Архивы с метками: Святослав Фенютин

«Выступает пианист Бехзод Абдуллаев, Узбекистан», — этими словами открывались сольные выступления юного музыканта на лучших концертных площадках Берлина, Парижа, Праги. Виртуозное мастерство воспитанника ташкентской фортепианной школы высоко оценено в Берлинской высшей музыкальной школе имени Ганса Айслера, где он учится и дарит любителям музыки радость приобщения к творчеству. А покоряет слушателя оригинальное видение юношей великих творений классики.
Любовь к музыке Бехзод впитал с молоком матери в полном смысле этого слова. Его мать — пианистка Рано Султанова и сегодня преподает в музыкальном училище имени Хамзы.
В шесть лет мальчик впервые сел за рояль, а в девять впервые вышел на сцену, чтобы покорить публику своим музыкальным искусством.
— В доме всегда звучали мелодии пианино, сколько я помню себя, — говорит Бехзод. — Играла мама, играл отец, сочиняя музыку.
Призвание привело его в республиканскую среднюю специальную музыкальную школу-интернат имени В. А. Успенского в класс заслуженного учителя Республики Узбекистан Т. Попович. Тамара Афанасьевна с ее убежденностью, что только на сцене в общении с публикой выковывается настоящий музыкант, многое делала для того, чтобы ее питомцы, освоив в классе технику игры, чаще выходили на сцену. Стали традиционными гастрольные поездки ее воспитанников по республике, а затем — и за рубеж.
Первая заокеанская гастроль принесла юным ташкентским музыкантам невиданный успех. В США им были отданы великолепные концертные залы «Кеннеди Центра» в Вашингтоне, замка «Карамур» в Нью-Йорке, «Сегана-клуба» в Мильбурге — на границе с Канадой.

«Золотой» лауреат конкурса республиканского фонда имени Мирзо Улугбека, Бехзод Абдуллаев после школы имени
В. А. Успенского решил получить консерваторское образование. Он отправил в Берлин кассету с записью своих выступлений и был приглашен в Высшую музыкальную школу имени Ганса Айслера. Успешно сдав экзамены, он стал студентом. Заметим, что в этой школе учатся восемь посланцев Узбекистана.
Немногим в двадцатилетнем возрасте удается создать сольную программу из великих творений И. С. Баха, Л. Бетховена, Ф. Листа,
Р. Шопена. Бехзод за годы учебы в Берлине создал ее благодаря своему трудолюбию и беззаветной любви к музыке. Однажды после экзаменов он пошел в берлинский джаз-клуб, чтобы отдохнуть с сокурсниками. И когда джазисты покинули площадку, друзья уговорили Бехзода сесть к роялю. И вдруг в джаз-клубе со сцены полились классические мелодии — юноша и тут остался верен себе. Его игра произвела неожиданный эффект — кто-то из гостей клуба пригласил даровитого студента на гастроли. Так ташкентский юноша побывал с сольными концертами в признанных музыкальных столицах — Париже, Праге, Варшаве.
На одном из концертов он сыграл произведение своего отца Рустама Абдуллаева — фортепианную пьесу на хорезмские темы. Включенная в концерт (наряду с классикой), пьеса узбекского автора произвела неизгладимое впечатление на искушенную европейскую публику, которая «на бис» приняла сочинение. Об этом Бехзод говорит с нескрываемой гордостью.
Сегодня талантливому юноше предстоит выдержать серьезнейший экзамен. Успешно пройдя отборочный тур, Бехзод вошел в число пианистов-виртуозов, оспаривающих первенство на международном конкурсе имени Ференца Листа в польском городе Вроцлаве.
Апофеозом состязания станет исполнение листовской «Венгерской рапсодии» вместе с симфоническим оркестром. Бехзод уже имеет опыт работы с национальным симфоническим оркестром Узбекистана, с которым в свое время он исполнил первый концерт для фортепиано с оркестром Ф. Листа — «Пляска смерти», за которую возьмется не каждый опытный пианист из-за сложности исполнения.
Пожелаем узбекскому пианисту успеха и возвращения с победой.
Святослав Фенютин.
Берлин — Ташкент.

