Культура

В нашей стране, да и далеко за ее рубежами, хорошо известна своим творчеством семья художников Ли. Здесь пишут, пожалуй, все. Каждый — мастер, «поэт» живописи.
Ярким представителем этой художественной династии является Татьяна Ли. Насколько она сама жизнерадостна, открыта, приветлива, добра, такими же всегда предстают перед зрителями и ее светлые работы.
Убедиться в этом можно было на персональной выставке, которая проходила в театре «Ильхом». Здесь все соответствовало духу высокого творчества. В фойе театра было представлено около пятидесяти работ Татьяны Ли. Поэтично название выставки — «Монолог». Это вполне можно принять за обращение к зрителю от имени художника: «Послушайте меня. Я вам скажу…» И она рассказывает.
Вот небольшая, в несколько работ, галерея портретов. Это близкие и дорогие сердцу мастера люди. Все они разные, но одновременно и одинаковые по характеру. Добром светятся их лица. В выражении глаз — мудрость, опыт, степенность и… озорство.
«Осенний шатер» — одна из картин, представляющих это грустно-лиричное время года. Здесь, на аллее, еще чуточку тепло от пробивающихся сквозь пока плотную горящую желто-оранжево-красную листву лучей солнца. Но «полог» этот не греет и нет у него сил давать это тепло. С каждым порывом ветра он все больше оголяется, роняя тяжелые листья. Но позже не будет и их. Их век закончился…
Осенняя тема представлена и в других работах Т. Ли. Серия, посвященная гранату, соседствует с… «виноградной». Автор выставки как будто спорит с классиком, что осень — не совсем унылая пора, по крайней мере, в ее работах. На выставке есть и лютый «Мятежный февраль». Причем также в целой серии. Не сразу зритель, «ежась» от морозца, знакомится с этими полотнами. Автор и устроители выставки вполне гуманно и плавно приводят его к этому неизбежному факту жизни — все в природе идет своим чередом….
Камиль Миргалаутдинов.

Самодеятельный оркестр народных инструментов, созданный при корейском областном культурном центре и названный в честь композитора Улугбека Мусаева, существует всего полгода, но сделано им немало. Недавно этот оркестр реорганизован в концертный оркестр узбекских народных инструментов при хорезмском отделении «Узбекнаво», руководит им народная артистка Узбекистана и Туркменистана Олмахон Хайитова.
В сентябре оркестр выступил перед учащимися Ургенча с концертом-лекцией о творчестве Улугбека Мусаева. Ребята впервые смотрели в видеозаписи балет «Томирис», который вызвал неподдельный интерес к творчеству их земляка, рано ушедшего из жизни.
В оркестр влились новые музыканты — в основном лауреаты международных и республиканских конкурсов народных инструментов. Среди них чангист Кудрат Жуманиёзов, Эгам Казаков (най), талантливый певец с консерваторским образованием Жавлонбек Курбанназаров, ныне преподаватель музыкального отделения университета Ал-Хоразмий, и другие профессионально подготовленные музыканты-исполнители.
Все это дало возможность главному дирижеру оркестра
П. Паку пополнить репертуар более сложными музыкальными произведениями композиторов Сулаймона Юдакова, Монаса Левиева, Фаттоха Назарова, Хайри Изамова, а также мирового музыкального искусства. В его исполнении звучат Бизе, Глинка, Фикрет Амиров, Огинский. В многоголосной инструментовке дирижера оркестра возрождаются шедевры узбекской, русской, корейской, уйгурской, каракалпакской, татарской народной музыки.
В оркестре есть и свои бастакоры-композиторы, музыка которых звучит в разных уголках области. Это Алишер Саддинов, Одинамурот Хажиев, Бободжон Сапаев, Кудрат Жуманиезов и другие.
У молодого коллектива еще нет даже своего счета в банке, а нужны немалые средства для покупки необходимых инструментов разных регистров, концертных костюмов. Без инструментов трех регистров: низкого, среднего и высокого — ни один оркестр нельзя назвать таковым. Пока оркестр пользуется инструментами европейского происхождения. Тем более что скрипка, по версии немецкого музыковеда Вернера Бахмана, была создана в Хорезме, а затем распространилась по всему свету. Аккордеон и баян в Хорезме давно считают «своими» инструментами, без них не поют ни Олмахон Хайитова, ни Ортик Отажанов, ни Рахмат Курбанов, ни Комилжон Отаниёзов. А азербайджанский тар первым у нас использовал исполнитель дастанов Курбонназар Абдуллаев.
Сейчас оркестр подготовил программу, посвященную 10-летию Конституции Узбекистана.
София Сабирова.
Музыковед.
г. Ургенч.

В столице Российской Федерации — городе Москве, установлен памятник великому узбекскому поэту и мыслителю Алишеру Навои.
На торжественной церемонии по случаю этого события особо отмечались все более укрепляющиеся связи дружбы и сотрудничества между Россией и Узбекистаном. И еще одним свидетельством этого является установленный в Москве величественный памятник Алишеру Навои.
В прошедшем году широко отмечалось 560-летие великого узбекского поэта. В Москве тогда группой известных представителей науки и культуры была выдвинута идея установить памятник Алишеру Навои. Ее поддержал мэр Москвы Юрий Лужков.

Автор памятника — заслуженный деятель искусств Узбекистана Равшан Миртоджиев. Архитектор — главный архитектор Москвы Александр Кузьмин.
В церемонии торжественного открытия памятника приняли участие заместитель Премьер-министра Республики Узбекистан Хамидулла Кароматов, мэр города Москвы Юрий Лужков.
(УзА).

«МУЗА ДРУЖБЫ»
— Музыкально-поэтический праздник под таким названием прошел в большом зале Национальной библиотеки Узбекистана имени Алишера Навои. Он проходил под девизом «Всем сердцем благодарны».
В организации вечера приняли участие сотрудники библиотеки, представители союзов писателей и композиторов республики, а также артисты камерного музыкально-поэтического театра «Золотые ворота».
На вечере прозвучали песни на слова поэтов России, Украины и Узбекистана: И. Бунина, М. Дашко, Д. Кучеренко, П. Тычины, Л. Талалай, Р. Фархади, Ф. Бокарева и многих других. А передали слушателям, собравшимся в зале, частицу души авторов, вложенную в каждое произведение, талантливые солисты театра «Золотые ворота» Т. Санталова, В. Хан, А. Абдукаюмов, концертмейстер Л. Абдукаюмова, а также студенты Ташкентского государственного педагогического университета имени Низами под руководством старшего преподавателя С. Иванчук. Свое виртуозное мастерство исполнения русских и украинских мелодий на баяне показал студент университета имени Низами М. Пудин.
Концерт превратился в праздник дружбы народов, проживающих на щедрой, гостеприимной, интернациональной узбекской земле.
Николай Динько.

