Архивы с метками: Сергей Ежков

Говорят, что под Новый год снятся вещие сны. Не знаю, не снились. Но очень хочется, чтобы малая толика желаний в наступающем году непременно сбылась.
Например, чтобы изменилась тематика публикаций в отечественной прессе, на радио и телевидении. Ведь пока, за небольшим исключением, журналисты, словно сговорившись, дружно и в унисон поют песни.
О проблемах, как правило, робко, неуверенно, со многими оговорками и реверансами в сторону чиновников. Будто проблемы эти настолько малы и несущественны, что и говорить о них как-то неловко.
Хочется, чтобы в будущем году с наших улиц и перекрестков изчезли полубеспризорные дети, сбившиеся в такие же полукриминальные стайки. Днем занимающиеся попрошайничеством, а ночью — вещами куда более серьезными и опасными для общества.
Согласитесь, справедливый тезис: «Дети — наше будущее» позволяет сделать вывод, что эти дети — тоже часть нашего будущего. Вопрос в том, почему эта очевидная мысль не всем приходит в голову.
Почему, например, прекрасные некогда летние лагеря отдыха для детей приватизируют, по сути отбирая их у тех, для кого они еще недавно предназначались? (На днях женщина, приехавшая из Андижана и создавшая здесь неправительственную организацию помощи беспризорным, рассказала любопытный случай. В начале лета в областном хокимияте она пыталась добиться оплаты нескольких путевок для детей-сирот в лагерь. В деньгах ей отказали. «А ведь нужна-то была ничтожная сумма. Приблизительно столько, сколько один наш чиновник оставляет с подругой за вечер в ресторане», заметила она с горечью.)
Мечтаю, чтобы в столице республики улица Катартал, на которой круглосуточно и вполне открыто продают себя женщины любого возраста и любой национальности, стала другой, более пристойной. А полулегальные публичные дома не были такой же реальностью, как и небезызвестные исторические достопримечательности.
Чтобы сократилось число недовольных своей пенсией стариков. Они были бы счастливы, а денег им хватало бы даже про запас.
Я хочу, чтобы в моей стране врачи, учителя, судьи, прокуроры, налоговики, таможенники и другие представители так называемой бюджетной сферы получали достойную заработную плату. А коррупция стала достоянием истории.
Мне, да и, наверное, вам хочется покупать товары и продукты по приемлемой цене не в близлежащем зарубежье, а в своей стране. Быть может, тогда мы не станем пополнять бюджет соседнего государства, а займемся увеличением своего.
Создай мы экономически выгодные условия торговли и производства товаров у себя, глядишь, и заработки пойдут вверх и рабочих мест станет больше.
В канун Нового года хочется, чтобы мы хотя бы реже сталкивались с произволом правоприменительных ведомств и беззаконием. Чтобы рядовой человек, ради которого великое будущее и строится, чувствовал себя полностью защищенным законом и стал подлинным хозяином страны. Он, а не чиновник, формально выполняющий его волю, а де факто, нередко диктующий свою.
Перечисляя проблемы, которых отечественные масс-медиа практически не касаются, автор, конечно же, понимает, почему это происходит. Видимо, слишком велика сила инерции, стремление жить в согласии с вышестоящим начальством, не конфликтовать с ним, не оппонировать ему. Эти факторы, на мой взгляд, перевешивают желание сказать людям правду. Желание докопаться до истинных причин возникающих проблем.
Нельзя же до бесконечности их замалчивать.
Нельзя высвечивать действительность только в розовых и желательных для власти тонах. Подобная позиция отнюдь не способствует укреплению авторитета власти.
… Свободу средств массовой информации легко провозгласить, но куда сложнее стать подлинно независимым. Сказанное в данном случае относится прежде всего к коллегам по перу. Складывается ощущение, что большинство из них, как и ранее, считают себя верными исполнителями, а не людьми, готовыми честно, беспристрастно и открыто информировать общество о происходящем в стране. Важно, уверен, помнить, что человек, отказавшийся от свободы ради куска хлеба, в результате останется и без хлеба, и без свободы.
Вдумайтесь, количество газет и журналов за последние годы увеличилось в республике в десятки, если не сотни раз, но назовите мне хоть одно издание, которое бескомпромиссно высказывает свою точку зрения на те или иные события внутри республики или за ее пределами.
Понимаю, что кто-то обидится и даже «встанет в позу». Но тем не менее вынужден констатировать: сегодня моих коллег можно условно поделить на три группы.
Самая малочисленная та, где есть люди, пытающиеся сделать прессу действительно четвертой властью.
Во второй — те, кого нынешнее положение вполне устраивает, и эта группа самая многочисленная.
В третьей — чаще всего демагоги, которые финансируются различными международными организациями. Они, как правило, лишь рассуждают о необходимости демократических преобразований в сфере масс-медиа. Рассуждают, но при этом не пишут ничего из того, чтобы этой демократизации соответствовало…
И напоследок. Да, мне бы тоже хотелось, чтобы в стране, гражданином которой являюсь и я, все обстояло действительно хорошо. Чтобы неподдельная гордость за свой народ и свое государство стала естественной и непременной. Сегодня уже мало говорить о стремлении к демократическим преобразованиям. Давно пора что-то и делать.
Всем вместе и каждому в отдельности.
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

В Главном управлении исполнения наказаний МВД республики состоялось совещание, на котором рассматривались вопросы практической реализации Указа Президента «Об амнистии в связи с десятой годовщиной принятия Конституции Республики Узбекистан». В работе совещания приняли участие сотрудники МВД, прокуратуры и Верховного суда.
По его завершению мы попросили ответить на некоторые вопросы заместителя министра внутренних дел, начальника ГУИН Р. К. Кадырова:
— Действительно, по своим масштабам и подходу к амнистированию лиц, нарушивших закон, упомянутый Указ главы государства можно назвать беспрецедентным, — считает Раджаб Кадырович. — Остановлюсь лишь на некоторых особенностях этого документа.
В него, в частности, впервые введена отдельная статья, предусматривающая освобождение от наказания лиц, совершивших преступления в сфере экономики, если ими полностью возмещен причиненный ущерб. Это ли не свидетельство политики, направленной на либерализацию системы наказаний?
Далее. Если по амнистии прошлого года от наказания впервые освобождались лица, осужденные за преступления против конституционного строя и другие преступные деяния против общественной безопасности на срок до шести лет, то по нынешнему Указу освобождению подлежат и те, кто осужден за аналогичные преступления на срок до десяти лет.
Значительно расширена категория осужденных, в отношении которых сокращаются неотбытые сроки наказания. Здесь и лица, впервые осужденные за совершение умышленных преступлений, и ранее судимые. Причем в перечень ограничений отныне не попадают статьи Уголовного кодекса 246 — 248, 271 — 273 (контрабанда, незаконный оборот оружия и наркотических средств); 150-163 (преступления против мира, безопасности и человечества); 216,242, 244 (участие в деятельности незаконных общественных и религиозных организаций, в том числе экстремистских. Организация преступных сообществ, массовых беспорядков, распространение идей религиозного экстремизма).
— Раджаб Кадырович, можете ли вы остановиться подробнее на некоторых вопросах освобождения от отбывания наказания отдельных категорий граждан?
— Под действие одного из пунктов амнистии подпадают впервые осужденные лица, являющиеся гражданами иностранных государств, постоянно проживавшие до совершения преступления вне пределов нашей страны и не имеющие законных оснований для пребывания в Узбекистане после освобождения.
— И что ждет их после выхода на волю?
— Они будут депортированы из нашей страны в установленном законом порядке.
— Но ведь есть и иная категория иностранных граждан, находящихся пока в местах лишения свободы. Например, те, кто до совершения преступления имел постоянную прописку и вид на жительство в Узбекистане, выданный органами внутренних дел…
— Я понял вопрос. На эту категорию лиц распространяются те положения амнистии, что и на граждан нашей страны.
— Подпадают ли под действие Указа главы государства граждане Узбекистана, осужденные судами иностранных государств, в том числе судами стран СНГ?
— Нет, в их отношении положения данного документа не распространяются.
— Раджаб Кадырович, определенная категория осужденных судами республики, согласно Минской конвенции 1993 года,по признаку гражданства этапирована в места лишения свободы других государств. Распространяется ли амнистия на них?
— Да, на эту категорию лиц Указ Президента распространяется. Насколько мне известно, прокуратура Узбекистана уже направила в страны СНГ копии акта об амнистии. И в случае поступления материалов из других государств для применения Указа исполнение будут производить те колонии исполнения наказаний, откуда осужденные были этапированы.
— Вы упомянули об осужденных за так называемые экономические преступления и о том, что они могут оказаться на свободе, возместив причиненный ущерб. Регламентированы ли сроки его возмещения?
— Да, конечно. Если ущерб возмещен до вступления Указа Президента в силу или в период его исполнения. Положением о порядке применения Указа оговариваются и более продолжительные сроки его возмещения…
— Мы знаем, что освобождению от наказания подлежат лица, впервые совершившие преступления против конституционного строя или иных деяний против общественной безопасности, а также осужденные за участие в деятельности экстремистских организаций. Каковы критерии освобождения в данном случае?
— Органы исполнения наказаний при оформлении материалов на лиц этой категории приобщают к ним заявление осужденного о деятельном и чистосердечном раскаянии, письменные поручительства близких родственников осужденного и органа самоуправления граждан по месту его жительства, заверенное территориальным подразделением МВД. А также заключение администрации учреждения системы ГУИН о возможности применения к осужденному Указа об амнистии.