Загадочный Восток на своих полотнах увековечили многие художники. Эти гравюры из альбома художника Льва Евграфовича Дмитриева-Кавказского «По Средней Азии. Записки художника», выпущенного в Санкт-Петербурге в 1894 году.
В альбоме — 199 работ, сделанных Дмитриевым-Кавказским во время путешествия от Каспия до Арала через Мерв, Чарджуй, Бухару, Самарканд, Хиву по маршруту прокладки Закаспийской железной дороги.
Любопытно, что именно к этому времени относится действие романа Жюля Верна «Клодиус Бомбарнак» о приключениях французского журналиста, пишущего о строительстве железной дороги в Средней Азии. Известно, что Ж. Верн никогда не покидал пределов Парижа, а все описанное им от лица Клодиуса Бомбарнака — результат глубокого изучения работ путешественников и ученых, посещавших в те годы Среднюю Азию. У художника на этот счет свое мнение: «Описывая мои впечатления и наблюдения, не буду приводить выдержки из книг различных путешественников и ученых, бывших раньше меня в этих краях. Я опишу только то, что увижу сам и опишу так, как сам понял и какое впечатление воспринял от увиденного и пережитого на месте».
Слово и рисунок, слитые воедино, и сейчас создают необъяснимый эффект: читая и рассматривая иллюстрации, словно воочию переносишься в далекий 1887 год, присутствуешь на торжестве в честь открытия моста через Амударью, видишь прокладку стального полотна через пески пустыни.
О встречах со многими людьми рассказывают портретные зарисовки, в том числе и те, что послужили эскизами парадных портретов генерала М. Н. Анненкова, ханов и беков, представителей местной знати. Художника интересовала жизнь во всех ее проявлениях. И потому на страницах альбома есть степенные бухарцы, спешащие на базар, амударьинские лодочники и носильщики, борцы-курашисты, готовящиеся к схватке. Исключительная точность изображения, ювелирная прорисовка деталей дополняются коротким текстом, который словно «раскрашивает» черно-белые гравюры.
Кто же он, автор с необычной двойной фамилией?
Ни в одном справочном, энциклопедическом издании не было даже упоминания о художнике и его странствиях по Средней Азии. Не осталось ни малейшего следа ни в экспозициях, ни в запасниках музеев, Самарканда и Бухары.

Выручила изданная в конце XX века книга Булгакова «Наши художники». В ней — рассказы о двух живописцах Дмитриевых. Однофамилец Льва Евграфовича — баталист Николай Дмитриевич — был известен и своими жанровыми картинками и именовался Дмитриевым-Оренбургским.
Льва Евграфовича коллеги и критики оценивали как великолепного гравера по меди, он был удостоен высокого титула академика, но и ранее во время учебы в Академии художеств за высокое мастерство был отмечен двумя серебряными медалями. Титулованный гравер, редактор иллюстрированного журнала «Ласточка», он нередко оставлял столицу, проехал весь Кавказ, а потом и Среднюю Азию. Сейчас практически невозможно подсчитать, сколько гравюр стало итогом этих поездок. Художник постоянно носил с собой альбом и карандаши. Он не оставлял его, даже уходя на охоту, и как-то привез необычный охотничий трофей: зарисовку разъяренного дикого кабана в тугаях. Удалось художнику подсмотреть и зарисовать бой богомола со скорпионом…
Покидая Самарканд, Л. Е. Дмитриев с сожалением пишет: «Беда для художника вот в чем: чересчур много интересного. Я кое-что зарисовал, но это капля в море».
Нам тоже остается сожалеть о том, что талантливый рисовальщик не успел осуществить задуманное.
Святослав Фенютин.

Эти часы оттикали целый век. Их механическое сердце не остановила пуля фашистского снайпера. Хронометр фирмы «Павел Буре» (номер 326781) принадлежал известному лингвисту, профессору Самаркандского университета Улугу Турсуну, он и сегодня бережно хранится его семьей. Я был учеником профессора. По боевым наградам на костюме можно было судить о фронтовом пути ученого, от окопов Сталинграда до венских лесов. Здесь и произошла эта удивительная история. Боевые ряды воинов Второго Украинского фронта перешли границу Австрии и весной 1944 года устремились к ее столице. Старший лейтенант редактор дивизионки, выходящей на узбекском языке, должен был пройти через небольшой лесок в селение, где остановилась редакция. По пути собрался уточнить время. Не успел открыть крышку часов, как в плечо что-то сильно ударило, стекло разлетелось вдребезги, часы вылетели из руки. Офицер плашмя опустился на землю. Очень вовремя! — еще две пули просвистели мимо.