В мире существует великое множество различных языков, многие из них дошли до нас из глубины веков. Одним из таких языков считается украинский. Украинский культурный центр «Батькивщина» при содействии посольства Республики Украина отметил День украинской письменности и языка и 280-летие со дня рождения Г.С. Сковороды.
Встреча, в которой приняли участие активисты УКЦ «Батькивщина», ученики школы-лицея, состоялась в школе-лицее № 110 им. Т.Г. Шевченко не случайно. Здесь создан класс для учеников школы, желающих изучать украинский язык.
— Он открыт при школе-лицее с марта этого года, — рассказала В. Н. Такаева, руководитель культурного центра «Батькивщина». — Поддерживает класс, обеспечивает учебниками и всем необходимым наш культурный центр и посольство Украины. Именно ребята стали главными выразителями украинской мовы на этой литературно-музыкальной встрече.
Они читали стихи украинских поэтов, пели, танцевали зажигательный гопак и играли на фортепиано.
Из речи советника посольства по политическим вопросам В.В. Яковенко гости узнали, что Григорий Сковорода продолжал традиции народной украинской культуры. Прежде всего философ, он также почитаем как поэт, музыкант, педагог, сочинения которого распространялись в рукописях. Его произведения передают любовь к Родине, народу и родному языку нынешнему поколению.
— Настало время, когда мы поем гимн украинскому, узбекскому, русскому и многим другим языкам, дошедшим до нас из тысячелетней истории государств, — сказал в приветствии Чрезвычайный и Полномочный Посол Украины в Республике Узбекистан А.И. Касьяненко.
— Праздник в стенах школы стал замечательным проявлением интернационализма, ведь через язык познается мир и человек.
Юлия Краснова.

…Зал на просмотре фильма «Один день» был заполнен до отказа (режиссер — Хан Чжи Сонг). Тонкий психологический роман повествует об истории молодой, но бездетной супружеской пары. Неожиданная весть, кажется, меняет их жизнь — у супругов будет ребенок. Но на деле это еще одно испытание семьи на прочность. Этой лентой открылась программа Фестиваля корейских фильмов в Средней Азии.
Десятилетний юбилей установления дипломатических отношений между Узбекистаном и Республикой Корея стал поводом для проведения очередного совместного мероприятия. Фестиваль посвящен успешному закрытию XIV Азиатских игр в Пусане.
В течение трех дней в столичном Доме кино шел показ художественных фильмов, поставленных молодыми режиссерами из Южной Кореи. Зрителям были представлены картины «Один день», «Либера Ме», «Была бы у меня жена» на языке оригинала с текстовым переводом на русский язык.
На торжественном открытии фестиваля Чрезвычайный и Полномочный Посол Республики Корея в Узбекистане Ким Сон Хван, узбекский кинорежиссер Шухрат Аббасов и директор Культурно-информационной службы Республики Корея в России Ли Ки У говорили о том, что культурные мероприятия подобного рода способствуют установлению крепкой дружбы между нашими странами. В данном случае важно, что при помощи искусства кинематографа узбекистанцы смогли прочувствовать всю многогранность жизни корейского народа.
Наталья Девлисупова.

ДВОЙНОЙ УСПЕХ НАВОИЙСКИХ КИНОЛЮБИТЕЛЕЙ
Санкт-Петербург накануне принял участников III Международного фестиваля некоммерческих видеофильмов «История и культура народов мира». Кинофорум был посвящен 300-летию Северной Пальмиры.
Из 50 лент, показанных на смотре, две были представлены кинолюбителями Навоийской области.
Это фильмы «Нистру» (оператор Равшан Нематов) и «Счастливая чета из Кызылкума» (режиссер-оператор Валентина Корниенко). Обе работы сняты по сценариям навоийского журналиста, неоднократного дипломанта и призера подобных фестивалей Леонида Ветштейна.
Жюри конкурса, возглавляемое членом президиума Союза кинематографистов Российской Федерации Борисом Белоголовым, было заметно тронуто тем, с какой теплотой и любовью рассказывали навоийцы о своих земляках. Фильм «Нистру» — дань памяти доброму человеку из Навбахорского района Бобокулу Облакулову, которому посвящена и недавно вышедшая в столичном издательстве «Янги аср авлоди» книга. Мы не должны забывать людей, прославивших добрыми делами наш край — таков пафос видеоленты.
Лента «Счастливая чета из Кызылкума» переносит зрителя в кишлак
Мингбулак Учкудуского района, в самый центр пустыни, где живут славные люди Сахи и Шарыгуль Абдукаримовы, бывшие учителя, а ныне пенсионеры, родители десятерых детей, из которых восемь — приемные. Сахи-ага, между прочим, единственный в районе заслуженный наставник молодежи.
Оба фильма отмечены дипломами международного фестиваля.
Марат Насыров.
Соб. корр. «Правды Востока».
г. Навои.

В Ташкенте, во Дворце культуры авиационного объединения имени В.Чкалова, состоялась встреча общественности с известным кинорежиссером и актером Рустамом Сагдуллаевым и пилотом Национальной авиакомпании Узбекистана Ольгой Кирсановой. Организаторы мероприятия — представительство Росзарубежцентра, центр досуга пенсионеров «Мажор».
Рустам Сагдуллаев рассказал собравшимся о съемках фильма «В бой идут одни старики», об интернациональном актерском братстве и высоком профессионализме каждого участника. Он особо отметил творческую атмосферу, в которой снимался каждый эпизод фильма, и подчеркнул, что рабочим языком, естественно, был русский язык и призвал молодежь учить его:
— Этот язык по сути своей интернационален, это мост дружбы между народами России и Узбекистана, — сказал Р.Сагдуллаев и сообщил, что он приглашен сниматься в трех российских фильмах. Эпизоды одного из них будут отсняты в Узбекистане.

Делясь своими творческими планами, актер подчеркнул, что недавно завершена работа над собственным художественным фильмом «Слепые» и ожидает презентации ленты на узбекском языке на экранах Ташкента. Он подробно остановился на нравственных мотивах, которые послужили основой фильма: слеп не главный герой фильма, вернувшийся инвалидом после Афганистана, а «слепы сердцем» бездушные чиновники, с которыми приходится ему сталкиваться в жизни. Фильм призывает к состраданию, миру, добру.
Ольга Кирсанова рассказала о своих встречах с космонавтами Владимиром Джанибековым, Салиджоном Шариповым, Светланой Савицкой и другими, о своей свершившейся мечте — стать летчиком.
В настоящее время О.Кирсанова — единственная женщина-пилот в Средней Азии — является командиром ТУ-154, имеет три высших образования, связанных с авиацией, преподает в Ташкентском авиационном институте и завершает учебу в Санкт-Петербургской авиационной академии.
Ее хобби, заявила она, русская литература, которая не только дает духовную пищу, приобщает к сокровищницам мировой культуры, но и не дает соотечественникам оторваться от своей исторической родины.
Директор представительства Росзарубежцентра Давлятбек Сагдулаев рассказал о деятельности и ближайших планах работы организации в Узбекистане. Намечается проведение конференций по русскому языку и литературе в Ташкенте и Самарканде, Дней российского кино, литературно-музыкальных вечеров.
НИА «Туркистон-пресс».