— И последний вопрос, Раджаб Кадырович. Ряд граждан (особо опасные рецидивисты, совершившие умышленные преступления во время отбывания наказания и.т.д.) останутся в местах лишения свободы. Но, согласно Указу, не покинут их и лица, систематически нарушающие режим отбывания наказания. Расшифруйте последнюю формулировку, пожалуйста…
— К таковым, например, относятся лица, имеющие два и более дисциплинарных взыскания, наложенных администрацией учреждения по исполнению наказаний, не снятых и не погашенных на день выхода Указа об амнистии.
Вел интервью
Сергей Ежков.

«Чем больше мы будем укреплять контролирующие функции государства, создавать дополнительные государственные надзирающие структуры и органы, тем больше будет расти произвол чиновников и коррупция. Поэтому у нас нет другого выхода, другой альтернативы — мы должны всемерно усиливать общественный контроль, контроль общества за деятельностью государства, в том числе за деятельностью его силовых структур».
(Из доклада Президента Узбекистана
Ислама Каримова на IХ сессии Олий Мажлиса).
Кампания по очищению стройных рядов исполнительной власти от коррупционеров, судя по регулярным сообщениям пресс-центра республиканской прокуратуры, идет полным ходом. Приблизительно так же, как и по заготовке хлопка-сырца, поддержке малого и среднего бизнеса, единодушному осуждению международного терроризма и аналогичным им кампаниям.
Прокуратура словно прозрела в одночасье и резво принялась отлавливать взяточников и мздоимцев. В сети ведомства с поразительной регулярностью и с невиданной еще недавно интенсивностью попадают чиновники малого и среднего звена, а судьи без колебаний выносят суровые приговоры даже своим недавним коллегам из отдаленных регионов страны.
Казалось бы, надо только приветствовать трудовой энтузиазм. Однако меня не покидает ощущение, что шумно начатая атака на коррупцию — не более чем своеобразный паблик релейшн, который как бы должен свидетельствовать о твердом намерении власти искоренить взяточничество на корню.
Дело в том, что в неводы прокуроров почему-то не попадают сами прокуроры, хотя нарушений, по поступающей в отдел права редакции информации, здесь не меньше, нежели в иных структурах, наделенных властными полномочиями. Полномочиями, позволяющими разрешать или запрещать, открывать или закрывать, осуждать или миловать. И отнюдь не потому, что в системе прокуратуры работают только худшие, нет. Просто тому есть вполне объективные предпосылки, о которых автор и хочет сказать ниже.
Сегодня прокуратура республики имеет слишком обширные функции репрессивного свойства.
Прокурор в Узбекистане наделен правом надзора за исполнением закона, правом возбуждения уголовного дела, следствия, санкции на арест, представлением государственного обвинения в суде и правом протеста, если решение суда прокурору покажется необоснованным либо слишком мягким.
Плюс к вышеперечисленному при прокуратуре появился департамент по борьбе с налоговыми преступлениями. Изменения, внесенные в Уголовно-процессуальный кодекс, и ряд недавно принятых нормативных документов республиканского масштаба, на мой взгляд, делают его чиновников практически недосягаемыми для закона, то есть ставят их над законом.
Простой пример для наглядности. В одной из публикаций я рассказывал, как сотрудник Шайхантахурской прокуратуры столицы вымогал деньги у частного предпринимателя А. Досмухамедова, проживающего и зарегистрированного в качестве бизнесмена… в Уртачирчикском районе Ташкентской области.
Грубая попытка давления, насколько нам известно, не принесла результатов, и 22 марта прокуратура Шайхантахурского района возбуждает против Досмухамедова уголовное дело. Из письма начальника управления по борьбе с налоговыми преступлениями при прокуратуре Ташкента С. Рузиева следует, что возбуждено дело было по статье 184 Уголовного кодекса Республики Узбекистан (уклонение от уплаты налогов или других платежей — С. Е.). Высокопоставленный чиновник сообщает далее, что в начале лета следствие было приостановлено в соответствии со статьей 364. 1. вышеупомянутого кодекса (неустановление лица, подлежащего привлечению к участию в деле в качестве обвиняемого — С. Е.).
Что из этого следует? Прокуратура искала выход из ситуации, поскольку понимала, что действует незаконно, но лицо сохранить надо. Незаконно, так как на момент возбуждения дела она не имела на это права. В Уголовно-процессуальном кодексе (до внесения в него последних изменений, вступивших в силу 30 августа нынешнего года) четко было сказано, что возбуждение уголовных дел по 184-й статье является прерогативой органов внутренних дел по месту регистрации подозреваемого.
Тем не менее, по представлению прокуратуры расчетный счет А. Досмухамедова в банке был заблокирован, а его предпринимательская деятельность фактически заморожена. Попросту говоря, человека лишили работы, а бюджет страны не досчитался многих сотен тысяч сумов, которые бизнесмен ежемесячно платил государству в виде фиксированного налога.
Как быть дальше? Прокуратура, судя по временному затишью, ждала реакции. Но Досмухамедов обратился в редакцию и суть дела была предана огласке. Статья в «ПВ» по этому поводу появилась 22 августа, а уже 28 августа, согласно письму С. Рузиева в редакцию, следствие было возобновлено, а предпринимателю предъявлено обвинение (надо же, пяти месяцев для этого было мало, а после публикации хватило нескольких дней).
Теперь уже в обвинительном заключении фигурирует пресловутая статья 167 (хищение путем присвоения или растраты). Одновременно начальник городского управления по борьбе с налоговыми преступлениями при ташкентской прокуратуре сообщает редакции, что предприниматель объявлен в розыск, как укрывающийся от следствия.
Очередной довод высокопоставленного чиновника, мягко говоря, вызывает недоумение. Саидакбар Эгамбердиевич Рузиев заканчивал соответствующий вуз и ему наверняка известно, что прежде чем объявить человека в розыск, следствие (УПК Республики Узбекистан) должно использовать все иные методы для розыска подозреваемого или обвиняемого.
О письме С. Рузиева я поставил в известность его руководителей в республиканском департаменте и лично прокурора Ташкента. Казалось бы, факт нарушений законности со стороны управления по борьбе с налоговыми преступлениями при прокуратуре Ташкента налицо, в чем его руководитель собственноручно и расписался в ответе в редакцию.
Но никто не наказан. Классическое использование двойного стандарта, когда обычного гражданина можно «привлечь к ответу» только лишь на основании бездоказательных подозрений, а чиновники, облаченные в прокурорские мундиры, могут оставаться безнаказанными. Им, например, почему-то можно требовать от банков информацию о движении денег по счетам клиентов даже тогда, когда для этого нет ни малейших оснований. (Редакция, в частности, располагает документами, где заместитель начальника управления по борьбе с налоговыми преступлениями при ташкентской прокуратуре Р. Балашов требует от филиала Национального банка внешнеэкономической деятельности разгласить конфиденциальную информацию о движении денег по счетам другого предпринимателя. Причем до того, как против него было возбуждено уголовное дело. И банк, как ни странно, идет на поводу прокуратуры).
… Да, с коррупцией и беззаконием бороться необходимо, равно как необходимо совершенствовать и судебно-правовую систему.
Но важно понимать и другое: осудив или поймав с поличным мелкого чиновника, мы не решаем проблему в принципе и даже не пытаемся сказать об истинных причинах коррупции. Напротив, стыдливо о них умалчиваем, списывая все на непорядочность или алчность какого-то конкретного человека. А ведь дело не в нем, точнее, не только в нем.
Вы никогда не задумывались, почему, например, большинство студентов юридического вуза мечтают попасть на работу именно в прокуратуру? При том, что официальная заработная плата ее сотрудников, как бы это помягче сказать, весьма скромна, и по нашим прикидкам даже ниже прожиточного минимума. (Заранее оговорюсь. Мы не имеем данных Министерства макроэкономики и статистики на сей счет. Заместитель министра Ф. Баратов в телефонном разговоре с автором этой публикации заметил, что в Узбекистане «нет таких понятий, как «прожиточный минимум» и «потребительская корзина». После моего упоминания о соответствующей статье Конституции высокопоставленный чиновник сказал, что «на провокационные вопросы не отвечает»).
Так вот, я говорю о реальном минимуме, хотя многие прекрасно осведомлены об истинном уровне жизни прокуроров. Единственное логичное объяснение этому — высокая вероятность мздоимства, с которым та же прокуратура активно борется.
Так кто же займется недобросовестным прокурором? Ожидать реакции от его коллег вряд ли стоит, хотя ведомство может определить внутри себя «козла отпущения» и отдать его на заклание (среди семисот осужденных, отбывающих сроки наказания в спецколонии для бывших работников правоприменительных ведомств, то есть, милиционеров, судей, таможенников и т. д., есть и один прокурор). Но это будет разовая акция, пиар, не более.
Где же и в чем выход? Мне кажется, для начала необходимо существенно сузить круг полномочий прокуратуры. В частности, лишить ее функций надзора за законностью.