Отполз подальше от опасного места и, осторожно поднявшись, зашагал дальше. По графику подписал номер и благополучно вернулся в часть. Скорее всего снайпер выходил на свободную охоту и, не найдя целей, ушел восвояси.
Офицер не помнит, как поднял и механически положил в карман покалеченные часы. Каково же было его удивление, когда утром, встряхнув корпус хронометра, оставшегося без стекла и стрелок, услышал их тихий ход.
Расстрелянный весной 1944 года «Павел Буре», и сегодня неумолчно тикает.
Массивный серебряный прибор — единственное свое богатство когда-то подарил Улугу Турсуну другой видный ученый-востоковед Евгений Дмитриевич Поливанов. Профессор Петроградского, а затем Среднеазиатского (Ташкентского) университетов, блестящий знаток японской и китайской литературы, в совершенстве владевший узбекским и другими языками народов Средней Азии, он вместе с Улугом Турсуном работал в Узбекском научно-исследовательском институте культурного строительства (было такое научное учреждение в 30-х годах прошлого века). В годы репрессий Е. Д. Поливанов погиб — о нем надолго забыли, и только в 60-х годах снова стали изучаться его труды, в Самаркандском университете проводятся поливановские чтения.
«Павел Буре», не сраженный фашистской пулей, — драгоценная военная реликвия ученого. Небольшая починка — вставить стекло и стрелки, и старинные часы продолжат службу, отсчитывая минуты и часы уже XXI века. Вражеская пуля не остановила их: бег времени, несмотря на войну, неутомим и устремлен вместе с людьми только вперед.

Святослав Фенютин.

Истоки этой истории — в далеком 1969 году. Аккредитация в пресс-центре по освещению празднования 2500-летия Самарканда была счастливым событием в моей журналистской жизни. В пресс-центр заходили ученые, искусствоведы, археологи, журналисты. В курилке завязывались беседы о новостях столицы, о многом, что, как говорится, оставалось «за кадром», не попадало на страницы газет. Так я узнал, что одна из книг, посвященных юбилею, не попала на прилавки праздничных книжных базаров. Это была книга академика Ибрагима Муминова о Темуре.
Имя академика было хорошо известно в Самаркандском университете, где я учился. О нем тепло вспоминали наши педагоги — в прошлом ученики Ибрагима Муминовича. Почему труд известного ученого и общественного деятеля так и не дошел до читателя в дни юбилея города, изучению истории которого Ибрагим Муминович отдал большую часть жизни? Ответ на этот вопрос пришлось ждать годы.
Первые результаты поисков вообще разочаровали — удалось только узнать название книги «Роль и место Амира Темура в истории Средней Азии», год ее выхода — 1968, издательство — «Фан». А вот взглянуть на книгу и полистать ее — задача неразрешимая: ее не было ни в университетских, ни в публичных библиотеках.
С АВТОГРАФОМ АВТОРА
Была такая «гуманная» акция по отношению к «книгам-диссидентам», санкционированная, по слухам, всесильным партийным идеологом Михаилом Сусловым. Никто не думал устраивать публичное аутодафе, когда в костер летят неугодные фолианты, не практиковалось и тихое сожжение вредной литературы где-то на задворках. Поступали проще: книгу отправляли в спецхран, своеобразную книжную тюрьму, где ей уготована судьба быть за решеткой до полного забвения. Доступа в спецхран практически не имел никто за редким исключением особо доверенных персон с пропусками для ознакомления. Но и обладателям всесильного пропуска не все выдавалось.
И все же я не только увидел, но и прочитал «исчезнувшую» книгу академика. «Кто ищет, тот всегда найдет» — вспоминалась поговорка после встречи со своим сокурсником Ренатом Турсуновым — преподавателем Ташкентского политехнического института. Я знал, что отец Рената — профессор-лингвист Улуг Турсунов был дружен с Ибрагимом Муминовичем, и потому завел разговор о судьбе книги о Темуре. «А она осталась в библиотеке отца с автографом автора», — удивил меня Ренат.