В московском Доме кино с успехом прошла премьера нового художественного фильма узбекского режиссера Юсуфа Разыкова “Товарищ Бойкенжаев”.
Она состоялась в рамках вечеров из цикла “Диалог культур”, регулярно проводимых Конфедерацией союзов кинематографистов. На этот раз при поддержке Посольства Республики Узбекистан в Российской Федерации и государственной акционерной компании “Узбеккино”.
За последний год это уже четвертая презентация картин узбекских мастеров кино в российской столице. Как сказал перед просмотром председатель ГАК “Узбеккино” и продюсер фильма Мурад Мухаммад Дост, узбекский кинематограф находится на подъеме. В связи с последним Указом Президента Ислама Каримова о выделении дополнительных средств на нужды национального кино из бюджета кинокомпания уже в следующем году планирует выйти на рубеж десять-двенадцать полнометражных игровых фильмов в год.
По мнению известного узбекского кинорежиссера Али Хамраева, в Узбекистане сегодня работают немало талантливых и перспективных режиссеров, к которым он прежде всего относит Юсуфа Разыкова. Представленный на суд искушенной московской публики фильм “Товарищ Бойкенжаев” — яркое тому подтверждение. И самое главное, по мнению других специалистов, то, что в последних работах узбекских кинематографистов все чаще стал появляться элемент самоиронии.
Открытием для многих стал блистательно исполнивший главную роль обаятельный актер Узбекского национального драматического театра Фарход Абдуллаев. Его герой — райкомовский шут, строитель коммунизма и одновременно создатель первого интернационального кладбища Бойкенжаев. Смешной и наивный, он чутко уловил всю гамму переживаний заблудившегося народа и своей “смертью” доказал ошибочность выбранного пути.
Андрей Филатов.
Соб. корр. “Правды Востока”.
Российская Федерация.

«Лингвокультурологические проблемы преподавания языка и литературы: состояние и перспективы» — научно-практическую конференцию под таким сложным, на первый взгляд, названием готовятся провести посольство России, представительство Росзарубежцентра, Национальный университет Узбекистана и общество дружбы «Узбекистан — Россия» в Ташкенте. Какие проблемы предполагается обсудить? — на этот вопрос мы попросили ответить директора представительства Росзарубежцентра в республике члена-корреспондента Российской академии педагогических и социальных наук Давлятбека Саъдуллаева:
— За таким сугубо наукообразным названием кроются проблемы, каждодневно волнующие определенные категории жителей Узбекистана, говорящих на русском языке. Собственно, в этом и состоит интерес организаторов и специалистов — коль сохраняется в республике сфера применения русского языка, по возможности помогать его носителям беречь и совершенствовать свои знания.
Есть мнение, что в Узбекистане падает интерес к русскому языку, сужается экономическая, социальная, лингвистическая сферы его применения. Так ли это? В чем причина? В этом мы хотим разобраться. Хотел бы только подчеркнуть, что саму эту проблему необходимо деидеологизировать, собственно, это уже сделала жизнь. Не должно быть политизации и в изучении русского языка, необходимо убрать все лозунговые способы обучения и т.д. Это все не нужно, потому что в мире и так огромное число людей изучают русский язык.
Мы должны обращать внимание на другое: у проблемы существуют разные аспекты, русский язык изучают как родной, неродной и как иностранный. Первый и третий не вызывают вопросов, а вот со вторым сложнее. Если мотивация изучения русского языка сохраняется, она должна учитываться.
Я убежден, что в Узбекистане такая мотивация сохраняется. Товарооборот между Российской Федерацией и Узбекистаном превышает миллиард долларов. Эти деньги, грубо говоря, должны обслуживаться, в этом задействовано очень много людей. И, надеюсь, экономические связи между РФ и Узбекистаном будут успешно развиваться и дальше. И вряд ли уменьшится число деловых людей, чиновников, ученых, кому знание русского языка может быть полезным. Да и сейчас есть много примеров, когда некоторые из них уже в достаточно зрелом возрасте вынуждены обращаться в … платные курсы обучения русскому языку. Хорошо, как говорится, что они есть, и что у этих людей находятся на это средства. А как быть другим?
Проблема обучения русскому языку как неродному существует, она актуальна, и у нее есть причины. Они, считаю, в уменьшении числа уроков русского языка в узбекских школах, в нехватке квалифицированных учителей-русистов и др.
Третье тысячелетие, в которое мы вступили, приоритет отдает экономике, торжествуют рационалистичные, прагматичные взгляды. И вместе с тем я убежден, что это тысячелетие гуманизации, потребность в ней тоже растет. И растет соответственно интерес к лингвокультурологии — науке, которая учит уважительно относиться ко всем языкам и всем народам.
В этом контексте, считаю, мы и должны вести работу по распространению русского языка как неродного, не ущемляя другие языки, но помогая всем людям, которые сохранили интерес к миру русского слова и потребность к его применению. И, конечно, язык нельзя изучать вне литературы, существующей на нем.
А теперь — об увеличении числа часов на изучение того или иного языка, государственного и русского. И о том, как это будет соотноситься со школьной программой. Проблема, безусловно, существует, но острота ее будет снижена, если при преподавании языков будут использоваться новые методики, современные технологии. Имеются обучающая программа «Руслан», программа, созданная к 200-летию А.С.Пушкина, которую представительство Росзарубежцентра предоставило ряду университетов Узбекистана.
По просьбе местных русистов мы открыли на сайте представительства рубрику «Русский язык», методический практикум, оборудовали у себя методкабинет, организуем различные вечера и встречи, посвященные деятелям русской культуры. Такие встречи были посвящены творчеству М. Цветаевой, С. Лемешева, С. Маршака, готовятся дни российского кино, проведен ряд семинаров в партнерстве с Национальным университетом, а также университетами мировых языков, мировой экономики и дипломатии, на базе самаркандских вузов.
В том, что интерес к изучению русского языка достаточно велик, мы убедились, готовясь к этой конференции. Свои сообщения хотят представить около девяноста докладчиков. Участвовать будут Российский государственный институт русского языка имени А.С.Пушкина, Московский, Санкт-Петербургский, Хакасский университеты, еще ряд институтов, далеко не языковых — автодорожный, физической культуры, такие известные специалисты, как вице-президент Международной ассоциации преподавателей русского языка и литературы В.Воробьев, секретарь президиума ассоциации И.Лопухина, профессор И.Мангус из Эстонии и другие.
Я уверен, что состоится полезный разговор об особенностях изучения русского языка, взаимообогащении соответствующих методик.
Кира Яковлева.

