Архивы с метками: Хамидулла Акбаров

Кинематографическая и театральная общественность республики отмечает 70-летие народного артиста Узбекистана Санъата Девонова.
В свой творческий актив
С. Девонов записал десятки киноролей, а в театре — более ста. По поводу «круглой даты» упомяну только две из них. В них актер продемонстрировал свои возможности, он убедителен, органичен, правдив. Отрадно, что режиссеры это вовремя заметили.
«Очарован тобой» — одна из самых популярных лент узбекского кино. Эту музыкальную комедию смотрят не только в праздники, но и в будни, по ТВ и на видеокассетах. Заметно ухудшается качество кинопленки, тем не менее фильм имеет большой спрос на местном кинорынке.

Роль одного из героев фильма — Шарифа сыграл тогда еще молодой Санъат Девонов. С тех пор прошли десятилетия, изменился кинематограф, изменился зритель, а герой фильма интересен новому поколению. Зритель оценил прежде всего искренность, простоту, веселый нрав героя С. Девонова.
— У меня были великолепные партнеры: опытный Аббас Бакиров, молодой, но очень любящий кино, актерское искусство, Тургун Азизов, Матлюба Туляходжаева, живо, с любовью сыгравшая роль юной моей сестры по фильму — все они создали интересный ансамбль, в котором я чувствовал себя весьма уютно, — вспоминает Санъат-ака.
Это была своеобразная «проба пера» в кинокомедии — любимом народом, но очень сложном жанре. А до этого он восхищался театром, играл все подряд, что предложат. И уже был популярен. Правда, только в Хорезме, особенно в Хиве. А когда пригласили на кинопробы, не думал, что выйдет победителем в конкурсе: на роль Шарифа пробовали маститых актеров. Даже за пределами Узбекистана искали будущего исполнителя роли механизатора, любящего и свою профессию, и песни, и танцы, и веселую шутку.
Народный артист Узбекистана, режиссер Тургун Азизов, узнав о юбилее С. Девонова — партнера, не только по этому фильму, но и другим кинолентам и театральным постановкам, удивился.
— Как, этот молодой человек отмечает свою юбилейную дату? Мы с ним любили одну девушку — Юлдуз. Ее роль блестяще сыграла очаровательная Клара Жалилова. Но песни пели вместе, картина подружила нас. За эти годы я узнал Санъата ближе и оценил его человеческие и актерские качества. Он любит сцену, павильонные и натурные съемки. Но когда был директором нашего театра (ныне Национального узбекского театра), он отказывался играть хорошие роли. Всецело занимался творческими и организаторскими, финансовыми и иными вопросами театра. Артисту Девонову свои условия диктовал Девонов-директор. Многие годы были потрачены на общественную работу.
Теперь он артист театра сатиры — всецело поглощен творческой работой. Снимается в кино. В роли Мухаммада сони Феруза — одного из последних хивин-ских ханов, отразилось богатство его души. Артист в Ферузе увидел прежде всего поэта, покровителя искусств. И в рамках небольшого фильма раскрыл эту концепцию.
— Я с почтением относилась к этому актеру, мы на него смотрели как на мастера, — вспомнила актриса Клара Бурханова события почти полувековой давности на съемках фильма «Священная кровь» по роману Ойбека. — Санъата Девонова я запомнила как высокоинтеллигентного человека. Он был очень внимателен к нам, молодым. Здорово помогал. Я училась на втором курсе исторического факультета САГУ (ныне Национальный университет), Санъат-ака был уже признанным актером, главой семьи. Тогда мне казалось, что между нами большая возрастная дистанция. Теперь выясняется, что разница очень и очень небольшая: и мы — его партнеры по фильму, тоже приближаемся к юбилейной дате. Я помню, как работал Санъат-ака над ролью. Текст, мизансцена, взгляд, манера говорить — все это интересовало его в создаваемом образе. Запомнила и походку узбекского дехканина из далекого кишлака, и нежный, ласковый взгляд в лирических сценах, и проявление гнева, страсти в драматичных кадрах, снятых в Шайхантахуре на улице Сагбан, в живописном Бостанлыке.