Книга о роли Темура в истории Средней Азии была напечатана по рекомендации совещания при президиуме Академии наук Узбекистана. По сути своей эта книга — текст доклада, с которым Ибрагим Муминович выступил на совещании 5 июня 1968 года. На нем присутствовали видные ученые — академики Л. С. Садыков,
С. Н. Рыжков, М. Т. Айбек и другие.
В обсуждении доклада участвовали
Я. Г. Гулямов, Л. И. Ремпель, Б. В. Лукин и другие. Они одобрили основные положения доклада, дали ряд ценных советов автору и высказали мнение о целесообразности публикации доклада отдельной книгой, что и было сделано.
Но тут в солидном научном журнале «Вопросы истории» выходит рецензия на книгу И. Муминова. Труд узбекского исследователя подвергается жесткой критике за «возвеличивание заслуг» и т. д. После такого критического залпа из центра вряд ли кто осмелился заявить, что все эти обвинения в адрес И. М. Муминова несостоятельны и надуманы, а роль Темура в «Вопросах истории» дана односторонне и во многом превратно, а научный и гражданский подвиг академика, осмелившегося высказать свое мнение в противовес официозной точке зрения, об эпохе Темура и Темуридов, на основании сохранившихся документов обрисовать деятельность великого предка правдиво и полновесно. Многие исторические документы из архивов и рукописного фонда Института востоковедения АН Узбекистана впервые были опубликованы Ибрагимом Муминовичем именно в этой работе. Но все это не было замечено рецензентами из «Вопросов истории».
Поскольку сегодня книгу И. Муминова найти невозможно, я решил познакомить современного читателя с кратким конспектом уникального исторического труда.

НОВАЯ ОЦЕНКА РОЛИ ТЕМУРА
Во всех научных трудах в советский период непременными были ссылки на первоисточники — работы классиков марксизма-ленинизма. В своей книге Ибрагим Муминович не отошел от традиции того времени.
Очень характерна ленинская цитата: «Исторические заслуги судятся не по тому, чего не дали исторические деятели сравнительно с современными требованиями, а по тому, что они дали нового сравнительно со своими предшественниками». Именно в таком ракурсе, что Темур дал нового по сравнению со своими предшественниками, и освещает академик И. Муминов деятельность этой незаурядной исторической личности. Ссылаясь на Маркса, автор книги развивает тезис немецкого экономиста, утверждавшего, что «Темур дал своему новому царству государственное устройство и законы». В книге подробно рассказано, как Темур боролся против раздробленности страны, против междоусобных распрей между мелкими беками и султанами — против центробежных сил средневековья за создание сильного, самостоятельного, независимого от монгольского ханства феодального государства в Мавероуннахре.
Перед учеными стояла нелегкая задача проанализировать многочисленную литературу, посвященную Темуру и содержащую богатый фактический материал. Это было тем более важно, что в сочинениях XIV-XV вв. деятельность Темура освещается то с определенной симпатией, то с известной антипатией к нему.
Автор детально анализирует монументальное сочинение Шарафуддина Али Йезди «Зафарнома». Йезди служил в главной канцелярии Темура историком-летописцем.
И. Муминов на основании сопоставления данных установил, что автор завершил труд «Зафарнома» в 1437 году, а не в 1425, как считалось ранее. «Зафарнома» богата фактическим материалом, что делает ее ценнейшим первоисточником по истории Темура и его государства. Весьма ценно сообщение Шарафуддина Али Йезди, что Темур неоднократно читал написанное, исправлял, а если требовалось дополнительное выяснение, направлял посланников туда, где происходило данное событие. Он всегда обращал пристальное внимание на достоверность, хронологическую последовательность описываемых событий, а также соответствие их исторической правде.
Муминов делает вывод, что в первый период правления все усилия и стремления Темура были направлены на создание в Мавероуннахре вместо Чагатаева Улуса, идущего к упадку, объединенного сильного государства.