Марина Турпищева — актриса столичного театра «Ильхом» не может пожаловаться на творческую судьбу. В репертуаре последних лет одних только разнохарактерных ролей было несколько. Это соблазнительная Дземруда, затем импозантная Розалинда в «Счастливых нищих», простодушная миссис Торрелли в «Квартале Тортилья — Флэт», многоликая просто Женщина в «Подражаниях Корану». Две роли сыграны в спектакле «Мещанская свадьба»: первоначально она была представлена нежной Невестой, а затем, по мере взросления актрисы, была уготована ей участь стервозной Жены. Мещанка мамаша Юбю в «Короле Юбю», претендующая на высшую власть, была полной противоположностью величественной, королевствующей особе — Медее из одноименной пьесы Еврипида. Накануне круглой даты в жизни актрисы с ней встретился наш корреспондент.
— Марина Романовна, традиционный вопрос: каков был ваш творческий путь?
— Закончила я театральный институт имени Островского, курс под руководством Ольги Александровны Черновой. В то время она была главным режиссером театра имени Горького, и по этой причине набирала для театра целевой курс. Когда училась в институте, Марк Яковлевич Вайль, единственный и бессменный художественный руководитель театра «Ильхом», пригласил меня участвовать в массовке спектакля «Дракон». Уже в те годы слава «Ильхома» как авангардного театра далеко шагнула за пределы страны. Официальные лица относились тогда к постановкам театра-студии настороженно. А наш педагог Чернова даже ругала, что мы, молодые несмышленыши, переступали черту дозволенного — служили «недостойному искусству».
— И каково было вам преодолевать это табу?
— Нам всем жутко это нравилось. Мы бегали на все спектакли. Для нас это было отдушиной. И хотя, попав по распределению в главный русский театр страны, где по тем временам у меня было достаточно ролей, я не прекращала играть в «Ильхоме». На моей памяти даже закрывали спектакль «Дорогая Елена Сергеевна», где в главной роли блистала Светлана Норбаева. У меня там была роль Ляльки. Через два года спектакль был восстановлен в репертуаре. Представление прозвучало как разрыв бомбы. Разыгранные события происходили и в обычной тогдашней нашей жизни.
— Когда же все-таки дорога окончательно вас привела в «Ильхом»?
— Она меня отсюда и не уводила. Статус театра-студии не позволял иметь официальный штат, твердые оклады. Вот почему для представлений мы сами готовили себе костюмы. На общественных началах изготавливали реквизит, устанавливали декорации. После работы на официальной сцене многие приезжали в «Ильхом», играли спектакли, которые начинались в девять-десять часов вечера. Зал при этом всегда был полным. Наши репетиции заканчивались в четыре-пять утра.
— И как такие нагрузки отражались на физическом, эмоциональном состоянии?
— Замечательно! Было непередаваемое ощущение полноты чувств и необходимости нашего труда. И потом, когда тебе 20 лет, усталости не чувствуешь. Мы полностью были поглощены работой, успевали и по месту основной работы, и здесь. В 1988 году поменялось руководство театра Горького, тогда же я перешла в «Ильхом». Статус у последнего стал иным, творческий коллектив стал получать зарплату. Любовь к театру, мое творчество здесь продолжается до нынешних дней, хотя игра на большой сцене, в стенах нынешнего русского театра, театра «Аладдин», когда предоставляется такая возможность, также привлекательны. (К сведению тех, кто ни разу не был в «Ильхоме». Зрительный зал и сцена очень малы, да ко всему прочему расположены в подвальном помещении).
— Но вы все же считаете себя актрисой «Ильхома»? Чем объяснить такую привязанность?
— Многим. Но главное — это наш художественный руководитель Марк Вайль. Это тот режиссер, который помимо таланта обладает необычайной новизной мироощущения, теми качествами, которым многие должны позавидовать. Умение создавать искусство, лепить в неожиданных формах, звучаниях, пространствах произведение — удел не всякого творца. С самого начала Марк Яковлевич был тем человеком, с которым мне было интересно работать. Он, если сравнивать с другими, был ближе актеру: позволял самим импровизировать. Хотя здесь уместнее слово «требовал» импровизации. Действие в спектакле он выстраивает, отталкиваясь от самих актеров.
И еще, с недавних пор для меня притягательной оказалась педагогическая стезя. Если ранние предложения Марка Вайля вести курсы в школе-студии при театре «Ильхом» вызывали во мне чувства страха, так как я считала себя не готовой, и по этой причине отклоняла их, то последний набор все воодушевил меня. И сейчас, помимо нашего руководителя, актерское мастерство веду и я, и мой талантливый коллега Борис Гафуров.

