Сколько слышим мы сегодня ученых мыслей о борьбе с терроризмом. Нас уверяют, что в решении этой проблемы объединяются все силы сообщества. Но почему мир не может справиться с подонками, общим числом в несколько тысяч, объединенных чуть более чем в 50 организаций? Может быть, они лучше понимают друг друга, чем политики? Почему террористов делят на плохих и хороших, копаются в ошибках чужих спецслужб и делают все, чтобы за плотной завесой скрыть собственные? Почему нет единой концепции работы СМИ в борьбе с террором? А журналисты, необученные, как вести работу в подобных условиях, в одних странах доводят вседозволенностью и так накаленное общество до психоза, а в других — маются без информации, и общество само доводит себя до психоза сплетнями и домыслами.
Специалисты пришли к выводу, что терроризм довольно молод — ему всего около 150 лет. Мальчишка, по сравнению с человечеством. Но сопляк кровожадный и безжалостный, использующий все слабости цивилизации. Там, где это возможно, он, готовя свои сатанинские акции и отвлекая мир, вопит о нарушении прав человека, или — о попрании религиозных чувств. И его слушают и слышат. Или делают вид, что слышат, решая свои политические вопросы. А что журналисты? Нашли ли они свое место в системе сил антитеррора? Какова их роль и эффективно ли действуем мы и наши коллеги во всем мире против угрозы номер один? Хочу задать некоторые вопросы, на которые, возможно, ответят те, кто профессионально занимается изучением террора или служит в сфере его противодействия.
Полагаю, если в ходе боевой операции погибли заложники, сколько бы человек ни было спасено, операция не может считаться не только блестящей, но даже успешной. Хотя бы из соображений простой человеческой этики, ответственности за жизни собственных граждан. Никогда не воспринимала определения «исламский терроризм». Бандит — он всюду бандит. Однако специфика поведения у мусульман и европейцев все-таки различная. И в каких-то странах есть специалисты по террору (или «террологи») так называемой «исламской специфики», а в каких-то — нет. В Узбекистане они есть, и блестящие. По-видимому, их потенциал используется, потому что провальных антитеррористических операций в истории спецслужб Узбекистана нет. По-видимому, сказывается и тот факт, что СНБ и МВД нашей республики, в отличие от многих своих собратьев по СНГ, избежали многочисленных ведомственных перестроек и ломок, потерь квалифицированных кадров. Подразделения антитеррора создавали и служат в них настоящие профессионалы.
Сотрудники спецслужб большинства стран мира полагают, что чем больше шуму вокруг своей работы создает такая организация, тем менее она эффективна и профессиональна. Это оправдано, но сегодня налогоплательщики имеют право знать, насколько безопасна их жизнь. Возможно, если бы спецслужбы Узбекистана не молчали о том, что регулярно изымается взрывчатка и оружие, обнаруживаются целые его склады на территории Ферганской долины, Сурхандарьи, задерживались эмиссары Намангани с литературой по взрывному делу, люди были бы бдительнее и с большим пониманием относились к их работе. Думаю, многие вряд ли стали вступать в экстремистские организации, одна из которых сегодня «красуется» в списке террористических. По-другому отнеслись бы и к просчету спецслужб в феврале 1999-го. В кратчайший срок террористы были задержаны и осуждены (в мировой практике единицы дел по терроризму расследованы в такие сроки), но этот факт уже предан забвению, а о взрывах и жертвах в Ташкенте помнит каждый. Журналисты тоже не забудут, что после актов терроризма и возбуждения уголовного дела все информационные каналы по делу были для них перекрыты. Объяснение, разумеется, логичное — идет следствие. Вот закончится, и тогда… Но по окончании следствия к информационному пирогу допустили только избранных.
Президент республики оказался единственным человеком, который откомментировал для журналистов операцию по освобождению заложников, захваченных террористами в рейсовом автобусе в марте того же года. Он сказал, что при попытке задержания преступников погиб сотрудник милиции, а затем, в ходе штурма,- три офицера СНБ. Все трое, первыми штурмовавшие автобус, упав на пол, накрыли собой взорвавшуюся гранату. Ее бросил с задержкой один из террористов-шохидов. Брошенная с задержкой граната взрывается практически сразу. Бронежилеты погибших офицеров были разорваны в клочья. Но люди в автобусе — около сорока человек — остались живы. Эту операцию не назвали ни блестящей, ни удачной, потому что двое заложников погибли в ходе ночной перестрелки с бандитами. Пресса не получила о ходе операции ни единой строчки.
Приблизительно по такому же сценарию развивались взаимоотношения с журналистами и во время событий в Сурхандарье. Доходило до того, что прибывшие из соседних стран телеоператоры снимали сюжеты из окон гостиниц.