На вечере в театре им. Аброра Хидоятова коллеги и друзья вспомнили немало других ролей, принесших актеру любовь и симпатии зрителей. Истинный талант не стареет, и потому его работы в театре и кино остаются востребованными разными поколениями.
Хамидулла Акбаров.

Турецкие кинематографисты сделали зрителям прекрасный подарок: в Доме кино в рамках Дней турецкого кино показали поэтическую ленту «Красная косынка».
Ретро-картина вызвала повышенный интерес у широкой общественности и потому, что наглядно продемонстрировала любовь наших коллег из Турции к повести Чингиза Айтматова — большого и верного друга Узбекистана. Фильм богат интересными актерскими работами, душевной музыкой, режиссерскими находками.
Режиссер Атиф Йилмаз бережно отнесся к «Топольку в красной косынке», так красочно, многопланово описанному выдающимся писателем современности. Успех фильма объясняется точным выбором актеров-исполнителей. Особенно выразительна в экранной интерпретации литературного образа Тюркан Шорай. Ее героиня — Ася — натура сильная, волевая и одновременно поэтичная, умная, женственная и добрая, в прекрасном состоянии влюбленности. Неограниченные возможности тогда молодой актрисы, ныне проявившейся как режиссер и продюсер, были использованы создателями киноленты.
Моя беседа с Тюркан Шорай в дни проведения Ташкентского международного кинофестиваля, когда впервые состоялась премьера картины на узбекской земле, была без переводчика.
— Турецкому зрителю нравится мелодрама. Думаю, что в этом наши поклонники не оригинальны: жанр любим всеми. Это и определило наше отношение к прозе киргизского писателя. Из повести мы взяли то, что кинематографично, то, что могло служить раскрытию главной темы: Ася — Ильяс. При том акцент делали на мою героиню.
Несколько лет спустя писали, говорили, даже пели о том, что Шорай — это гордость страны… «Когда смеется Тюркан Шорай, то смеется вся Турция, когда плачет Шорай, то плачет вся Турция», — писали в газетах и журналах.
Прошли десятилетия. И вновь в наши дни ташкентский экран украсили снятые в этой стране в разные годы фильмы Турции. Лучшей из лучших, конечно же, была «Красная косынка» с Тюркан Шорай.
Хамидулла Акбаров.

Новый видеофильм «Верность истине» снят на студии «Узбектелефильм».
Арсенал художественной выразительности телевидения пополняется по мере накопления творческого опыта. Сегодняшняя телевизионная практика говорит о том, что пора заимствования эстетических приемов, неоднократно использованных кинематографом, литературой, театром, прошла. Нынче появляются телепортреты, созданные с учетом синтетической природы искусства малого экрана, его технических и художественных врзможностей. И все же риторический вопрос «как создать телепортрет ученого, поэта, композитора?» не снимается с повестки дня, ибо сложнее всего удается экранизировать мысли, поэтические строки, процесс создания музыки.
Уверен, что создатели фильма «Верность истине» (авторы сценария Эркин Усманов, Саидботир Ахмедходжаев, он же режиссер) искали ответы на эти вопросы. Им на помощь пришел сам герой фильма — Озод Шарафутдинов. Телевизионный рассказчик, остро чувствующий камеру, за которой — миллионы зрителей, слушателей, раскрепощенный и в то же время взволнованно излагающий свои мысли о задачах науки о литературе, о бережном отношении к художнику, об ушедших друзьях и учителях, о живом творческом процессе, о богатом наследии, об участи интеллигенции, подвергшейся геноциду, вызвал интерес у телезрителей.
Зоркий глаз видеокамеры улавливает сам процесс появления мыслей и выражения их словами — емкими, доступными, взволнованными. И заслуга рассказчика в том, что перед собой он видит конкретного зрителя, слушателя, любящего литературу и тех, кто служит ей. Таким образом видеофильм доносит до зрителей важную эстетическую информацию, сосредотачивает внимание общественности на нерешенных проблемах.