Недавняя премьера «Кровавой свадьбы» была показана выпускниками четвертой школы-студии. Замечательно в ней работают Наргиля Халилова, Райхон Шахобитдинова, Наргиз Абдуллаева. Достаточно стабильно проявляет свое умение и творческий подход Наташа Смирнова. Вообще талантливы все из этого моего первого курса.
Отбор в школу проводится всем коллективом театра по конкурсу в три тура, как и во всех вузах. Бывают и волнения, и ошибки у поступающих, но мы с пониманием к этому относимся. Ведь порой и зрелого артиста бьет дрожь от волнения.
— Почти 20 лет на сцене. Неужели еще осталась предстартовая жуть?
— Если быть точнее, то 22 года я волнуюсь перед выходом на сцену. Не потому, что забуду роль, движения, но есть нечто в закрытой двери, отделяющей нас от зрителей. Стоит лишь сделать первый шаг на сцену, и куда-то улетучивается мое волнительное состояние. И даже происходит неожиданная метаморфоза: проходит головная боль, насморк…
— Мамаша Юбю — смешная, нелепая, старая тетка, которая ходит утиной походкой, имеет пышные, а на самом деле накладные формы. Наверное, трудно красивой женщине смириться с такой ролью?
— Я не боюсь быть нелепой. Роль мамаши Юбю было интересно выстраивать. Такого персонажа у меня ранее в репертуаре не было. На смену романтичных или коварных, властных женщин пришла «старая ворона», как ее окрестил папаша Юбю. Есть роли вводные, когда до тебя их кто-то играл. Что-то примеряешь из старых наработок, а что-то находишь новое. Образ кухарки в чепчике, объемном балахоне, грубой обуви был изначально выстрадан, создан мной. Даже для завершающего штриха я принесла из дома полосатые шерстяные носки. Признаюсь, над образом работала с удовольствием.
— Эта ваша героиня падает, куда-то проваливается. Жена в «Мещанской свадьбе» садится в неожиданно разваливающиеся кресло, стулья. Создается впечатление, что вам безумно больно. Много ли сломанных ребер, синяков, ссадин можете пересчитать на своем теле за всю артистическую карьеру?
— Синяки появляются. Но на сцене показывается каскадерский трюк. Вроде умираешь, но на самом деле жив и ничего не сломано. Я благодарна за это умение своим институтским педагогам по сценическому движению и танцу — Дроздову и Проценко. Наши учителя вкладывали в нас одинаковые знания, навыки, но многое зависит от индивидуальности творческой личности. Благодаря работе над собой можно научиться петь, танцевать, хорошо двигаться и… даже падать. Сцена предлагает, диктует свои законы и условия, по которым и в три дня можно выучить роль, фразы на узбекском, итальянском языках, песню на английском. Именно с таким «набором» мне пришлось столкнуться, когда срочно была введена в спектакль «Счастливые нищие».
— Адаптированную песню Фрэнка Синатры «Нью-Йорк» вы с неменьшим успехом спели в заключительной сцене «Счастливых нищих». Или все же присутствовала фонограмма? Если все же сами исполняете, что любите петь для себя?
— В спектакле я пою сама. Порой песня, прозвучавшая на сцене, не поется в обычной жизни. Для себя же я отдельно не пою, на девичнике предпочитаю исполнять в дуэте с Ольгой Володиной, актрисой Академического Русского драматического театра Узбекистана.
— Какая роль для вас оказалась наиболее интересной, открытием?
— Отдельно выделить какую-то роль не могу. Каждая для меня явилась открытием, ведь ранее в работе с подобными образами я не сталкивалась. Хотя… особое место в моем творчестве заняла роль Наташи в спектакле «Жизель». Интересна коллизия произведения, когда женщина средних лет влюбляется в молодого человека. После представления я уходила домой настолько выжатой, что буквально ничего не видела, не ощущала.
— Я обратила внимание, что физическое состояние артистов, их пластика, независимы от их возраста. Эти же слова относятся и к вам. Что это? Культ театра — быть спортивно подтянутым, уметь хорошо танцевать и двигаться?
— Наверное, это отношение к фактуре собирательного образа актера складывалось из общей традиции театра — все уметь делать самому. Видимо, отсюда и страсть к движениям, танцам в наших постановках. Хотя порой Марк Яковлевич сетует, что ему трудно найти массивную, колоритную фигуру для определенной роли. Что касается меня, то мне легко танцевать. И это делаю я с большим удовольствием.
— А что еще любите делать?
— Готовить. Это у меня легко и быстро получается. Плов просто шикарный могу сготовить. Могу побаловать и своих товарищей по театру. К примеру, на премьеру «Кровавой свадьбы» испекла своим питомцам и создателям спектакля капустный пирог.
— Что для вас театр? Храм или бедлам?
— Ни то и ни другое. Это почти дом, в котором я оставляю часть своей души, эмоций, слез, радостей. Я ощущаю биение родных сердец. Мы здесь живем — спорим, ругаемся, создаем, переживаем, справляем дни рождения, праздники.
— Что вы просите у Всевышнего? Может, красоты, денег, силы?
— Я всегда прошу здоровья родным и близким. Ума моим врагам. А для себя? Красоты — нет. На сцене я могу быть и красивой, и ужасно страшной. Богатство — такое относительное понятие… По-моему, рассуждения о деньгах, материальном достатке — это мелочи особого рода. Как говорил Сенека, человек никогда не бывает довольным. Человеку нужно столько, сколько с него «довольно». А как определить это «довольно»? Ведь наши желания всегда растут по возрастающей. Мои приоритеты отданы другому…
— Ваши дети имеют отношение к искусству?
— Старшему сыну Александру сейчас 22 года. Закончив ирригационный институт, он все же потянулся к театру. Сейчас он работает в звукоцехе «Ильхома». Младшему Диме 15 лет. Занимается каратэ, хочет получить коричневый пояс. Совсем не думает посвятить себя служению Мельпомене.
— Последний вопрос. Немало талантов из среды русскоязычного населения уехали в страны СНГ, другие государства. Что вас держит на этой земле?
— Все, что у меня есть в Узбекистане, связано с театром, Марком Вайлем. Еще лет десять тому назад меня приглашали в Москву, Питер. Я же не могла себя представить без «Ильхома». Ведь сорвется один, второй, третий спектакли. Я понимаю, что незаменимых людей нет. Но мы всегда питаем иллюзии, что мы незаменимы. Однако, задавая себе ваш же вопрос, я неизменно себе повторяла: «Не могу я жить без «Ильхома»! Не мо-гу!» Также как не могу представить «Ильхом» без Вайля. В противном случае это будет другой театр, где будут создаваться иные творения.
Наш художественный руководитель является душой, сердцевиной, стержнем театра. А мы все остальные — составляющие компоненты, где-то винтики огромного механизма. Несмотря на то, что в своем коллективе все мы равны. Эта атмосфера всегда меня согревала. Если есть желание и есть стимул, значит, театр будет жить, творить.
* * *
Роли актера скоротечны: то возраст о себе дает знать, то спектакль сходит со сцены. А талант долговечен. Редко кто сейчас вспомнит Ксанфа, но имя его раба Эзопа до сих пор на слуху. И еще. Современные теле- и эстрадные «звезды», ничего из себя не представляющие даже в пределах своей страны, чаще всего оказываются обласканными почестями и званиями. А истинные творцы остаются непризнанными. Увязать две мысли оставляю читателю.
Может, наступит время, когда власти обернут взоры не только к отдельно взятому театру, но и ко многим творческим коллективам, тем более к тем, кто с честью представляют Узбекистан за рубежом. Оценят достойных. Ведь не зря гласит истина: достоинства и честь надо признавать при жизни.
Беседу вела
Муяссар Максудова.

Многим из наших читателей не нужно представлять поэта Александра Файнберга. Им опубликованы одиннадцать книжек стихов. Мы в редакции «ПВ» рады каждой его новой строчке, будь то поэзия или проза. Рукопись, которую он принес на днях, больше, чем то и другое. Это диалог. Диалог с другом и нашим коллегой — журналистом Юрием Кружилиным.
Читателю сейчас предстоит погрузиться в замечательное эссе о дружбе. И все же раз выпал такой случай, мы хотели бы предварить авторский рассказ о Кружилине, с которым вместе работали, у которого учились, над чьими остротами смеялись и от кого иногда и плакали, потому что халтуры не прощал. Из «Правды Востока» он ушел в 1967-м, проработав здесь после университета больше восьми лет.
Потом стажировался в «Комсомольской правде», работал в Самарканде. И еще много лет — в Узбекском информационном агентстве. Тогда его статьи и статьи его учеников, росших в жесткой и одновременно очень веселой кружилинской школе, публиковались практически во всех газетах республики, звучали по радио, выходили на лентах ТАСС. Конечно, Юрий Кружилин был сыном своего времени и не мог не готовить заметки с различного рода ответственных собраний. Он отражал время. И он точно знал, что в нем много правильного, но много нелепого и даже постыдного. И о том, что подло и стыдно, журналист обязан говорить.