Мысль только на первый взгляд кажется абсурдной и крамольной. В Грузии, странах Балтии, например, прокуратура уже не имеет этих функций. Все спорные вопросы, связанные с предполагаемым нарушением законов, решаются в суде. У нас же доходит до крайности. Против человека возбуждают уголовное дело за нанесение экономического ущерба некоему предприятию, хотя само предприятие к нему претензий не имеет (автор располагает документами, доказывающими это). То есть, объекта преступления нет, а срок человек все равно получает.
Но вернусь к недавним нашим братьям по СССР, о которых упомянул. Как только у прокуроров Грузии, Латвии, Литвы и Эстонии убрали функции надзора, как прозвучало на одной международной конференции, резко поубавилось желающих работать в прокуратуре. Мотивы легко объяснимы — надзор предполагал шантаж и вымогательство, его отсутствие существенно сужало рамки и того, и другого.
Далее. Если мы действительно стремимся усовершенствовать судебно-правовую систему, выстроив ее под демократическое общество, прокурор, наделенный правом возбуждения уголовного дела и следствия, хотя бы не должен иметь права санкции на арест. В большинстве цивилизованных государств арестовать человека можно только по решению суда. Согласен, это не панацея от произвола, но все же существенный шаг по разграничению полномочий и более отвечает демократическим принципам.
И последнее, не менее важное. Заработная плата работников правоприменительных и фискальных ведомств, как и целом населения, должна обеспечивать относительно достойный уровень жизни. В противном случае, мы постоянно будем бороться со следствием (не в юридическом толковании этого слова), оставляя в стороне истинные причины любого нарушения закона.
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

Раннее утро четверга, когда большинство из нас впервые услышали и увидели то, что произошло в Москве, иначе как шоковым не назовешь.
Казалось бы, далеко, казалось бы, теперь уже в другой стране, но общая наша боль от московской трагедии не стала от этого менее значимой, а наши сердца менее чувствительными.
Наверное, не ошибусь, если скажу, что сопереживание, сочувствие людям, оказавшимся заложниками террористов, шло параллельно с возмущением и, наверное, ненавистью к тем, кто считает, что подобным образом можно решить политические или иные проблемы. Впрочем, наше отношение к произошедшему в Москве кратко и доходчиво изложено в заявлении Министерства иностранных дел Узбекистана.
Скажу другое.
Узбекистан не понаслышке знаком с акциями международных террористов и, как неоднократно подчеркивалось, именно Президент нашего государства одним из первых политиков публично заговорил о нынешней опасности международного терроризма и о той, что грозит всему человечеству в самой ближайшей перспективе.
Ислам Каримов констатировал очевидное, оперировал фактами, но, повторюсь, до поры до времени на очевидное многие его коллеги предпочитали смотреть, как на невероятное.
Гром, как мы помним, грянул 11 сентября минувшего года и совсем не там, где его ожидали, в первую очередь. Вот тогда-то, образно говоря, мужики и перекрестились. А перекрестившись, всерьез задумались об опасности, ставшей реальной для всех без исключения государств.
Больших и малых, сильных и слабых, демократических и не очень. Все скопом, дружно и в унисон заговорили о международных террористических картелях, ставящих своей целью мировое господство. О том, кем и по каким схемам осуществляется финансирование террора и какие меры необходимо предпринять, чтобы исключить финансовую подпитку террористических организаций. Найдено было, казалось, и силовое решение проблемы — вторжение американских вооруженных сил и их союзников в Афганистан, свержение реакционного режима талибов. Достаточно оперативно была создана единая антитеррористическая коалиция государств, подразумевающая объединение усилий и средств для борьбы с международными преступниками.
Но террор не прекратился. Последовали взрывы в различных точках планеты, включая внешне благополучный индонезийский курортный остров Бали, убийства ни в чем не повинных людей и, как своеобразный мрачный аккорд реквиума — захват нескольких сотен заложников в центре Москвы. Этакий московский набат, от которого, думаю, вздрогнул не только каждый россиянин, но и каждый нормальный человек в другой стране.
Да, мы действительно вздрогнули, хотя практически одновременно и задумались, почему подобное стало возможно. Классик как-то заметил, что большое видится на расстоянии и мы, проживающие за тысячи километров от столицы России, как ни парадоксально, значительно острее и болезненнее воспринимаем события, там происходящие. И спрашиваем себя.
Откуда у террористов, эффектно представленных журналистами одной из телевизионных компаний, оружие и взрывчатка? Российское оружие, заметим.
Откуда у них бронежилеты и новенький, с иголочки, камуфляж? Допускаю, что все это куплено на деньги неких международных террористических структур, но куплено-то в самой России.
Каким оружием воюют боевики в Чечне? Российским, изготовленным на российских оборонных предприятиях и предназначенным для российской армии.
Узбекистан можно бесконечно упрекать в отсутствии демократии или в каких-то иных грехах, связанных с нарушениями прав человека, но я не могу себе представить, что по территории моей страны свободно и беспрепятственно будут передвигаться вооруженные до зубов бандиты. Не только передвигаться, но и постоянно пополнять арсеналы оружия и боеприпасов.
Да, автор этих строк отнюдь не однозначно относится к деятельности отечественных силовых и правоприменительных структур, но заподозрить их в сотрудничестве с террористами, уверен, никому не придет в голову. Что касается аналогичных российских, то здесь у меня, и не только у меня, много вопросов…
Мы сочувствуем, сопереживаем россиянам и далеки от того, чтобы давать им какие-либо советы. Правительство каждой страны само решает, как ему строить свои взаимоотношения с гражданами и теми, кто, используя самые радикальные методы, максимально далекие от цивилизованных, фактически выступает против граждан и против власти. Равно, как и каждый народ достоин того правительства, которое имеет.
Но все равно больно.
Больно смотреть на происходящее и осознавать, что в заложниках под автоматным прицелом сегодня может оказаться каждый. Как добиться того, чтобы исключить эту вероятность вовсе? Не знаю. Скорее всего, не знают и другие. Не было в истории человечества аналогов происходящему и не выработало оно пока четких и надежных мер защиты от международного терроризма. Мы лишь в начале трудного и отнюдь не безопасного пути. Но пройти его необходимо. Целиком и полностью, не сворачивая и не оглядываясь. Не кавалерийским наскоком с шашкой наперевес, а разумно и в меру осторожно. Обдуманно и расчетливо. Дабы не наломать дров и не ухудшить ситуацию.
Но главное, пройти вместе.
Объединившись в настоящее содружество государств планетарного масштаба.
Объединившись, несмотря на различия в политике, подходах к экономике и гуманитарным проблемам. Терроризм должен почувствовать себя чужеродным в атмосфере всеобщего его отрицания. Активного и эффективного. Мы должны быть готовы к жесткой и бескомпромиссной борьбе с терроризмом.
Борьбе на поражение. Без всяких предупредительных выстрелов в воздух.
Московский набат, быть может, для того и звучит…
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

Реформа пенитенциарной (тюремной) системы, о которой уже писал автор данной публикации, судя по происходящему, получает в республике логическое продолжение. На минувшей неделе в Ташкенте проходил тренинг «Женщины в системе уголовного правосудия: международные стандарты обращения с лицами, лишенными свободы», организованный Бюро по демократизации и правам человека ОБСЕ.
На сей раз слушателями курса был персонал, работающий в женской колонии, то бишь, преимущественно те же женщины, но по другую сторону решетки. Хотя, сказав «по другую сторону», журналист явно грешит против истины. Большую часть своего времени администрация женской колонии проводит рядом с осужденными и, так же, как и они, смотрит на белый свет сквозь колючую проволоку.
Зарубежные эмиссары, специализирующиеся на тюремной проблематике, учили наших сотрудников ГУИН жить и перевоспитывать оступившихся и нарушивших закон. Сотрудники, а точнее сотрудницы, были внимательны и деликатны. Они впитывали в себя все демократическое и передовое, примеривая западную действительность к нашей.
Например, им рассказывали о преимуществах содержания осужденных женщин совместно с детьми, родившимися в неволе. Они же, вполне резонно, спрашивали: «Кто будет отвечать, если, не приведи Господь, ребенок зачахнет от неумелой материнской ласки?» По нашим законам, отвечать будет как раз не «мамочка», а администрация исправительного учреждения и конкретные ее представители. Вне зависимости от того, определят ли наличие их вины или нет. Дабы разрешить противоречия, решили пригласить в качестве эксперта одну из осужденных, родившую в колонии четвертого ребенка. И та наотрез отказалась от предложения иностранных дам правозащитного толка. Сказав, что не доверит свое дитя даже собственной матери, но администрации верит, как бы поставила временную точку в дискуссии.
Демократы с Запада, эксперт по верховенству закона БДИПЧ Дорота Ризи и эксперт ОБСЕ, профессор права Варшавского университета Моника Платек настаивали на необходимости продолжать обучение осужденных, не достигших совершеннолетия. Как мужчин, так и женщин.
Руководство ГУИН МВД Узбекистана не имело ничего против подобной постановки вопроса. Но ссылалось на существующий в нашей республике закон об образовании. В нем, чтобы вы знали, вечерняя форма обучения не предусмотрена. Правда, несмотря на это, ГУИН удалось сохранить две школы для несовершеннолетних преступников. Всего две, при том, что в получении среднего образования нуждаются около шести тысяч заключенных. Но даже в двух существующих школах подростки вынуждены заниматься по программам, настолько далеким от существующих на воле, что рассчитывать на пользу от полученных знаний вряд ли стоит. Судя по ситуации, Министерству народного образования абсолютно без разницы, насколько грамотными выйдут на свободу те, кто попал на зону по молодости. На программы, соответствующие современным требованиям, оно благословения почему-то не дает. Зачем зэку английский язык, к примеру?