— Навои — наша гордость! Но все ли знают его? Нет! Далеко не все читают его. Считают его недоступным. Не согласен. Будьте чуть внимательнее к тексту, потрудитесь понять глубину поэтического строя, — говорит Озод-ака и, читая строки Навои, восклицает: «Что же здесь непонятного!?» А после небольшой паузы напоминает о том, что в Грузии приданое невесты не считается богатым, полноценным, если в нем нет поэмы Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре».
Ни одна культура не может развиваться в условиях самоизоляции. Процесс взаимодействия, взаимообогащения национальных культур неизбежен. Испокон веков народы учились друг у друга — эти размышления исследователя особенно актуальны.
Герой фильма не сглаживает реально существовавшие конфликты. Откровенно говорит и о своих просчетах, выразившихся в осознанном или неосознанном восхвалении отдельных произведений художественного слова.
Его умные глаза, доброжелательный взгляд, искренняя улыбка в минуты душевной беседы со своей супругой приковывают внимание. Мы видим высокий интеллект, культуру, эмоциональное состояние рассказчика.
Один из литераторов был категорически против издания книг Чулпана. Только после моей смерти может быть издан Чулпан, говорил он. «Но, вопреки его желанию, книги Чулпана удалось выпустить при этом здравствующем противнике поэта», — говорит Шарафутдинов. О своих заслугах в полной реабилитации Чулпана ученый не говорит. Но мы знаем о том большом объеме творческой, организационной работы, которую он проделал для того, чтобы решать вопросы реабилитации Чулпана и его сподвижников.
Привычная домашняя обстановка, ограниченность физического действия, статичность кадров вовсе не сковали ученого.
Особенно содержательны крупные планы-портреты
О. Шарафутдинова, снятые оператором с любовью, чувством глубокого уважения к своему герою. Сказалось и то, что у этого книголюба, мастера художественного слова, наставника молодых ученых, единомышленника лучшей части интеллигенции было что сказать миллионам, которых он видел за камерой. И это чувствовалось во многих страницах телеповествования.
Метафорическое начало отсутствует в фильме. Между тем, беспокойство ученого, его ретроспективный взгляд в далекое и недавнее прошлое, суждения о высокой миссии литературы и науки о ней, о сложностях жизни, об ушедших друзьях и учителях открывали простор для поиска и широкого использования иносказательных, образных форм выражения.
Озод Шарафутдинов — наш современник, удостоенный высокого звания «Герой Узбекистана». В вечер знакомства с ним дистанция между героями экрана и телезрителями сократилась до минимума за двадцать минут эфирного времени.
Эти мгновения порадовали нас и в то же время напомнили о нерешенных проблемах современного телевизионного кино.
Думается, что такие сюжеты заслуживают и многокамерных съемок (в этом была необходимость), и специально написанной музыки, и применения более сложных монтажных приемов. Такие пожелания я адресовал бы не столько авторам, режиссеру, сколько студии, которая призвана заботиться о полном техническом обеспечении съемочной группы, быть внимательной к отснятому материалу.
Хамидулла Акбаров.

Внимание к созидательному труду наших соотечественников неизменно вызывает чувство гордости у каждого гражданина нашей страны. В перечне посмертно награжденных к 11-летию независимости высокими правительственными наградами — ушедшие от нас ученый Яхъе Гуламов, композитор Тухтасин Джалилов и актер Олим Ходжаев. Двое из них непосредственно участвовали в создании лучшего фильма узбекского кино — «Тахир и Зухра», а третий служил двум музам — театру и кинематографу.
Историку, археологу Я. Гуламову довелось дать для фильма научную, всеобъемлющую характеристику времени, когда создавалась красивая легенда о любви и верности. Хафиз, музыкант, великий знаток узбекских народных песен, Т. Джалилов ввел в художественную ткань прекрасного произведения устного народного творчества музыку, органически вписавшуюся в стилистику легенды. Эта музыка в то же время воспринимается и как величайшая драма любви, и как героический, богатырский эпос о свободолюбивом народе, вырастившем быстрых умом, сильных духом Тахира, Сардора, Зухру… Великий Абу Райхан Беруни говорил о том, что и в сказке, легенде есть достоверная информация. В этом смысле множество вариантов «Тахира и Зухры», образный строй сказания, манера и ритм повествования с характерной для бахши импровизацией поражают исследователей, кинематографистов, зрителей информативной насыщенностью и глубиной эстетического воздействия и доныне.
