетливую и тонкую игру для достижения своих коварных целей. Исполняя его партию, нужно быть и психологом.
— Бывает ли «привыкание» к той или иной роли? И если да, то как вы от этого освобождаетесь?
— Я люблю импровизировать на сцене, а это освобождает от штампов. На мой взгляд, любая партия в спектакле должна быть в постоянной работе, в движении. Она должна изменяться подобно человеку, который постоянно меняется, а вместе с ним и его отношение к исполняемым вещам. Чтобы спектакль звучал свежо и естественно, чтобы он оставался живым организмом.
— Есть ли роли, о которых вы мечтаете?
— Это партия Воццека в одноименной опере Альбана Берга, она привлекает меня психологической выразительностью, обостренным драматизмом, ноткой глубокого человеческого сострадания к «маленьким» людям. Овладение сложной, далекой от привычных канонов экспрессивной вокальной декламацией Берга обогащает творческую палитру.
— Говорят, музыка помогает познать мир добра и зла и достичь в нем гармонии. Вам это часто удается?
— Во время спектакля для меня важно создание своеобразного музыкального купола, объединяющего и зрителей, и артистов. Потому что в музыке есть та нежность душ, которая заставляет зрительный зал и актеров «светиться». И аплодисменты в конце спектакля — это радость человека, открывшего внутри себя что-то такое, чего он никогда не ощущал.
Интервью вела
Инесса Гульзарова.
Музыковед.