Однажды, посмотрев свои публикации, решил, что готова книжка, назвал ее «Реплика». Написал к ней предисловие. Вот оно:
«…Я и не знал, что пишу книжку. Внезапно понял: некоторые заметки, напечатанные в разных газетах за 30 лет, странным образом стыкуются между собой через время. Надоумила прочитанная внучке сказка про Змея Горыныча. Вы же помните, меч-кладенец рубит ему головы одну за другой, но вместо каждой отрубленной головы тут же вырастает новая. В особо благоприятных условиях — даже две. Глупость, трусость, бюрократизм, жадность, чванство — эти змеиные головы множатся сами собой, если их не вырубать постоянно, всем миром.
Пуще всего они боятся яркого света и громкого слова. Как часто достаточно бывает только назвать противника, кратко описать его художества, усмехнувшись при этом. И он убит как общественная сила. Таково могущество гласности. Змеиные головы это понимают. Не просто давалось прохождение в свет большинства этих заметок. Иные пали, как солдаты, так и не дойдя до газетной полосы… Но и они сделали свое дело, проложив дорогу другим.
Работа репортера — это вечная спешка. Поток новостей не дает опомниться, редакторы замучили заданиями, да и коллеги не ангелы. Этим они похожи на автора. Так что в нелегких условиях рождаются заметки боевого газетного жанра — реплики. Пишутся быстро и кратко, по горячим следам событий. Читаются тоже в один глоток.
В сказке Иван Царевич все же дорубился до победного конца. В жизни — иначе. Не тогда будет наша победа, когда скажем: ну вот, дело сделано, можно стереть с усталого чела боевой пот и приступить к раздаче пряников. Так никогда не случится. А тогда будет наша победа, когда все поймем: уменьшать свет нельзя. Молчать нельзя. Складывать оружие нельзя. Наши так называемые герои только того и ждут. Вот почему на обложке книги, которую я так и назвал «Реплика», нарисована шпага».
Эта книжка Юрия Кружилина не опубликована. Короткие, едкие и очень смешные реплики «Бура чхнической инвентыризации», «Шекотка по комплексной программе», «Мэйд ин Таваксай», «Бузуки» с прицепом»… Многие из нас, журналистов, их читали, в них набирались гражданского мужества. И к головам Змея Горыныча относятся, как он. В общем, спасибо, Юра.

Что мне твой Нотр-Дам? Что мне твой Колизей,
если падает снег на могилы друзей?
Что, красотка, бассейн? Что мне твой лимузин,
если не с кем зайти в угловой магазин?
Что мне сотовый твой в ресторанном дыму,
если некому больше звонить по нему?

— Алло, Юра? Привет!
— Старик, перезвони попозже.
Я опускаю трубку телефонического, как говорит Кружилин, аппарата. Опускаю без обиды. Волочь на себе промышленный отдел УзТАГа — информационного агентства огромной республики — это напряженка. А задолго до того… 1965 год, коридор редакции газеты «Правда Востока». Навстречу мне идет со своими друзьями-коллегами обаятельный мужик в отлично подогнанном костюме.
— Ну ты и пишешь!
Я растерянно смотрю на него, потом догадываюсь, что это он о моей первой книжке стихов.

Как зарождается дружба? А черт ее знает, как. С полуслова? С полувзгляда? А может, с ощущения родства душ? С отчаянных споров об устройстве общества, о Родине или в конце концов из-за страха потерять друг друга в этом «прекрасном и яростном»? Ведь в нем, в мире, врагам и приятелям нет числа, а подлинных друзей — раз, два — и обчелся.

— Душераздирающее зрелище, — вваливается в свой кабинет Кружилин. Плащ распахнут, глаза — в никуда. Он с того света — с разъезда, где лоб в лоб врезались два электровоза. Как дать информацию? Как сказать правду при повальном цензе?
Кто виноват? Что делать? Обтекаемый современник наш, проживающий ныне в прекрасных заграницах, Володя Соколов как-то ответил мне на вечные эти вопросы:
— Кто виноват? Что делать? Жить.
Прекрасно! Ни одному из мудрейших раввинов не снился такой простой ответ. Но Юрка — не раввин. Ему во всем до сердцевины, до самой сути подай.
Не подавали. Поддавали, это уж как положено. Однако не был бы он сыном донского казака и, как сейчас говорят, «израильтянки», ежели б сломался. Правду резал! А потом стоял, получая по морде лица от кого ни попало. Но удары держал. Даже в пору эйфории якобы свободы первых перестроечных деньков, когда обманутые юнцы из кишлаков тащили к редакционным окнам плакат «Кружилины, вон из Узбекистана!», он знал, что это все — времянка, пена. И не бежал. И не трусил. Он на печатных полосах полемизировал с теми, кто сейчас неведомо в каких загранках неведомо что замышляет.

— Живем, Юрка!
Он, смеясь, декламирует классику. Но по-своему:
«Однажды в студеную зимнюю пору
Сижу за решеткой в темнице сырой.
Гляжу — подымается медленно в гору
Вскормленный в неволе орел молодой.
И, шествуя важно, в спокойствии чинном,
Мой старый товарищ, махая крылом,
В больших сапогах, в полушубке овчинном
Кровавую пищу клюет под окном».
Катаюсь со смеху. Это в кабинете, где на официальном столе все в порядке. И пиалы меж стопами бумаг, и остывающие беляши, и телефонический аппарат, от которого не знаешь чего ждать в любое мгновение.

Когда-то редактором республиканской молодежки был симпатяга Саша Фитц. У него в кабинете на одном из шкафов с рукописями стоял средних размеров глобус. Нормальный школьный глобус. Толкни ладонью этот шар, и он закрутится на оси. Но чудо в том, что это был не глобус планеты Земля, а глобус Луны. Луны со всеми ее кратерами, хребтами, морями и даже с обратной стороной. Я — романтик искони — до воровского экстаза доходил, глядя на эту редкость. А Сашка Фитц — зараза — ни за что не соглашался не только подарить мне эту Луну, но даже и продать. Он мило улыбался на мои мольбы, но не более. И вдруг однажды звонок. Не телефонный, а в дверь. Инка — моя жена — отпирает, и я слышу голос Кружилина:
— Сколь приятен дом, в котором есть велосипед.
Велик у меня до сих пор стоит в коридоре.
Но тогда я, обрадовавшись приходу Юрки, выхожу навстречу и онемеваю. Стоит Кружилин и держит в руках тот самый глобус Луны.
— Как?!
— Не твоя забота, — говорит Юрка.
В 2000 году то же самое сказал мне его сын Андрей, издав в Москве одну из лучших моих книг стихов — «Прииск».
Что это? Глобус Луны? Его неожиданный поворот?
Как по этому глобусу, иду, спотыкаясь о фрагменты памяти. Моя давняя вторая книжка. 1967 год. Обсуждение в тогдашнем Союзе писателей. Вспоминая о нем, позволю себе процитировать Бориса Пастернака: «Бездна унижений». И лишь Юра пишет и печатает прекрасную рецензию на эту крохотную книжку в главной республиканской газете. Она, как щит.