Заслуга Я. Гуламова как консультанта фильма и в том, что он способствовал точной расстановке акцентов прежде всего историко-социального порядка (легенда была создана в пору нашествия Чингиз-хана). Ведь экранную жизнь она должна была получить в пору нашествия новейших чингизидов — фашистов, претендовавших на мировое господство. Я. Гуламов, участвуя в построении интерьера, оформлении декораций на натуре, выборе атрибутов, характеризующих время, был достоверен, точен. Важно и то, что рядом с ним был А. Ганиев, который знал далекое прошлое по первоисточникам и всегда оставался верным принципам историзма.
Обдумывая архитектонику фильма, его изобразительную структуру, Я. Гуламов со своими единомышленниками-кинематографистами создал прочный фундамент для звукового ряда, гармонирующего с разворачивающимися драматичными событиями.По ступеням в дорогих коврах в финале фильма покатится черная чалма смертельно раненого злодея-Карабатыра, тенист сад Зухры с мостиком, перекинутым через журчащий арык, горит средь бела дня факел в руках Тахира… Этот изобразительный ряд словно создан по эскизам художника той далекой эпохи. Оттого и лаконичность, выразительность, образность слов, звучащих в устах героев, оттого и напевность возвышенной музыки, звучащей в кадре и за кадром.
Т. Джалилов и его коллега А. Козловский предложили режиссеру Н. Ганиеву музыку, гармонирующую с художественным решением фильма. Обработанная народная музыка и хорал, написанный специально для фильма, поистине оживили его архитектонику. Благодаря музыке рельефная арабская надпись на дворцовых стенах, медленно открывающиеся узорчатые городские ворота, уютный интерьер с колыбелью Зухры и Тахира получили выразительную эмоциональную окраску и нашли путь к сердцу зрителя.
Также увлеченно, с полной отдачей сил работал над фильмом, над ролью Солиха Махдума (фильм «Скорпион из алтаря») актер Олим Ходжаев. Выдающийся мастер сцены, Олим-ака в конце своей жизни получил кинороль, о которой мечтали многие его коллеги. Широко известный роман А. Кадыри «Скорпион из алтаря» впервые представал на экране. Малейшая фальшь в игре могла быть замечена читателями-зрителями. Актер заботился о портретном сходстве. Занимался специальной гимнастикой, строго соблюдал диету, сбросил лишний вес и, конечно же, думал о мире идей, переживаний, сомнений человека, обучающего детей грамоте, а в повседневной жизни — немного сварливого, очень расчетливого, быстро приспосабливающегося к складывающимся обстоятельствам главы семьи. У актера были блестящие партнеры — Исамат Эргашев, Тамара Шакирова, которые перед камерой были также органичны, также правдивы, как и их опытный партнер. «Скорпион из алтаря» запомнился благодаря этому актерскому трио.
А до этого были интереснейшие, разнообразные роли в театре (вспомним Яго, Гамлета, Алишера Навои, профессора Камилова — героя психологической драмы «Верность») и… приглашения кинорежиссеров, фильмы которых строились на неверных концепциях. В ленте «Звезда Улугбека» актер должен был изображать врага мудрого правителя Самарканда, ученого. Согласно же историческим реалиям Ходжа Ахрор
(т. е. герой О. Ходжаева) не встречался с Улугбеком. В этом случае создатели фильма вынуждены были следовать внедряемой в те годы «концепции», согласно которой ученому, поэту непременно должны были противостоять религиозные лидеры. Фальшивые, выдуманные сцены преобладали во многих кинолентах.
В таких условиях пришлось работать
О. Ходжаеву, который до последних дней своих был занят творческой и общественной деятельностью. Напомним о печальном факте: смерть застала О. Ходжаева — директора академического театра — во время служебной командировки. Осталось много несыгранных ролей…
Награждение истинных представителей узбекской культуры орденом «Буюк хизматлари учун» свидетельствует о том, что в республике тщательно изучают, ценят их достижения и «души прекрасные порывы», посвященные Отчизне.