Что касается здоровья осужденных, охрана которого предусматривается теми же международными стандартами, то их отечественная пенитенциарная система рада бы соблюдать, да не хватает денег. Богатым европейским странам легче, но в той же Польше, если заключенный хочет оставаться по возможности здоровым, то должен покупать себе медикаменты сам, либо это должны делать его родственники. Мы — ближе к Польше.
Горячая дискуссия развернулась между зарубежными учителями и нашими женщинами, работающими в системе ГУИН, по вопросу взаимоотношений персонала колоний с осужденными больными СПИДом. Количество последних стремительно растет, а контактировать с ними желает отнюдь не каждый. Гости приводили в пример пенитенциарную систему США, где анализ на СПИД осужденный делает добровольно, а не принудительно. Хозяева резонно желали знать, общаются ли они ежедневно с больными людьми или со здоровыми. Они не испытывали желания заболеть СПИДом, а доводы, что последний не передается в быту, для них звучали неубедительно.
Немало времени участники и устроители тренинга посвятили организации взаимоотношений между администрацией тюрем и лагерей с осужденными. Поскольку именно они либо способствуют исправлению преступника, либо пожизненно настраивают его против общества и законов, им созданных.
Пани Платек приводила в пример Польшу, где к осужденным иногда обращаются «пан Владек» или «пан Збышек». Наши женщины говорили, что представителей своего трудного контингента они тоже порою называют по имени. Так действительно лучше достичь понимания.
Что еще? Еще руководитель программ посещения тюрем российского центра содействия реформам уголовного правосудия Людмила Альперн рассказала администрации женской колонии и примкнувшим к ней сотрудникам ГУИН прекрасную историю о бывшем начальнике псковского СИЗО Борисе Федотове. О том, как ему удалось сделать следственный изолятор (тюрьма для подследственных по-простому) образцовым и отвечающим всем упоминаемым выше международным стандартам. История была трогательной, а конец, к сожалению, типичным. Б. Федотова с работы сняли. Но это так, к слову…
Еще дамы из ОБСЕ не могли понять, что такое «казарма», которая периодически повторяется, отнимая у сотрудников колоний личное время безо всякой надежды на компенсацию. Они наивно предлагали последним требовать в суде соблюдения руководством ГУИН трудового законодательства и таким образом отстаивать свои права. Наши женщины, слышавшие и не такое, молча кивали головами, думая не о рекомендациях правозащитниц международного уровня, а о существующих реалиях.
Семинар завершился к обоюдному удовлетворению сторон, а утром, в понедельник, автору этой заметки довелось совершенно случайно проезжать мимо другой исправительно-трудовой колонии, куда, по имеющейся информации, должны были прибыть представители Красного Креста. Сотрудники ИТК, включая и медицинский персонал, дружно, ритмично и вдохновенно мели территорию, прилегающую к учреждению.
Я подумал: ожидать, что правозащитники из Красного Креста это поймут или оценят, по меньшей мере, наивно. В странах, откуда они прибыли, улицы метут дворники…
Сергей Ежков.
Обозреватель Правды Востока».

Расхожая фраза «сколько ни говори «сахар», а во рту слаще не станет» хоть и набила оскомину, но значимости своей не утратила. Это к тому, что количество совещаний и семинаров по так называемой поддержке малого и среднего бизнеса, словно по команде и с завидной регулярностью проводимых на всех уровнях и во всех регионах, сами по себе проблемы не решают. Более того, общие рассуждения о необходимости развития этого сектора экономики на фоне реальных действий некоторых представителей власти подрывают веру людей в то, что им дадут свободно работать в рамках существующего законодательства.
Деловые люди нередко убеждаются в обратном.
Приватизированную ими собственность, к примеру, с помощью некоторых беспринципных судей быстренько расприватизируют, после чего эту собственность иногда тут же передают другим владельцам за смехотворную цену.
Налаженный механизм взаимоотношений с партнерами по бизнесу рушится в мгновенье ока только потому, что кому-то в подразделениях недавно созданного Департамента по борьбе с налоговыми преступлениями при прокуратуре республики надо срочно отчитаться о «проделанной работе» и «выявленных хищениях в особо крупных размерах»…
Перечень причин, нередко ставящих крест на частной инициативе, а в конечном счете подрывающих экономику государства, значительно шире, но и этих двух достаточно, чтобы набросить на экономику республики крепкую петлю со всеми вытекающими отсюда последствиями.
ЧУЖАЯ РОДНЯ
Алимжан Юнусов, пока еще директор частного производственно-коммерческого предприятия «Кавсар Фидоий», в 1995 году, как и многие наши соотечественники, решил открыть свое дело, тем более что государство дало представителям малого и среднего бизнеса зеленый свет. В Сергелийском районе столицы он приватизировал лепешечный цех и пекарню, строительство которой еще не было завершено. Реконструировав первый и достроив вторую, вывел предприятия на производственную мощность, выпуская ежедневно до тридцати тонн хлеба.
Как выяснилось, зря.
Практически сразу же после этого возникает инициатива управления Госкомимущества Ташкента, оформленная в виде иска в столичный хозяйственный суд. Управление ходатайствует о признании государственного ордера собственности (выданного им же) недействительным. Причин, по мнению чиновников, несколько:
— предприниматель не завершил формирование уставного фонда;
— не выполняет взятое на себя бессрочное обязательство по сохранению профиля деятельности;
— в течение последних полутора лет снизил объемы производства.
Быть может, все действительно так, и для иска у ташкентского управления ГКИ есть серьезные основания? Выясняем и убеждаемся в обратном.
Деньги, необходимые для формирования уставного фонда, согласно договору, городское управление Госкомимущества должно было вернуть Юнусову для укрепления материальной базы и развития производства. Но не сделало этого.
Бессрочных обязательств в договоре не было, и их срок по сохранению профиля деятельности ограничивался пятью годами.
Объемы производства в обеих пекарнях постоянно росли, а их уменьшение в течение четырех месяцев было вызвано тем самым ремонтом.
Все три факта, положенные в основу иска, можно было легко проверить на стадии судебного разбирательства, но, видимо, ташкентский хозяйственный суд это не устраивало.
Четырнадцатого июня 2000 года, фактически не исследовав обстоятельства дела и явно лоббируя чьи-то интересы, суд удовлетворяет иск.
Спешит и управление Госкомимущества. Не дожидаясь, пока решение суда вступит в законную силу (это месяц согласно статье 146 Хозяйственного процессуального кодекса), оно аннулирует госордер на собственность и продает объект стоимостью свыше двухсот миллионов сумов… всего за девятнадцать миллионов. Продает тихо, не выставляя на биржу, в обход закона «О биржевых торгах». Кому? Некоей частной фирме «Хуршида бону»…
В дело вмешивается Высший хозяйственный суд, но и он почему-то принимает половинчатое решение. Одну пекарню возвращает А. Юнусову, другую — нет. Впрочем, «возвращает» сильно сказано. Законный владелец, имеющий на руках решение высшей судебной инстанции республики по хозяйственным конфликтам, до сих пор не может вернуть себе то, что ему принадлежит по праву. Директор «Хуршиды-бону» не освобождает пекарню. Согласитесь, что отнюдь не каждый себе это может позволить. Иначе трудно объяснить происходящее…
И ЗАНЯЛА ЛИСИЧКА НОРКУ
Урман Юлдашев судится за свою собственность десять лет без малого. («ПВ» дважды писала об этом). В 1993 году он с компаньонами выкупил Андижанский горпромкомбинат. Выкупил исходя из той законодательной базы, которая на тот момент существовала. Средства нынешние товарищи по несчастью выложили собственные. Зарегистрировавшись под названием ООО «Ипак йули», начали производство атласа, трикотажа, швейных изделий, приступили к освоению кокономотального и крутильного цехов по выработке шелковой нити. Все бы ничего, кабы не просьба тогдашнего руководителя облместпрома пустить на постой, то бишь сдать часть площади в аренду торговому дому «Махаллий саноат», который местпром создал.
Пустили. Однако арендаторы не желали платить, и «Ипак йули» подал на них в суд. Не остался в долгу и торговый дом. Он решил присвоить помещение себе раз и навсегда. Трижды областной хозяйственный суд рассматривал это дело, но еще до того, как в нем была поставлена жирная точка (о ней речь ниже), областное управление Госкомимущества аннулировало ордер на собственность. Доводы типичные: дескать, приватизация была проведена с нарушениями законодательства.
Более того, Высший хозяйственный суд своим постановлением фактически признал собственником помещения облместпром и торговый дом, когда-то просившийся на постой. Самое интересное, что У. Юлдашев узнает о документе только тогда, когда с помощью милиции его выгоняли на улицу. Естественно, сегодня нет производства, им созданного, нет работы и для двухсот с лишним человек, занятых когда-то здесь.
Схожая или почти схожая история коллективного предприятия «Ал-Шо-Хат», приватизировавшего шесть лет назад полузапущенный кинотеатр им. Сабира Рахимова в одноименном районе столицы республики. Вложившие уйму средств в реконструкцию здания, сегодня эти люди остались ни с чем.