Библиотека Юры. Нескончаемые стеллажи от коридора до переделанной в комнату лоджии. Не корешки книг, а смоляная и кровавая суть их содержания. Ни одной слипшейся от девственности страницы. Все читано, перечитано и читаемо.
— Да выруби ты этот ящик, — говорит он нервно глуховатому отцу, когда тот смотрит на экран.
Юра, конечно, не прав. Но он читает, и ему мешает ТВ. Дядя Гриша убавлял громкость. Дядя Гриша… В войну два побега из концлагеря. Выжил донской казак из хутора Кружилино, что рядом с Вёшенской, откуда родом и Шолохов. Крепка кружилинская кость. А громкость телевизора можно и убавить.
Юра читал от Пушкина и Гоголя до Кольцова и Гиляровского, Фарли Моуэт, Крон… Да чего он только не читал и не перечитывал! Сам процесс чтения был для него куда естественней, чем восприятие того, что излучает экран. Он — прожженный журналист — признавал два начала: свой жизненный и рабочий опыт и наследие великой литературы и исторической публицистики прошлого. Но при всех своих богатейших познаниях он оставался беззащитен перед проявлениями людской подлости, обмана, сволочизма и прочих подобных проявлений нашей быстротекущей жизни.

— Алло. Откуда? Из «Комсомольской правды»? — это голос Юриной жены. — Кружилина? Нет его. И никогда не будет.
Юру звали на работу в эту далеко не худшую в те годы газету.
Ольга в истерике:
— Не пущу!
И не пустила.

Как в телефонные разговоры часто врубается кто-то со стороны, так и в то, о чем я пишу, врываются обрывки ушедшего времени. Врываются бессюжетно и беспорядочно.
— Алло… Эля, Тухватуллина?
Юные школьники, мечтая стать журналистами, слали Юре свои пробные материалы. И письмо этой девочки из областной самаркандской глубинки Кружилин мгновенно оценил. Он сделал все, чтобы сейчас Эльмира Тухватуллина стала одной из ведущих журналисток Узбекистана.

А как он был прекрасен в ярости!
Вот он отшвыривает газету:
— Ненавижу!
Это Кружилин о чьей-то халтуре. Вот уж чего он терпеть не мог. И имел на то полное право. Сам — жертва халтурной медицины — он с покалеченным врачами зрением мог часами не отрываться от рукописей. Не только сквозь мощные линзы очков, но плюс еще через огромное увеличительное стекло вычитывал он материалы сотрудников. Не отрывался Юра и от дисплея, строча свои корреспонденции, которые добывал на промышленных объектах республики, да и не только. В эти мгновения он был похож на матерого зубробизона. Вот уж точно о нем: не работал, чтобы жить, а жил, чтобы работать. Но порой до какой-то странной боли в душе казалось мне, что свет одиночества исходит от моего друга.

— Слушай, Юр, пока я разделываю селедку, ты это… по граммулечке. Да?
Бульк. За окном кружилинской кухни — закат.
— За нас.
— За нас.
Свист лезвия. Лучок. Тонко-тонко.
— А помнишь?.. — это я. — В университете газету сатирическую выпускали, когда ты учился еще. «Утюг» называлась.
— Помню, помню. Ты лучше соль дай мне.
Легкий снежок летит на салат.
Вдруг Кружилин рассмеялся и продекламировал:
— Подрались четыре Пака. Пак с филфака, Пак с юрфака, Пак с истфака, Пак с химфака и студент Головачев. Материал в «Утюге» назывался «Паки в драке».
Я тоже смеюсь. А потом бестактно спрашиваю:
— А тебя, правда, в партию не хотели принимать?
— Да пошли они, — отмахивается Юра.

Мы у меня. Вращаются бобины магнитофона «Юпитер». Они заполняют квартиру хрипловатым голосом великого Высоцкого:
«Что за дом притих, погружен во мрак,
на семи лихих продувных ветрах,
всеми окнами обратясь в овраг,
а воротами — на проезжий тракт?»
Юра ошарашен. Как?! Правда о России? Да, Юра, да. Ты всю жизнь бился за нее, будучи сам в ткани системы. А этот парень ушел за флажки и обнажил правду о стране, а с ней всю жизнь и весь порок, в которых мы жили.
Юрка, родной, в твоей правоте была одна беда. Ты полагал, что рельсы, по которым нас несло, надо переложить в другом направлении. Это утопия, в которой жил и я. Просто надо было плюнуть на эти рельсы, обрести крылья, подняться и уже сверху глянуть — куда лететь? Хотя… Как у Пушкина, когда паруса ветер наполнил? «Плывем». Вроде восторг. Ну тут же: «Куда ж нам плыть?»

Я снова у Юры.
— А что еще у нас?
— Что надо, — без улыбки говорит он, открывая дверь — иначе не скажешь — холодильника «ЗИЛ».
За окном кухни закат. В него врезается угол громады гостиницы «Узбекистан». Кроны деревьев подсвечены аурой этого заката. По земле стелется сизый дым от костров из осенних листьев.
— Сволота, — глянув на этот дым, тихо говорит Юра.
Он астматик. Аэрозолевый спасительный для дыхания баллончик всегда при нем.