Хамидулла Акбаров.

На днях мне довелось встретиться с исполнителем роли главного героя первого узбекского фильма для детей «Клич», снятого в далеком 1935 году. Тогда юному артисту Журахону Асадуллаеву было девять лет. Нынче — семьдесят четыре. Увидел те же озорные глаза, очаровательную улыбку, добрый, располагающий взгляд.
— Жура-ака, вы снимались у Юлдаша Агзамова. А рядом с вами были Наби Ганиев, Асад Исматов, другие мастера узбекского кино. Как же вы попали в павильон киностудии «Шарк юлдузи» (так называли тогда нашу киностудию)?
— В Шайхантахуре рядом со студией был хауз — бассейн. Мы, мальчишки, в жаркие летние дни частенько купались там, за что попадало нам от строгих родителей. И вот однажды во дворе мечети (а студия располагалась там) с такой силой загудел мотор, что все вначале испугались, а потом побежали туда, откуда дул сильный ветер и доносился рев мощного мотора. Мы оказались в первых рядах зевак, наблюдавших за тем, как установленный в середине двора большой, неуклюжий двигатель аэроплана с шумом работал, поднимал пыль, создавал эффект ураганного ветра. В такой необычной обстановке снимали очередные эпизоды фильма «Игит». Потом узнал о том, что в тот день «командовал парадом» Наби Ганиев. Это был интереснейший человек, отличный режиссер, актер, организатор кинодела. И вот в тот момент к нам подошел Юлдаш Агзамов (имя его узнали потом — в ходе съемок) и спросил: «Хотите сниматься в кино?» Мы не поняли смысла вопроса. Синематограф тогда нам казался чем-то таинственным, недосягаемым. Увидев наши удивленные глаза, режиссер что-то сказал своим помощникам. Те побежали в медресе — туда, где совсем еще недавно многие наши сверстники обучались исламским наукам. Принесли виноград. Юлдаш-ака протянул мне большую гроздь спелого винограда, внимательно посмотрел, погладил по голове. Потом дал виноград второму, третьему… и сказал: «Кто первым съест виноград? Победителя ждет сюрприз — сюприз синематографа!»
Это «состязание» я выиграл очень легко, быстро и меня зачислили в съемочную группу «Клич».
— Роль ваша довольно сложная: озорной мальчик из кишлака приезжает в Ташкент и с восхищением, даже со страхом смотрит на огнедышащий паровоз, удивляется тому, как легко приходят в движение гигантские колеса этого тягача пассажирских вагонов… Кстати, режиссер и оператор показали этот железнодорожный состав как бы вашими глазами…
— Для меня это было очень увлекательно, интересно. Студийные работники любили меня. Звали меня «Клич!» В переводе на русский язык это означает «сабля». Высокий, представительный и в то же время удивительно душевный, простой, коммуникабельный, как бы сегодня сказали, Наби Ганиев, рядом с ним веселый, неунывающий Юлдаш Агзамов со своей командой… Что же касается роли, то я во многом сыграл самого себя. Я на самом деле впервые увидел паровоз во время съемок. Я, помню, уши закрыл, услышав громкий сигнал машиниста… Так же, как и мой герой Клич, очень хотел иметь крохотную модель паровоза… Все это я должен был показать на экране. И я это делал с удовольствием. Тем более рядом была Матлюба Умарова, совсем еще юная исполнительница роли Лолы. Потом потерял с ней связь. Если она узнает о нашей с вами беседе, пусть даст знать о себе. В редакцию или мне пусть напишет коротенькое письмо.
— Чем еще запомнились вам дни работы над ролью?
— По большому счету мир кино меня увлек. Увидел людей, кинохудожников, живущих беспокойной жизнью. Познакомился с теми, кто водит пассажирские и грузовые поезда («съемочной площадкой» однажды была просторная кабина машиниста). Запомнились мне и дни, проведенные в кишлаке. Я, выросший в городских условиях, не умел ездить верхом на ишаке. А по сценарию мой герой именно на ишаке отправляется в путешествие. Но все время падает с ишака. Режиссер в конце концов этот кадр решил оставить в фильме: ослик сбрасывает меня — неумелого наездника, и я, обиженный, утомленный от бесконечных падений, продолжаю лежать на полу.