Помните совсем не детскую сказку о лисичке, которая попросила зайку пустить ее в норку переночевать? Зайку, как мы знаем, попросту сожрали…
ОТ ШАНТАЖА ДО ПРОВОКАЦИИ
Некоторое время назад в редакцию обратился доведенный до отчаяния предприниматель А. Досмухамедов из Ташкентской области. Утверждал, что работники Шайхантахурского районного подразделения УБНП (Ташкент, не область) вымогали у него три тысячи долларов, а когда он отказался их дать, замучили проверками. Досмухамедов написал письмо в прокуратуру Ташкента, но ответа не получил. После просьбы редакции разобраться с делом предпринимателя объективно и по существу ему заблокировали банковский счет. По имеющейся у нас информации, в настоящее время уголовное дело в отношении Досмухамедова приостановлено, и хочется верить, что справедливость восторжествует хотя бы в одном конкретном случае…
Другой эпизод. В Сурхандарьинской области еще три года назад было приличное фермерское хозяйство, а в нем крупный рогатый скот, гиссарские овцы, цесарки и прочая живность. Хозяевами всего этого добра были Ш. Нурбаев и З. Болтаев. Сотрудники местой милиции, по словам осужденных и их родственников, неоднократно требовали от фермеров крупную сумму в валюте, угрожая расправой. Те же наивно верили в святость закона и денег не давали. Тогда им, судя по материалам уголовного дела, «организовали» сбыт наркотиков. Причем обыск в доме милиционеры проводили, пристегнув хозяина наручниками к калитке и использовав в качестве единственного понятого несовершеннолетнего мальчишку. Со второго захода «бдительный» милиционер Эшмамат Худайшукуров, практически подменив собой непонятливую служебную собаку, наркотики все же «нашел».
Суд без колебаний определил сроки наказания фермерам. Определил, несмотря на то, что вскоре после обыска в доме у Болтаевых сам Э. Худайшукуров с коллегами-милиционерами попался при попытке реализации 26 килограммов героина.
Фермерского хозяйства сегодня нет.
Частному предпринимателю из Ташкента З. Ашурметову тоже не повезло. Его деятельность сначала проверили якобы по личному указанию начальника контрольно-ревизионного управления Департамента по борьбе с налоговыми преступлениями при прокуратуре республики Т. Халикова, а затем, фактически спровоцировав конфликт, стали проверять вторично. Попутно, не предъявив постановления о встречной проверке, стойкие борцы с нарушениями в налоговой сфере нейтрализовали работу ООО «ABU-VOYAJ», импортирующего пиво из-за пределов республики. Не ограничившись перечисленным выше, произвели личный досмотр клиентов и сотрудников и изъяли (без соответствующего оформления) крупную сумму денег, принадлежащих предпринимателям.
Далее все шло по накатанной и отработанной силовыми структурами методике. Делается запрос в Академический филиал Национального банка внешнеэкономической деятельности и тот, вопреки существующим законам, выдает прокуратуре полную информацию о финансовой деятельности «ABU-VOYAJ» за весь период с момента образования. Все вышеперечисленные нарушения со стороны сотрудников так называемого УБНП зафиксированы в протоколе совещания, проходившего по горячим следам в Министерстве юстиции. Здесь же, кстати, констатируется, что «приказ о проведении проверки издан с обвинительным уклоном, проверяемым не представлена копия акта проверки, проведен несанкционированный обыск помещения, сейфа…»
КУДА ИДЕМ?
Понимаю, что читатель существенно подустал, а посему перейду к выводам.
Публичные заявления о необходимости поддержки малого и среднего бизнеса пока еще противоречат действительности. На практике частных и прочих предпринимателей порою душат на корню. И делают это, в первую очередь, чиновники из структур, призванных стоять на страже интересов гражданина и государства.
В вопросах бизнеса, кстати, интересы и того, и другого совпадают полностью. И гражданин, и государство желают стать богаче. Но не становятся таковыми именно потому, что в стране слишком много контролирующих организаций, нарушающих закон, нередко преследующих свои, отнюдь небескорыстные интересы.
Скажу резче: подобные контролеры, не исключаю, умышленно дискредитируют политику Президента Узбекистана, ставя подножку курсу реформ. Им реформы нужны меньше всего. Их устраивает система запугивания, провокаций, шантажа и угроз. И именно они сегодня богатеют стремительнее других. Ведь ни для кого не секрет, что контроль в республике нередко идет рука об руку с вымогательством. А достоянием общественности подобные факты или не становятся вообще, или становятся крайне редко.
Сегодня мы стараемся прорваться в легитимное экономическое пространство, то, в котором живут большинство цивилизованных государств. Да, нельзя мириться с тем, что, по оценкам международных экспертов, объем теневого сектора в экономике Узбекистана слишком велик. Но нельзя мириться и с произволом чиновников, желающих вовремя отчитаться и не забывающих про свои личные интересы. Те, что отнюдь не всегда совпадают с интересами общества и страны в целом. Взять, к примеру, ту же приватизацию, результаты которой сегодня чуть ли не повсеместно ставятся под сомнение, а ордера на собственность Госкомимущество аннулирует десятками, если не сотнями.
Допускаю, что проходила приватизация не совсем так, как нам бы сегодня хотелось, а приватизировали былую госсобственность не те, кто хотел бы сегодня. Однако нельзя столь произвольно, а порой и надуманно, проводить ревизию итогов первого приватизационного этапа.
Хотя бы для того, чтобы окончательно не убить в людях веру в силу закона и в то, что их собственность у них никто и никогда не отнимет.
Что конституционные гарантии собственности — это не пустой звук.
Что собственником может быть каждый.
В противном случае наивно ждать инвестиций в экономику страны, в первую очередь от своих сограждан.
… Неоднократно подчеркивая важность развития малого и среднего бизнеса, Президент Узбекистана настоятельно требует от чиновников оказывать нарождающемуся среднему классу максимальную помощь и поддержку. Не ставить ненужных преград, не третировать проверками, а помогать.
Всеми доступными законными средствами.
Да, политика нашей страны, направленная на совершенствование экономических отношений и нацеленная, в конечном итоге, на повышение благосостояния людей, не подлежит ревизии или коррекции в сторону ужесточения взаимоотношений государства и предпринимателя. Однако отдельные факты, когда некоторые чиновники дискредитируют линию Президента, необоснованно вмешиваясь в хозяйственную деятельность частных предпринимателей и фирм, не украшают нашу действительность.
И последнее. Предложив читателю эти заметки, наша газета ни в коем случае не претендует на роль судьи. Мы лишь трибуна для тех, кто нас читает и кто нам верит.
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

Эльвиру Ивановну Красовскую решили выселить из трехкомнатной квартиры. Той, что ею приватизирована на льготных основаниях (Э. Красовская — врач) в феврале 1993 года на основании нормативных документов, действовавших на тот момент. Если говорить конкретно, то соответствующего постановления Кабинета Министров.
Спустя девять лет квартирно-эксплуатационная часть (КЭЧ) Ташкентского гарнизона (юридически ее давно не существует) совершенно неожиданно вспомнила, что когда-то, в 1987 году, эта квартира была выделена мужу Эльвиры Ивановны офицеру Красовскому. Вспомнила и подала иск в Мирзо-Улугбекский суд столицы о признании факта приватизации незаконным и переселении женщины в однокомнатную служебную (?) квартиру. Был предложен и адресок, куда Э. Красовская должна съехать.
Главный аргумент в суде, использованный армейскими истцами, — отсутствие справки из КЭЧ, при наличии которой, дескать, только и можно было приватизировать квартиру. Другой довод: офицер, коему она по ходатайству КЭЧ (собственником выделенного жилья являлась муниципальная власть) была выделена, отбыл на новое место службы в другое государство, а нам, дескать, своих селить некуда.
На первый взгляд все кажется достаточно убедительным, кабы не множество «но», появляющихся при детальном рассмотрении претензий.
Итак, передо мной государственный ордер на право личной собственности жилья, выданный Э. И. Красовской главным управлением коммунальной собственности и приватизации исполнительного аппарата хокима Ташкента 11 февраля 1993 года. Согласно ему, врач Э. Красовская приватизировала имевшуюся квартиру. Да, она не представила справку КЭЧ, но положением «О приватизации государственного жилищного фонда в городе Ташкенте», датированным 13 августа 1992 года, равно и упомянутым выше постановлением Кабинета Министров наличие подобного документа не предусматривалось.
Что из этого следует, на взгляд автора и адвокатов, специализирующихся на разрешении жилищных споров? Даже если более поздние нормативные акты и предусматривали иной порядок приватизации, закон обратной силы не имеет. Проще говоря, Э. Красовская приватизировала квартиру в соответствии с теми правилами, которые на тот период существовали. И обвинять ее в их нарушении — абсурд. Можно, конечно же, понять стремление влиятельного ведомства заполучить квартиры, ранее предоставленные офицерам, ныне покинувшим республику. Но надобно учитывать и другое. Например, конституционную норму, согласно которой частная собственность неприкосновенна.
Перечень аргументов, доказывающих незаконность претензий истцов от оборонного министерства, можно продолжить, но не стану злоупотреблять терпением читателя. Меня больше интересует другое: если в квартирно-эксплуатационном управлении (правоприемник КЭЧ) всегда были уверены в своей правоте, почему вспомнили о ней не сразу, даже не спустя три года (именно таков в данном случае срок исковой давности), а только через восемь лет?
Почему первоначально подают иск от имени КЭЧ, а не КЭУ, как это и положено?