Когда-то я посвятил Юре Кружилину эти стихи:
Давай-ка, друг, в один из дней
не запряжем своих коней.
Не то забота, что работа,
а то забота, что за ней.
Давай, пока не грянул гром,
войдем с тобой в невечный дом.
Лучок нарежем на селедку,
вино по рюмкам разольем.
Нам будет весело двоим.
Смеясь, врагов поматерим,
что ценят в нас не то, что ценно,
а то, что ценно только им.
Пусть им назло меж нами лад.
Шумит над крышей листопад.
В застолье мы и не заметим,
что за окном пропал закат.
Давай, не помня бед своих,
в годах побродим молодых.
Друзей отчаливших помянем,
а после выпьем за живых.
Хоть не зело нам повезло,
да не растрачено тепло.
Луна зацепится за фортку.
Двенадцать пропоет стекло.
Пускай не кончится вино,
а с ним селедка заодно.
Все обойдется. Жизнь прекрасна,
когда в ночи горит окно.
Не горит больше окно. Ни в ночи, ни днем. Черные тонированные стекла какого-то офиса. И это именно там, где кружилинская кухня, где душа жила. А может быть так и надо. Ведь Юры больше нет. И дяди Гриши нет. А то, что есть я, так это…

— Да заходи ты.
Юра входит в мою квартиру, невыспавшийся, измотанный после похорон своей мамы.
— Ложись, спи.
Кружилин рушится на тахту. Ольга подгадала. Именно в эти дни ушла от него. Ушла к кому-то.
Я варганю пельмени. Чувствую досаду, что он еще не очень мне доверяет. Это ж сколько подлецов его окружали за время работы и в Самарканде, и в Ташкенте, и еще черт знает где? Во времячко! Я понимаю, что и сам он не безгрешен был, подозревая кого-то в неведомых грехах и борясь за правду, которой не было. Но он, хоть прозревая, мучился этими проблемами. А те? Но сейчас не до них. Мамы не стало. Мамы нет. Вот… Это…

Самарканд Дарбаза. Это ресторан-чайхана. «Сиживали за столом, сиживали»… Юра рассказывает про Самарканд. Я слышу, как армянская мелодия восходит над минаретами Регистана.
— Ага, — говорит Юра. — За одну ночь асфальт вскрыли. Ну и кабель телефонный в свои переулки переложили. К утру все по новой заасфальтировали. Абоненты — на ушах. Молчат их телефонические аппараты. Зато в богатом квартале полная коммуникация…
Толик Скоробогатов — тоже узтаговец — после этой информации почему-то на меня разозлился и полез драться. Чудны дела. Ну да ладно.

— Алло…
«Сегодня 25 апреля 1966 года. Температура воздуха…»
Да пошел ты со своей температурой!
Щелчки номеронабирателя.
— Уломов, ты?
— Привет, Кружилин.
— Старик, что-то жить скучно стало. Устроил бы землетрясение, что ли…
— Ладно, Кружилин, похлопочу, — пошутили оба.
Уломов — это командир ташкентской сейсмостанции.
А брат моей жены уже год, как ремонт мастырил. По моде того времени с изразцами на стенах. Эх, Левушка. Надо ж было тебе закончить этот ремонт в ночь с 25-го на 26-е. На рассвете 26-го ахнуло. И еще как! Об этом землетрясении Василий Песков писал. У Юры лучше было, но лауреатства не дали. Ну что, страна родная? Алло… Ну блин… Никакой связи.

Ой, как интересно! «Правда Востока», 1959 год. Статья моей будущей жены о спортивном лагере в Юсупхане. И с этого альбом открывается. Юрин альбом. Это потому как по его отделу статья проходила. А дальше статьи самого мэтра. Статьи обо всем, чем жила страна. Юрино мощное слово. А вот и неопубликованные. Машинопись. Правда жизни нашей. Хороший альбом. Летопись. Но где он теперь? Эх, Андрюха, сын… Надо бы тебе сохранить. Надо бы… Алло. Кто это? Что? Не туда попали.

— Юр, да пошли они… Ведь души нет. За шкирку и в вытрезвитель. А постой. Мы их сегодня наколем. Как? А это я тебя сейчас удивлю. Парк Горького знаешь? Там это чертово колесо. Вот на него и сядем. И вверх. И вниз. Под соленые помидорчики. Я еще пирожки с картошкой возьму. Ни одного блюстителя порядка. К тому же обзор, да? Весь город, как на ладошке.
Мы в кайфе. Колесо тоже. Медленно вверх, медленно вниз. А еще два полбана у меня в сумке. Нормально, Юр? А ты сомневался. Татьяну Сергеевну помнишь, Есенину? У нее рукопись Булгакова была еще задолго до публикации… Ага, «Мастер и Маргарита». Ну да, ты ж мне сам рассказывал. В кафе «Ташкент» Август Вулис, ты, Слава Благов весь день читали. Это же невероятное что-то. «В белом плаще…» Потом ошарашенные шли по городу… Какую блистательную статью ты написал про это! Но где она? Нету. Сгинула где-то в недрах тогдашнего журнала «Звезда Востока». Поумирали редакторы, замредакторы, ответсекретари. Земля пухом. Но вот рукопись статьи…
Если б она к Генке Савицкому попала, все в порядке было бы. Помнишь Генку? Большой такой. Романтик, романтик… Ты еще говорил: — Вот бы с кем пообщаться. Но ушел он. Умер. До тебя, Юра, умер он. А было бы вам о чем поговорить. Я так и вижу, как вы провожаете Татьяну Сергеевну на Новомосковскую. А после того, как и она отчалила, в журнале «Согласие» повесть ее вышла. «Дом на Новинском бульваре» называется. Эх, Юра, Юра… Я этот дом с детства знаю. Мама моя там жила. Пока нукеры Феликса Эдмундовича ее в деревню Комарово под Магадан не сослали. Но это особый разговор.
Чертово колесо. Медленно. От земли к небу. Потом от неба к земле. Плывут огоньки Ташкента. Смеются девочки в соседней кабине. Пьют прямо из горла.
— Юр, слушай, Юр. А я же в Израиловке был. Не… Не будет мира под этими оливами. Одно хорошо — друзей повидал. Кстати, помнишь Славу Кима? У тебя в отделе работал. Он теперь там. Краснодеревщиком стал. Ну что, еще по одной?

Из окна своего восьмого этажа гляжу на город, словно с того колеса. Вижу ночную пустынную улицу. Себя вижу, крутящего педали. Юра стоит на обочине. Ждет меня.

— Ой, Сашка! Трещеточки…
Это мой велик. Полуспортивный. Да. С трещеточкой.

— Алло, Юр. Генка Савицкий тоже ведь астматиком был. Он на Домрабадском кладбище. Где и ты. Андрей тебе хороший памятник поставил. Там всегда цветы Наташи…

Звонок в ночи. Тревожный вестник бед.
Но трубку взяв, я вдруг услышал ясно,
как тихо Генка где-то засмеялся,
как Юрка крикнул весело: -Привет!
Вы что, друзья? Ведь вас на свете нет.
Вернуть вас к жизни — все мольбы напрасны.
Зачем же в эту ночь из дней прекрасных
летит дымок от ваших сигарет?
Ну в чем я перед вами виноватый?
Что не добыл для вас билет обратный?
Что я один живу на пустыре?
Уж лучше, видно, тоже лечь под камень,
чем водку пить на пасмурной заре
и плакать над короткими гудками.

До боли в пальцах сжимаю трубку своего кнопочного телефонического аппарата:
— Алло! Юра! Юра!.. Алло!..
И словно сквозь пересвисты метеоров и рев комет доносится до меня из неведомого далека:
— Старик, перезвони попозже.
Александр Файнберг.