— Так почему же кино не стало вашей профессией?
— Отец мой Асадулла Хожихонов был вскоре репрессирован. Он был единомышленником Миноввар Кори… Все они были расстреляны. Матери, даже нашим родственникам не разрешили жить в столице. Мы тоже были в ссылке. Об учебе в кинотехникуме, киноинституте не могло быть и речи. К нам в кишлак однажды приехали Юлдаш Агзамов и Эсан Каримов. Рассказали о новом сценарии приключенческого фильма. Подробно говорили о роли Эргаша — моего нового героя… Но на этом связь оборвалась. Больше никто не осмеливался приезжать к нам в кишлак, тем более поручать роль…
Хамидулла Акбаров.

Камолу Умарходжаеву знают и ценят в мире хореографии: прекрасны танцы, своеобразны клипы, созданные с ее участием. Кинорежиссеры доверяют ей сложные роли, ибо уже первая ее актерская работа в фильме «Любовь» («Севги») привлекла внимание и зрителей, и критиков. А телевидение обращается к Камоле ввиду многогранности ее творческой деятельности. Пластичны, грациозны в танце, интеллектуально богаты ее героини. В этом убеждает и поэтичный фильм «Бабье лето», где Камола сыграла роль красавицы Бахтигул, не представляющей свою жизнь без высоких чувств, без любви.
В павильонах студии и репетиционных комнатах проходит значительная часть времени всегда собранной и веселой, озорной и энергичной Камолы Умарходжаевой, танцовщицы и актрисы. Чем объяснить ее успех: сценарной основой фильмов, режиссурой? В начале творческого пути она встретилась с высокопрофессиональными режиссерами — Юсуфом Разыковым и Исаматом Эргашевым. Палитра исполнительности быстро обогащается, совершенствуется техника. Камола тонко чувствует камеру, помнит о возможностях крупного плана. Эпизоды с участием неугомонной Бахтигул («Бабье лето») приобретают трагедийное звучание благодаря проникновенному исполнению образа влюбленной девушки, но так и не ставшей любимой.
Творческое становление молодой актрисы стало темой наших бесед, состоявшихся в павильонах кино и телестудий, в просторном зале Национального университета, куда актриса приехала на встречу со своими сверстниками — старшекурсниками факультета журналистики.
— Будучи молодой, ты уже сыграла довольно сложные роли. Кто больше помогал — автор, режиссер или партнер?
— Наверное, все. Хотя я бы выделила фигуру режиссера. Исамат Эргашев первым поверил мне, увидел мои актерские возможности, доверил хорошую роль. А Юсуф Разыков ко мне относился, как к уже сложившейся актрисе. «Ты это можешь сделать! Тебя этому учили. Да и сама ты находишь верную тональность роли!» — говорил он и старался не вмешиваться в процесс работы над ролью. Перед тем как дать команду «Мотор!», он тактично, с чувством глубокого уважения предлагает актеру: «А может, вот так войдешь в комнату… этого требует конкретная ситуация…» Получила огромное удовольствие от общения с такими режиссерами.
— Первая роль — это Салима, многострадальная, забытая любимым человеком. А в юности своей — веселая, озорная, решительная. Эти качества своей героини ты должна была раскрыть в одном фильме. По существу ты сыграла две роли в одной картине. Об этих сложностях ты знала, когда участвовала в конкурсе претенденток на эту роль?
— Не знала. Нам предложили сыграть роль влюбленной девушки, провожающей своего друга в далекий поход. Все мы, тогда учащиеся хореографического училища, были увлечены этой затеей режиссера. Оказалось, что этот эпизод взят из сценария Усмона Азима «Севги». Каждая из участниц отбора по-своему интерпретировала состояние героини. Вовсю горели «юпитеры», суетилась операторская и режиссерская группы, работала камера. И за всем этим следил чуть ли ни весь коллектив учебного заведения. Я попросила пятиминутную паузу, постаралась вспомнить самые грустные дни, когда обиду свою прятала под одеялом и лила слезы на подушку. Вот в таком виде и предстала перед камерой. Слезы продолжали литься, а на лице уже была улыбка, ибо за камерой я видела не только режиссера, но и своих однокашек. Слезы и улыбка решили мою судьбу. А о сценах, упомянутых вами, я узнала во время съемок.