Почему, в конце концов, суд принял иск несуществующей организации?
Почему взамен трехкомнатной приватизированной предлагают однокомнатную служебную? (Не потому ли, что прекрасно понимают: отсюда женщину можно выселить в день переезда на вполне законном основании. Э. Красовская, как сказано выше, — врач и в подразделениях Минобороны не служит).
Изучив жалобу Э. Красовской, доводы районного суда и адвоката, мы, тем не менее, не спешили с публикацией, резонно предполагая, что судебная коллегия Ташкентского городского суда по гражданским делам более внимательно отнесется к материалам дела.
Однако этого не произошло.
Мы располагаем определением вышеназванной судебной структуры. Так вот, коллегия под председательством Х. Хакимовой практически полностью дублирует решение судьи районного масштаба Г. Камиловой.
Например, согласилась с восстановлением срока исковой давности (помните, несуществующая в природе КЭЧ опоздала с иском на пять лет). Основание? Отцы-командиры при проверке жилого фонда якобы обнаружили неправильное применение законодательства.
Далее высокоуважаемые судьи ссылаются на пункт 1.14 правил приватизации, регламентирующий передачу в собственность ведомственного жилья. Но, помилуйте, юридически семья Красовских получила ордер Куйбышевского райисполкома, а не КЭЧ Ташкентского гарнизона. Более того, на ордере не было пометки «Служебный». Естественно, в исполнительном аппарате района дали разрешение на приватизацию, хотя сегодня представитель Юнусабадского хокимията и говорит, что оно было ошибочным. Но, простите, за вашу ошибку, даже если теоретически и предположить ее наличие, вы несете ответственность. При чем здесь человек, приватизировавший квартиру?
Городская судебная коллегия, равно как и районный суд, в качестве самого весомого аргумента в пользу военных истцов вновь ссылается на необходимость получения разрешения КЭЧ на приватизацию. Ссылается, не удосужившись заглянуть в постановление Кабинета Министров и правила приватизации, разработанные на его основе.
Впрочем, вряд ли очевидного не замечают по недосмотру или некомпетентности…
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

Так или приблизительно так можно охарактеризовать лейтмотив конференции по реформе пенитенциарной системы (попросту лагерей и тюрем), прошедшей под эгидой ОБСЕ в столице Австрии — Вене.
Правительственную делегацию Узбекистана на ней представляли заместитель министра внутренних дел, начальник Главного управления исполнения наказаний МВД Раджаб Кадыров и заместитель начальника ГУИН Михаил Гуревич. Корреспондент «ПВ» был делегирован сюда бюро ОБСЕ в Узбекистане и представлял на конференции прессу республики.
На момент распада СССР в следственных изоляторах Узбекистана и колониях различного режима содержания ожидали приговора суда либо отбывали наказание, связанное с лишением свободы, двадцать девять тысяч человек. Реформировав Уголовный кодекс в сторону ужесточения наказания, республика за несколько лет довела количество заключенных до семидесяти двух тысяч, в результате чего «зоны», разбросанные по нескольким регионам страны, оказались переполненными, а в следственных изоляторах люди спали по очереди.
Встала проблема их физического содержания, росло количество больных туберкулезом, СПИДом, иными инфекционными заболеваниями. (По данным ГУИН Узбекистана, сегодня в местах лишения свободы — 216 ВИЧ-инфицированных и шестьсот по подозрению в заболевании. По информации из неправительственных источников, здесь же свыше двадцати тысяч больных туберкулезом, лечение которых в силу субъективных и объективных причин проблематично).
Несколько последних амнистий, коснувшихся ветеранов войны, женщин, несовершеннолетних, по случаю десятилетия независимости Узбекистана, принятие нового Уголовного кодекса позволили существенно снизить количество заключенных. На сегодняшний день в местах лишения свободы находятся немногим более сорока двух тысяч человек. Двадцать процентов от этого числа томятся под стражей в тюрьмах, именуемых с советского периода следственными изоляторами.
Для сравнения скажу: в Грузии лишены свободы семь с половиной тысяч, в России — 750 тысяч человек, не считая тех, что ждут своей участи в СИЗО. На первое место в мире по числу осужденных на душу населения уверенно вышли Соединенные Штаты Америки и пока, судя по всему, уступать его никому не собираются.
Что беспокоило собравшихся в Вене представителей стран, входящих в ОБСЕ? В первую очередь, несовершенство судебно-правовой системы ряда государств, которая, по мнению многих ораторов, провоцирует увеличение количества заключенных. Это же, в свою очередь, существенно ухудшает условия их содержания, подрывает здоровье преступивших закон, ведет к неоправданной жестокости со стороны персонала тюрем.
Второй момент, на котором останавливались практически все выступающие: переподчинение пенитенциарных учреждений. Почти везде на постсоветском пространстве, но пока не в Узбекистане, ими теперь ведает министерство юстиции, а не МВД. По мнению специалистов, исключение из функций МВД контроля над СИЗО и колониями превносит в деятельность администраций этих учреждений серьезный элемент гуманизации, содействует выполнению странами обязательств ОБСЕ в области человеческого измерения.
Однако чисто механическая передача тюрем из одного министерства в другое, и это подчеркивалось практически всеми, не решает проблемы. «Вохра» она и в Минюсте «вохра», и если не изменить психологию сотрудников администрации лагерей и тюрем, государствам восточного блока, странам СНГ, вряд ли удастся существенно продвинуться в реформах.
В рамках конференции рассматривался и еще один немаловажный, на взгляд автора, вопрос. Он касался прозрачности системы исполнения наказания или, как говорят на Западе, ее транспорентности.
Что это означает? В первую очередь, эффективный, стабильный и регулярный контроль общественности над местами отбывания наказания.
Как этого достичь? Через неправительственные организации, различные фонды и тому подобные общественные структуры. В России, в частности, этой проблематикой занимаются сто фондов и триста неправительственых организаций. Только на протяжении последнего года в здешних «зонах» и СИЗО побывали две тысячи отечественных и восемьсот иностранных журналистов.
Что касается ситуации в Узбекистане, то, по заявлению начальника ГУИН МВД республики Р. Кадырова, в нашей стране этим правом может воспользоваться любой журналист или представитель неправительственной организации. Журналисты Би-Би-Си, кстати, равно как и коллеги из родного издания, так и сделали.
В Грузии поднималось много правозащитного шума до тех пор, пока тюрьмы были закрыты для посещения общественности. Как только их ей открыли, то почему-то не стало желающих проводить здесь исследования, изучать ситуацию. По заявлению сотрудника Минюста этой страны, он теперь сам слезно просит правозащитников заглянуть в места лишения свободы, подтвердив демократичность министерского реформаторского курса.
Значительных успехов в деле реформирования пенитенциарной системы, и это было подчеркнуто на конференции, достигли наши казахстанские соседи. Их положительный опыт, а также серьезные наработки Польши были детально рассмотрены, проанализированы участниками форума и рекомендованы к изучению.
Какие же ближайшие задачи в данном направлении были определены в Вене? Конечно же, изменения в законодательстве ряда государств, направленные на либерализацию и гуманизацию наказания. Применение альтернативных его форм, не связанных с лишением свободы, совершенствование деятельности сотрудников пенитенциарных учреждений, которые, по замыслу новаторов, должны стать не столько охранниками и надсмотрщиками, сколько товарищами и воспитателями.
Что касается автора публикации, то на всем протяжении конференции ему не давали покоя мысли, которые в весьма сжатой форме все же удалось высказать перед закрытием.
Во-первых, не надо пытаться создать из колонии строгого режима, например, санаторно-курортный комплекс со всеми благами и удобствами.
Место заключения потому так и называется, что у него другие задачи и другие функции. Да, надо стремиться к максимально эффективной системе исполнения наказания, исключающей вероятность какого-либо насилия над заключенными со стороны таких же, как они, или администрации. Ведь, по сути, человека приговаривают к лишению свободы, а не к лишению здоровья, чести, элементарных прав личности, если хотите.
Второе. Транспорентность, то есть прозрачность системы исправительных учреждений, их доступность для общественного контроля — вещи крайне важные и актуальные. (Судя по заявлениям Раджаба Кадырова, его ведомство открыто и готово предоставить любую информацию, касающуюся условий содержания заключенных, их численности и так далее, и тому подобное). Но, по моему твердому убеждению, зона — это не Ховбург (исторический центр Вены, излюбленное место паломничества туристов) и не Бродвей. Здесь необходима известная мера, в основе которой должен быть конструктивизм и прагматизм с обеих сторон. Не исключаю, что открыть колонии для посещения разумно тем неправительственным организациям, которые не только желают, но и могут помочь осужденным. Людям, которые честны и неподкупны, бескорыстны и порядочны.
Третье. В ходе дискуссии многократно варьировались проблемы заключенных и администрации, их взаимоотношений. Но ни разу ни один из участников ни одной из присутствующих на конференции делегаций не коснулся проблем потерпевших, тех, чьи права нарушили осужденные.
Тех, кого обокрали, искалечили, изнасиловали, потерявших близких, кормильцев или друзей.
Да, здесь неоднократно звучали слова о соразмерности преступления и наказания за него. Но если мы слепо, без оглядки на действительность, без учета существующих реалий и тенденций пойдем по пути ускоренной гуманизации процесса, то как объяснить вдове, почему убийца ее мужа оказался на свободе спустя всего пяток лет?