Изучая источники, академик пришел к выводу, что Темур при решении важных вопросов стремился сначала посоветоваться с учеными и сведущими людьми, а потом принимать решения. Характерно высказывание Темура, приведенное в труде «Зафарнома». Собрав известных ученых и теологов в только что возрожденном городе Баилкан, Темур сказал им: «Моя цель заключается в том, чтобы вы оказывали содействие в установлении справедливости, в упрочении порядка и спокойствия, чтобы подданные жили в обеспеченности, а страна строилась и развивалась. Вам больше чем кому-либо известно положение дел на местах». Темур имел в виду совершенные и совершаемые злоупотребления властью, притеснения простых людей и просил, чтобы сообщали обо всем этом и предприняли меры, обеспечивающие установление закона, «если раньше военные походы и захват других стран занимали нас, теперь меры, направленные на обеспечение спокойствия, составляют главную нашу заботу, прошу вас помочь мне в этом созидательном деле».
В противовес установившемся в советской науке положении о Темуре как только о завоевателе и феодальном правителе крутого нрава Ибрагим Муминович на основании документов показал в книге, что Темур особое внимание обращал на развитие таких отраслей знания, как математика — риезиет, геометрия — хандаса, архитектура — миморлик, астрономия — ханат, литература, поэзия, история — тарих, музыка — мусика.
Академик подчеркнул, что для историков естественных и технических наук эпоха Темура — подлинно научная целина, непочатый край работы. Эту мысль Ибрагима Муминовича могли бы воплотить в жизнь и современные исследователи.
Несколько страниц книги посвящено Самарканду — любимому городу Темура, украшению и возвеличиванию которого он уделял особое внимание и сделал столицей своего государства.
Ссылаясь на работы видных исследователей среднеазиатского искусства Л. И. Ремпеля и Г. А. Пугаченковой, И. Муминов детально прослеживает, как в конце XIV — начале XV веков в Мавероуннахре вообще и в Самарканде в частности, возникло новое синтезированное искусство на основе развития художественной мысли Среднего и Ближнего Востока, воплотившее в себе оригинальную самобытную архитектурную культуру страны.
Важно, что с конца XIV века, по мере того, как Мавероуннахр становится главным центром творческих сил Ближнего и Среднего Востока, возникает новое направление в искусстве. Это отчетливо сознавали даже современники, в частности Ибн-Араб-шах говорил, что дворцы Темура возводились в «новом стиле». Высокого уровня достигли и декоративно-художественные ремесла — известно, что Темур часто беседовал с мастерами, оказывал им помощь и содействие.
При Темуре большое внимание уделялось развитию ремесел, земледелия, скотоводства и торговли как важнейших источников могущества государства. В этом отношении ценен тот факт, что Темур «подданных Мавероуннахра освободил от налогов на три года», тем самым облегчив экономическое положение дехкан и ремесленников.
Небезынтересной считает И. Муминов и систему управления страной, созданной Темуром.
Ибрагимом Муминовичем развенчивается официозная точка зрения на роль Амира Темура (заметим, что в «Энциклопедическом словаре», изданном в 1981 году, Темуру уделено шесть(!) строк, из них половина — о «грабительских походах». В четыре раза больше статья о «тимуровском движении» пионеров. Примитивно-односторонний подход к личности Темура надолго укоренился в советской историографии с легкой руки Маркса, осудившего разрушения, которые совершали войска Темура. Ибрагим Муминов, собирая исторические свидетельства, по крупицам восстанавливая жизнь того времени, сумел создать портрет Амира Темура, не укладывающийся в прокрустово ложе марксовской оценки. Эту работу академика можно сравнить с кропотливым трудом художника, создающего мозаичный портрет минувших эпох. Со страниц книги встает образ человека, обладавшего умом государственного деятеля и полководца, покровителя искусств и автора уникального сочинения «Тюзак-и-Темур», известного в переводе как «Уложения Темура». «Когда речь шла о чести, достоинстве, интересе государства, Амир Темур не щадил ни себя, ни своих сыновей, ни внуков, ни родственников. В своих государственных делах он оставался непоколебимым», — пишет автор.