— Тебе близка эта роль?
— Салима — это я. Хотя меня окружает иная атмосфера, иные люди, живу в другое время. Радуюсь, когда получаю приглашение на актерские пробы, когда танцую, когда на улице узнают и доброжелательным взглядом, неподдельной улыбкой провожают меня. Радуюсь, когда мои наставники из Института искусств замечают даже небольшую мою роль и порою бывают весьма строгими, требовательными, но всегда искренними, заботливыми… Жила бы Салима в наше время! Она могла бы петь, танцевать. Я считаю ее творчески одаренной личностью. Вспомните: только смерть разлучает ее с книгой Абдуллы Кадыри, с ее героями.
— Кстати, о танцах, которые и привели тебя в мир искусства. Быть может, не стоит распыляться, а выбрать одно из двух — актерскую деятельность или хореографию?
— Прошлым летом была в Дели, Бомбее. Пообщалась с индийскими актрисами. Каждая из них может сыграть роль и принять участие в хореографических сценах. А танцы этой страны очень сложны. Я думаю, что актрисе необходимо умение владеть телом, чувством ритма, а танцовщице нужен опыт актера, мгновенно входящего в роль. Так они могут друг друга обогащать, дополнять.

Хамидулла Акбаров.

В истории национального кино начался новый этап развития. В первых лентах этого периода воссозданы и образы великих предков, и наших современников, живущих рядом с нами, — ценящих жизнь в разных ее проявлениях, мечтающих, вспоминающих прошлое и строящих планы на будущее (фильмы «Бедолаги», «Первый поцелуй»).
На всех этапах становления этого молодого искусства тон задавали интеллектуально богатые, талантливые, преданные своему делу кинохудожники. Многие из них были репрессированы, расстреляны, как, например, оператор, автор первых узбекских фильмов, созданных в Хиве, Худойберган Деванов, кинодраматург, кинорежиссер, киноактер Сулейман Ходжаев — автор великой кинокартины «Перед рассветом» («Тонг олдидан»). 27 месяцев допрашивали, судили великого Наби Ганиева — основоположника национального художественного кино…
Погиб на фронте молодой Эргаш Хамраев — актер и драматург, одним из первых познавший тайны экранного искусства и творивший в тяжелых условиях ( в т.ч. в окопах второй мировой войны).
Уже 60 лет нет с нами этой всесторонне одаренной личности, утеряны его сценарии, не сохранились сценарные планы, заявки. Не восстановишь содержания многочисленных встреч, творческих споров Эргаша и Наби Ганиева — единомышленников, создавших картины «Рамазан» (1932), «Йигит « (1935). А они имели этапное значение для узбекского кино.
Но сохранились фильмы, в которых Эргаш Хамраев участвовал в качестве актера и автора сценария. Сохранились записи беседы с его супругой Асей Тарасич, которая до последних дней своих ждала возвращения Эргаша: «Он жив. Вернется. Буду ждать. Не верю этому письму, извещающему о гибели Эргаша. Он так любил жизнь!..» — вспоминала она со слезами на глазах.
Беседа с ней состоялась в тесном саду киностудии «Узбекфильма», где долгие годы она проработала. Но вначале приведем цитату из обвинительного акта, составленного в 1937 году при аресте Эргаша Хамраева: «…Хамраев как артист участвовал вместе с Ганиевым (речь идет о Наби Ганиеве) в протаскивании и пропаганде в картинах контрреволюционных буржуазно-националистических взглядов. Играя в фильме «Йигит» роль батрака Пулата, — пулеметчика добровольческого отряда, боровшегося против басмачей, умышленно неправильно трактовал его роль при исполнении. Извратил классовое лицо этого героя гражданской войны в Узбекистане, показал его в буржуазно-националистической трактовке». Нет необходимости комментировать эту «характеристику». «Дело» талантливых Н.Ганиева и Э. Хамраева рассматривалось в одной связке, и тому, и другому предъявлялись одни и те же обвинения.