Как объяснить матери, чей сын был изувечен хулиганами и до конца дней своих не покинет инвалидную коляску, что общество усиленно настаивает на либерализации наказания?
Не знаю.
Наверное, потому что не совсем демократ.
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

«Всякое отступление от точного исполнения и соблюдения законов, какими бы мотивами оно ни было вызвано, является нарушением законности в уголовном процессе и влечет за собой установленную ответственность».
Уголовно-процессуальный кодекс Республики Узбекистан.
Сразу оговорюсь. Сути уголовного дела, о процессуальных перипетиях которого речь пойдет ниже, автор касаться не намерен. Более того, мы не ставим вопрос о виновности или невиновности фигуранта публикации. Мы не намерены оказывать давление на суд или каким-то иным способом лоббировать чьи-то интересы.
Газета намеревается привлечь внимание читателя к той части работы правоприменительных структур, которая предшествует судебному разбирательству или сопровождает его. То есть к соблюдению норм закона, предусмотренных Уголовно-процессуальным кодексом Республики Узбекистан. Именно на них у нас нередко не обращают внимания и именно они обычно остаются за рамками журналистских публикаций. Наверное, потому, что это слишком кропотливая работа, требующая тщательного ознакомления со множеством документов, своеобразного журналистского расследования, если хотите…
Предыстория конфликта банальна, но не так уж и нетипична. В ноябре 2000 года в кабинет директора денауского маслоэкстракционного завода Р. Таджитдинова вошли трое: заместитель начальника управления СНБ по Сурхандарьинской области А. Саттаров и двое его коллег
Б. Эшпулатов и Н. Каримов. Они попросили удовлетворить их просьбу, назначив на должность начальника цеха розлива родственника одного из визитеров. Директор, вступивший в должность менее двух месяцев назад, деликатно заметил, что не может этого сделать. По его мнению, протежируемый родственник имеет весьма сомнительную репутацию, да и специалистом в области производства масла, мягко говоря, не является.
После вежливого, но категоричного отказа на завод прибыли суровые представители налоговой службы с подчеркнутой многозначительностью во взглядах. Проверка шла за проверкой и, хотя каждая предыдущая не высвечивала криминала, на каждую последующую имелась разрешительная бумага.
Совершенно правильно оценив источник повышенной активности контролирующих органов, директор МЭЗа пишет письмо руководству СНБ республики, надеясь, что оно даст достойную оценку действиям своих подчиненных и укажет им на непозволительность использования методов давления или, как минимум, на превышение служебных полномочий.
Все вышло с точностью до наоборот. Спустя несколько дней в доме Рахима Хакимовича по всем канонам классического полицейского детектива производят обыск, а самого директора задерживают.
Двенадцатого мая прошлого года тогдашний заместитель прокурора Сурхандарьинской области Б. Кадыров (запомним его имя и должность) дает санкцию на арест Таджитдинова сроком на десять дней. Директору предъявляют обвинение.
По истечении срока санкцию продлевают до сентября. Теперь внимание: с сентября прошлого по май нынешнего года, то есть девять месяцев Р. Таджитдинов содержится в следственном изоляторе СНБ Сурхандарьинской области без санкции прокурора. Другими словами, незаконно, поскольку в УПК четко сказано: «Никто не может быть подвергнут аресту или содержанию под стражей иначе как на основании судебного решения или с санкции прокурора».
На жалобы адвокатов не реагируют ни прокурор области Б. Нурмухамедов, ни следователь областного управления СНБ И. Джуманиязов (запомним и эту фамилию).
Третьего января 2002 года Б. Кадыров утверждает обвинительное заключение по делу Р. Таджитдинова и появившихся с подачи СНБ других его фигурантов. Но вот что любопытно: 27 декабря 2001 года Б. Кадыров назначен председателем Сурхандарьинского областного суда. Спустя несколько дней, второго января он принимает клятву, и в этот же день его представляют в новом качестве в хокимияте области. Проще говоря,
Б. Кадыров утверждает обвинительное заключение, уже не будучи заместителем прокурора Сурхандарьи…
Далее дело должно поступить в суд, но оно вновь оказывается в областном управлении СНБ (Р. Таджитдинов ознакомился с ним шестого января).
Девятого января оно возвращается из СНБ в областную прокуратуру. Резолюция Б. Нурмухамедова гласит, что теперь оно адресовано прокурору по надзору за деятельностью органов СНБ Р. Абдуллаеву.
Двадцать девятого января дело вновь переправляется в управление СНБ, в следственном изоляторе которого Р. Таджитдинова знакомят с результатами ревизии и составляют протокол допроса.
С чего бы такая суета, входящая в откровенное противоречие с существующим законодательством и уголовно наказуемая? Не с того ли, что доказательная база обвинения сомнительна, и следователь Сурхандарьинского СНБ И. Джуманиязов сотоварищи это прекрасно понимают? Согласитесь, возможность иметь уже завизированное обвинительное заключение у себя теоретически не исключает его дописывания или переписывания.
Суд под председательством судьи М. Мамонова начинается двадцатого февраля. В ходе судебного следствия выясняется, что следователь Сурхандарьинского СНБ И. Джуманиязов присвоил золотые часы одного из подсудимых. Его фактически вынуждают их вернуть. Здесь же, в зале суда, подсудимые и Р. Таджитдинов в том числе рассказывают, какими методами следствие выбивало из них нужные ему показания. Заслушивает суд и медицинских экспертов, предоставивших заключение о том, что директор маслоэкстракционного завода еще до ареста перенес два инфаркта и содержание его под стражей может привести к непоправимым последствиям.
Исследовав все обстоятельства дела и установленные факты, сопоставив их с материалами следствия, суд вынес обвинительный приговор по некоторым его фигурантам. Что касается Р. Таджитдинова, то в отношении него было вынесено определение, согласно которому дело возвращено на дополнительное расследование. Учитывая тяжелое состояние здоровья директора завода, суд изменил ему меру пресечения и освободил из-под стражи.
На следующий день после освобождения Р. Таджитдинов ложится в кардиологическое отделение денауской больницы. Тем временем прокурор области вносит протест на слишком мягкое, по его мнению, решение суда, а адвокаты подсудимых и осужденных, в свою очередь, подают апелляционную жалобу, считая, что областное управление СНБ сфабриковало дело против их клиентов.
Заседание апелляционной коллегии под председательством судьи Ф. Тураева назначают на седьмое июня. Адвокаты требуют отвода суда на основании незаконного утверждения обвинительного заключения (помните, свою визу поставил на нем не прокурор Б. Кадыров, а председатель суда Б. Кадыров?), отказа в возможности ознакомиться с протестом прокурора и внесения своих возражений по нему. Все эти нормы обязательны и предусмотрены Уголовно-процессуальным кодексом, действующим, как известно, на всей территории республики.
Но, видимо, не в Сурхандарье. Отвод отклоняют.
Рахим Таджитдинов приезжает в суд, несмотря на то, что электрокардиограмма, сделанная только что, констатирует резкое ухудшение здоровья. Но в зале заседаний Р. Таджитдинову становится хуже, и в сопровождении сестры он пробует выйти на свежий воздух.
Не тут-то было. Их берут в плотное кольцо, а идущий по коридору работник областной прокуратуры бросает на ходу: «Арестовать».
Фраза, заметим, звучит до решения апелляционной коллегии. Та же спустя некоторое время лишь оформляет ее юридически…
Как и обещали, мы ни слова не сказали о сути уголовного дела, как ни разу не позволили себе поставить под сомнение равно принять за основу те или иные доводы следствия, суда или подсудимого.
Мы лишь стремимся подчеркнуть важность соблюдения процессуальных норм, кои для того и созданы, чтобы уберечь человека от вероятного произвола со стороны правоприменительных ведомств. В развитых демократических странах, к правовому уровню которых мы так стремимся, любое процессуальное отклонение, исходящее от полицейских или судебных структур, жестко карается, а зачастую сводит на нет все добытые с нарушениями доказательства.
Узбекистан, провозгласив курс на создание демократического, правового государства, автоматически принял на себя обязательства соблюдать общепризнанные правовые нормы, кои практически повсеместно служат фундаментом юстиции.
Да, в различных странах различные законы, но их надобно соблюдать. В этом залог развития общества и, как результат, государства. Пора наконец-то исходить из принципа силы права, а не права силы. Это сложно, непривычно, многим это не по душе, но иначе сегодня нельзя.
Автору известно, что на недавней встрече руководителей правоприменительных ведомств Узбекистана с помощником Госсекретаря США по правам человека Лорном Крейнером все без исключения собеседники дипломата высказали единодушное мнение о необходимости изменений в стиле работы вверенных им структур. И Лорн Крейнер, кстати, отметил этот отрадный факт, подчеркнув, что само признание этой необходимости — уже шаг вперед.
Отметил он и другое. В нашей стране созданы все предпосылки для активизации прессы, что порождает надежду на формирование «четвертой власти» как таковой.
Да, для журналистов сегодня нет неприкасаемых структур и неприкасаемых персон. Но пока, видимо, к этому не привыкли.
Не все, по крайней мере. Кое-кто считает, что факты беззакония еще можно скрыть, и вряд ли «газетные щелкоперы» рискнут выставить их на суд общественности. Быть может, поэтому и злоупотребляют содержанием под стражей. Хотя не только поэтому.