Всемирно известный востоковед, знаток истории Средней Азии В. Бартольд писал, что «мнение, будто Темур всюду, кроме Самарканда, выступал разрушителем, преувеличено: им были произведены грандиозные оросительные работы в таких отдаленных от Самарканда местностях, как долина Кабула и Муганская степь». Но голос Бартольда тонул в хоре хулителей Темура — начетчиков, вооруженных марксовской цитатой и повторяющих измышления заклятого врага Темура — Арабшаха.
Даже Арабшах не мог не заметить, что «Темур — друг храбрых солдат, сам полный мужества». «Правда — здоровье, правда — порядок, правда — справедливость», — эти слова Темура, приведенные в книге и дополненные его афоризмами: «Сердце — возлюбленному, а рука — делу» и «Если военачальник бессердечный и безрассудный, то не миновать войскам поражения», никак не укладываются в картину, нарисованную Арабшахом.
Муминову удалось очистить образ полководца от несправедливых обвинений, которые еще в свое время были отметены Германом Вамбери: «Вдвойне ошибочно мнение тех, которые ставят Темура наравне с Чингиз-ханом, называют его диким, своевольным тираном». Западный ученый, проникший в Бухару в одежде дервиша и ставший имамом в одной из бухарских мечетей еще в конце XIX века подчеркивал «особенное значение Темура в истории Средней Азии как основателя новой династии — Темуридов и основоположника нового периода среднеазиатской культуры».
Объективная научная оценка деятельности Темура вкупе с новыми данными, приведенными в книге И. Муминовым, отвергающими одностороннее и искаженное толкование деятельности Темура, стали для оппонентов академика отправной точкой критики. Труд академика надолго стал недоступен читателю.

«РУКОПИСИ НЕ ГОРЯТ»
Справедливость этого афоризма Михаила Булгакова подтверждает история «исчезновения» и появления вновь на свет книги И. Муминова о Темуре. Слово, которое было началом начал, слово правды, обращенное к людям, бессмертно. Усилиями И. Муминова из забвения были возрождены многие исторические документы, перед исследователями в полный рост встали мыслители прошлого, чьи имена оставались долго в тени. Первым среди историков Ибрагим Муминович обратил серьезное внимание на деятельность фактически забытого естествоиспытателя и мыслителя XIV в., ученика и соратника великого астронома Улугбека Алаутдина Али Кушчи Самарканди (1403-1474). Работа об Али Кушчи не только обогатила новыми фактами научные воззрения в области философии и естествознания того времени, но имеет важное значение в выяснении материалистической направленности естественно научных изысканий группы ученых, вошедших в историю науки как «школа Улугбека».
Деятельность И. Муминова высоко оценивалась его коллегами. Ему было присуждено несколько республиканских премий в области науки, присвоено звание «Заслуженный деятель науки Узбекистана», награждался многими орденами и медалями. И. Муминов избирался депутатом Верховного Совета республики, активно работал в комиссиях Совета. Ибрагим Муминович оставил большое научное наследие — сотни опубликованных статей и книг.
В память о больших заслугах академика мне кажется целесообразным поставить вопрос о создании фонда Ибрагима Муминова, переиздании ряда его работ, не потерявших актуальности и в наши дни.
Думается, что читателю будет интересно познакомиться и с книгой И. Муминова «Роль и место Амира Темура в истории Средней Азии», издать репринтное воспроизведение этой книги, дополнив текст современными иллюстрациями и новыми данными об эпохе Темуридов.
В свое время по инициативе Ибрагима Муминовича было предпринято факсимильное издание «Уложения Темура» (Ташкент, «Фан», 1968 г.) с предисловием Н. Остроумова. Издание этого исторического памятника в русском переводе было предпринято в Казани в 1894 году в виде отдельного оттиска из журнала «Православный собеседник». Качество воспроизведения текста «Уложения» в силу слабой полиграфической базы оставляет желать много лучшего. Новое издание «Уложения» с предисловием И. Муминова представило бы большой интерес не только для специалистов, историков, но и широкого круга читателей, интересующихся личностью Амира Темура.
Наследие И. Муминова еще нуждается в тщательном изучении, особенно молодыми учеными, которым в этом благородном деле и может оказать содействие и помощь Фонд Ибрагима Муминова — академика из народа, посвятившего свою жизнь народу, который ученый мечтал увидеть свободным и независимым.
Святослав Фенютин.
Самарканд — Ташкент.