Можно говорить о том, что в Узбекистане сложилась устойчивая практика правоохранительной системы в период террористических проявлений — информации попросту не давать. В качестве единственного и то непрямого информационного звена выступает пресс-центр Генеральной прокуратуры республики. Журналисты получают подготовленную им в виде письменного сообщения дозированную и фильтрованную информацию. Безусловно, это позволяет избегать влияния извне, в том числе негативного, на ход антитеррористических операций. Но всегда ли это наилучший вариант? Ведь террор многие исследователи характеризуют, как акцию, нацеленную на общественный резонанс и чем шире последний, тем удачнее результат террористического акта. А сплетен и слухов в тот период было хоть отбавляй. Они сами по себе могли спровоцировать любую, сколько угодно опасную сопутствующую ситуацию. Видимо, Узбекистану всегда помогает мудрость и психологическая устойчивость общества. Но где гарантия, что субъекты террора не будут действовать пропагандистски еще более активно. Ведь в их распоряжении сегодня и мобильные средства связи, и Интернет. Не окажемся ли мы в виноватых, не придется ли оправдываться очередной раз в нарушении прав человека, спасая на самом деле людей от гибели, играя в молчанку, якобы, создавая этим оптимальные условия для работы спецслужб? Кстати, Узбекистан в подобной практике или похожей, не одинок. Так ведут себя спецслужбы многих стран, окутывая плотной завесой секретности проведение и последствия операций, а также их ошибки и просчеты.
Наверное, следует серьезно подумать об этом, к тому же, печальный мировой опыт становится все обширнее для изучения. Самый яркий, пожалуй, недавний московский — лавина информации в течение трех суток. Информации всякой — квалифицированной и не очень. Немного выправляли положение профессиональные комментарии заместителя министра внутренних дел России Васильева (прямые выступления руководителя такого ранга — мощный успокаивающий стимул для населения), но тут же их сводили на нет самые разные рискованные телемнения и телепредположения депутатов и чиновников всех мастей. Российские спецслужбы действительно старались спасти заложников.Но когда видишь после окончания операции застреленных террористок и слышишь комментарий молодого телерепортера о том, что операция блестящая и спецназовцы стреляли сверхточно, начинаешь недоумевать. А как же сотня погибших заложников? На кого работает такая журналистика? Ответ, я думаю, очевиден — на убитых террористов. Они продолжают с помощью подобных молодцов с телекамерами держать общество под прицелом. Не случайно на российских телеэкранах на четвертый день после трагедии появились психологи — общество переживает тяжелое нервное потрясение, и это в немалой степени — результат работы прессы.
Так где же та золотая середина, которая позволит одержать информационную победу над террором? Может быть, стоит вспомнить, как строго дозирован был телепоказ взрывов в Нью-Йорке. Как высокопрофессионально работают с прессой в Пентагоне — при военном ведомстве США аккредитованы более 20 журналистов различных изданий, теле- и радиокомпаний страны. Их офисы прямо в здании Пентагона на первом этаже, они постоянно выезжают в горячие точки и подают материал с профессионализмом не меньшим, чем у сотрудников спецслужб и психологов. Опыт — великое дело в журналистике, тем более, офицеры — всегда рядом. Если нужно, информация дозируется или задерживается. Но она работает. Не случайно у военных в Америке самый высокий рейтинг доверия в обществе, а ведь в мире отношение к их действиям весьма неоднозначно. Пожалуй, ни одна спецслужба не допустила столько известных просчетов, как американская — это не только авиатеррористы в крупнейших городах страны, это и провальная операция в Тегеране их знаменитой «Дельты» в 1980 году. Тогда террористы 444 дня удерживали 53 заложника в здании захваченного американского посольства. Спецназовцы США не сумели провести штурм, и правительство страны вынуждено было израсходовать огромные средства на вызволение попавших в беду сограждан. Но тем не менее, у американцев до сентябрьских событий не было сомнений, что их спецслужба — самая лучшая, и они — в полной безопасности.
Есть и примеры блестящего сотрудничества СМИ и спецслужб непосредственно при проведении боевых операций. Скажем, одна из лучших мировых спецслужб — английская САС, когда в Лондоне в 1980 году было захвачено израильское посольство, при помощи телевидения блестяще провела штурм посольства. Шла «прямая» трансляция из района посольства, которую внимательно смотрели террористы, с… задержкой на 10 минут. Этих 10 минут спецслужбе хватило для штурма посольства и освобождения заложников. Все они были спасены.
Руководитель военного контингента англичан в Боснии генерал Льюис Маккензи говорил, что самыми сильными в его арсенале были средства массовой информации. В установлении мира и уничтожении насилия их влияние преобладало над военными силами. Боевая практика генерала свидетельствовала о том, что иногда достаточно наличия фото- и кинокамеры для изменения ситуации в другом направлении.
Полагаю, сегодня наступил именно тот момент, когда без единой стратегии использования средств массовой информации в борьбе с террором не обойтись. И чем скорее она будет разработана, тем эффективнее мы начнем избавляться от нечисти, которая ведет с нами не только кровавую, но и психологическую и информационную войну. Узбекистан, имеющий высокопрофессиональных специалистов и ученых по антитеррору, мог бы, я думаю, быть весьма полезным в этом мировому сообществу. И, в первую очередь, конечно, своей собственной стране.
Наталья Кочубей.