Больше потому, что привыкли давить, не утруждая себя работой в рамках закона. Потому, что понимают: свобода дает широкое поле для защиты, несвобода сужает его до ирреального…
Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».

Тридцатого января судья Ташкентского городского суда Низом Рустамов вынес обвинительный приговор в отношении четверых сотрудников Сабир-Рахимовского РОВД. К двадцати годам лишения свободы приговорены старший оперуполномоченный капитан милиции Шавкат Рахмонбердыев, оперуполномоченный майор милиции Нуритдин Бабаев, оперуполномоченный капитан милиции Мухитдин Нагимов и инспектор лейтенант милиции Яшин Гофуров. Случай явно неординарный, а потому заслуживает не только упоминания, но и определенного анализа, если хотите.
Итак, упомянутые сотрудники милиции вечером, 16 октября минувшего года, по подозрению в причастности к деятельности террористической организации задержали братьев Равшана и Расула Хаитовых. Доставив их в районное отделение внутренних дел, все четверо, засучив рукава, принялись выбивать показания, кои должны были подтвердить милицейскую версию. Но не рассчитали сил и переусердствовали. Равшан Хаитов, 1969 года рождения, умер, не приходя в сознание…
Чудовищно? Да.
Исключение из правил? Не знаю…
Не знаю, поскольку есть основания предполагать, что о фактах избиения задержанных и подследственных стражами порядка, призванными охранять наш покой, приходится слышать не столь уж редко. Другое дело, что далеко не все подобные инциденты становятся достоянием общественности, доходят до судебного разбирательства, а тем более до стадии приговора. Сказывается корпоративность правоприменительной системы, не желающей сдавать «своих», привыкшей к восхвалительным терминам, излишне болезненно относящейся к критике, а зачастую и не допускающей ее вовсе.
Я, например, не припомню случая, чтобы руководство МВД по собственной инициативе предало огласке информацию о том, сколько сотрудников милиции осуждены либо уволены по обстоятельствам, дискредитирующим систему. За год, за месяц, за квартал. А раз так, не стану гадать и строить предположений. Скажу лишь то, что порою говорят люди, пришедшие в редакцию за правовой помощью: «Человек в форме милиционера и при оружии вызывает у нас страх». Слова не пустые, поскольку те, кто произносил их, в камерах предварительного заключения пережили чуть ли не то же, что и братья Хаитовы. Но в отличие от Равшана им повезло. Они остались живы…
Приговор, как сказано выше, вынесен, но вот что настораживает. Пресс-служба Верховного суда республики прежнего состава ни словом не обмолвилась о нем, будто его не было вовсе. Будто Ташкентский городской суд где-то за пределами Узбекистана и имеет к нему самое отдаленное отношение. Ни словом, хотя, на первый взгляд, высший судебный орган страны должен быть искренне заинтересован в доведении до населения акта торжества справедливости и закона.
Умалчивание подобных фактов плохо работает на репутацию милиции. Репутацию, которая пока, прямо скажем, остается весьма сомнительной. Остается, несмотря на старания МВД, при помощи масс-медиа создать некий образ честного, благородного и отважного милиционера. Лобовая пропаганда явно не срабатывает, поскольку сограждане не только читают газеты и смотрят телепередачи. Они еще выходят на улицу, где нередко сталкиваются с прямо противоположными индивидуумами, теми, чьи действия отнюдь не свидетельствуют о добропорядочности части милицейского корпуса, его беспристрастности и законопослушности.
И все же прецедент создан. От этого не уйдешь, теперь уже бывшие сотрудники милиции отбывают наказание. Случившееся позволяет надеяться, что недалек тот день, когда перед законом будут равны все, вне зависимости от должности, родственных или иных связей, материального положения и тому подобных социальных и имущественных различий. Эпизод, положенный в основу этих заметок, то бишь сам судебный процесс, мог и не состояться, не начнись в нашей стране перемены в сфере юстиции, ориентированные на торжество закона и строительство правового гражданского общества. Изменения, обусловленные ростом общественной активности населения страны, стремлением людей навести порядок в собственном доме. Данные понятия из категории отвлеченных и абстрактных медленно, но верно переходят в конкретную плоскость. Сегодня это реалии, вызванные неизбежностью демократических преобразований. Что бы там порою ни говорили за рубежом, нынешнее наше общество уже не то, что было лет десять назад.
Есть и другой немаловажный момент. Настойчивое требование главы государства реформировать судебно-правовую систему, сделать ее действительно независимой и подчиненной только требованиям закона наконец-то срабатывает.
Другое, о чем бы хотел упомянуть автор. Да, Ташкентский городской суд вынес обвинительный приговор, согласно которому четверо сотрудников милиции должны провести в местах лишения свободы по двадцать лет каждый. Однако те, кто присутствовал в зале суда, не заметили на их лицах ни раскаяния, ни трагедии. Не потому ли, что осужденные в глубине души надеются: не будут двадцать лет в заключении, а выйдут на волю годика этак через два-три. (Да и отбывать наказание майор, два капитана и лейтенант будут не с банальными уголовниками. Для бывших сотрудников правоприменительных ведомств — колония особая).
Хочется верить, что поспешного и «слишком» досрочного освобождения не произойдет. Тот факт, что Верховный суд утвердил приговор в том виде, в каком его вынес суд городской, позволяет на это надеяться. По крайней мере он не воспользовался правом либерализации наказания для «стражей порядка». Автор всегда крайне осторожен в оценках деятельности правоприменительных структур, но сейчас совершенно искренне заявляет, что упомянутое решение суда ставит сам суд на ступеньку выше в глазах соотечественников. Оно позволяет рассчитывать, что у нас теперь больше оснований для истинного, а не парадного правосудия.
Читатель, уделивший внимание этим заметкам, резонно возразит, что, дескать, не стоит торопиться с обобщениями. Осуждены четверо милиционеров, но всегда ли сотрудники системы МВД несут наказание за нарушение закона? Нередки здесь произвол и мздоимство, а труднодоказуемость и того, и другого, генетический страх граждан перед милицией не позволяют сделать каждый факт беззакония со стороны ее сотрудников достоянием гласности.
Все так. Буквально на днях в редакцию пришел западный бизнесмен и рассказал весьма прелюбопытный случай. По пути в гольф-клуб его машину остановил милиционер. Проверив водительское удостоверение и заглянув внутрь автомобиля, он поинтересовался, куда бизнесмен едет. Узнав, что поиграть в гольф, напросился в попутчики. Сел на заднее сиденье, где лежала сумочка с документами и деньгами. Вышел сотрудник милиции за несколько сотен метров до клуба. Иностранец, не первый год работающий в Узбекистане, вспомнил о сумке и заглянул внутрь. Двухсот пятидесяти долларов, находившихся в ней, уже не было. Милиционера и след простыл.
— И это полицейский, — растерянно разводил он руками.
— Почему вы тут же не обратились в милицию? — спросил я его.
— Я не верю, что его найдут, но я знаю, что потеряю уйму времени на встречи и объяснения с его коллегами. Я должен тогда забросить бизнес, но не могу себе этого позволить. Слишком накладно.
Что ж, человеку, рассказавшему газетчику сей случай, действительно виднее. И это его право сообщать в милицию о краже или же не сообщать. К тому же он живет не в изоляции и контактирует с такими же бизнесменами, как и сам. Не столь давно, ко всему прочему, стал невольным свидетелем другого криминального эпизода. В период проведения теннисного турнира на кубок Президента Узбекистана в самом центре Ташкента двое сотрудников милиции в форме, подчеркиваю, ограбили одного из зарубежных устроителей турнира, гражданина Австралии и немца по происхождению. Подключив определенные силы, грабителей в милицейской форме удалось найти достаточно оперативно. Но вот что любопытно: те, кто нашли оборотней, попросили пострадавшего написать благодарственное письмо в адрес ташкентской милиции…
Приведенные выше факты наталкивают на мысль, что некоторые наши сограждане надевают милицейскую форму не для того, чтобы встать на защиту своих соотечественников, а чтобы безнаказанно, практически не опасаясь последствий, легитимно, я бы сказал, нарушать закон, не опасаясь последствий за свои действия. Три с половиной года назад, выступая в Самарканде, глава нашего государства в сердцах сказал: «К кому пойдут люди, если сами служители закона преступники».
… Знакомый француз, работающий в Узбекистане над проектом реформирования государственных структур управления в рамках одного из проектов ТАСИС, заметил в беседе, что правовое государство начинается с дороги. Если у вас, говорил он, степень наглости водителя напрямую зависит от занимаемого им положения или личных связей, а сотрудники дорожной инспекции выходят на трассу еще и с целью наживы, вам до правового государства еще далеко.
С ним трудно спорить, но хочется верить, что люди наконец-то обретут веру в справедливость и незыблемость права. В них — сила общества, власти и государства.
Пренебрегать соблюдением справедливости по меньшей мере опрометчиво, по большому счету рискованно…

Сергей Ежков.
Обозреватель «Правды Востока».
P. S. Когда материал был подготовлен к печати, редакция получила информацию еще об одном судебном процессе, где аналогичное приведенному в начале заметок обвинение предъявлено еще нескольким сотрудникам одного из правоприменительных ведомств. Соблюдая Закон о средствах массовой информации, мы не имеем права комментировать процесс, но постараемся рассказать о сути происшедшего сразу же после вынесения судом приговора.