Но произошло «чудо». Муж вышел из тюрьмы. Выпустили его, но, видимо, следили за ним. Сценарий Эргаша «Кинжал Тагира» отклонили. Начал писать другие сценарии. Но всем было понятно: они не могли быть экранизированы. А потом началась война. Уже 26 июля 1941 года мы с отцом Хамраева провожали Эргаша на фронт. Отчетливо помню тот день: в 5 часов утра проснулись, молча собрали вещмешок, вышли на безлюдную улицу. Жили недалеко от студии. Зашли туда. Режиссер Юлдаш Агзамов ждал Эргаша, чтобы снять его в своем фильме «Концерт фронту». Быстро сняли эпизод с участием Хамраева (эти кадры, к счастью, сохранились — Х.А.). Оттуда пошли в военкомат. Младший сын Давлат — на руках, а старший Алий держался за подол. Молча шел отец Эргаша. Когда приехали в военкомат, нам сообщили о необходимости явиться на воинскую площадку на следующий день. Мы были счастливы: целые сутки мы могли быть вместе…
Утром следующего дня простились. Проводила, вернулась домой. Стала убирать его книги, складывать страницы недописанного сценария. В одной из книг обнаружила его последнее письмо, так называемое завещание. Писал о том, как мы должны жить, как должна воспитывать детей…
… На фронте он командовал разведывательным батальоном. О том, что был в комсоставе, знали только я да отец его. Бывал в тылу врага, встречался с ним лицом к лицу. Об этом писал в коротеньких письмах. До отъезда он обещал сыновьям Алийю и Давлату купить деревянную лошадку. Но не успел. Так вот он в письме послал рисунки: лошадка с уздечкой… А в другом конверте мы нашли 5 рублей с пометкой «Купи детям мороженое».
Долгожданная встреча не состоялась. Прожили тяжелые дни. Своими письмами он ободрял нас. Я не унывала, всегда думала, что Эргаш вернется, и мы будем вновь счастливы. Но в мае 1942 года мы получили извещение о том, что он погиб смертью храбрых в Смоленской области… А я не поверила. Не верю и сейчас. Такой жизнелюб, такой веселый, такой добрый человек не мог быть убит».
Две роли успел сыграть этот актер. Два сценария написал как драматург. А третий хотел дописать там, в вагонах поезда, уносившего воинов — вчерашних врачей, артистов, инженеров…
Первого октября 1941 года он писал с фронта: «…Мне очень хочется посмотреть на своих потомков, как растут, как формируются они. Обнять. Потаскать на плечах». А через несколько месяцев его не стало. Ему было всего 33 года.
Хамидулла Акбаров.

Завершились Дни европейского кино в Ташкенте. Зрителям были предложены фильмы, созданные в восьми европейских странах.
Много радости принесли эти дни и профессионалам-кинематографистам, и большой армии кинозрителей, которые наслаждались поэтичными кадрами, снятыми в различных странах, и получили богатую пищу для размышлений о творчестве крупных кинематографических держав. В то же время увиденное заставило задуматься о достижениях сегодняшнего национального кино и его нерешенных проблемах. Каждая из просмотренных лент заслуживает подробного анализа, ибо они характеризуют не только состояние кинематографа на нынешнем этапе его развития, но и дают благодатный материал для размышлений о связях этого искусства с общественно-политической жизнью стран-участниц смотра на узбекской земле.
Своеобразный фестиваль — Дни европейского кино — становится традиционным (он проводится четвертый раз). Просторный зал Дворца искусств порой не может вместить всех желающих посмотреть фильмы, любезно предоставленные зарубежными кинематографистами. Нередко после сеансов горячо обсуждались картины и затрагиваемые в них проблемы, отдельные художественные компоненты кинематографических полотен.
Увиденные мною фильмы не «напичканы» драматичными событиями. Предлагается несколько страниц из жизни Мартина, мечтающего стать кинозвездой и влюбляющегося в красавицу Маркету («Мертвый Нук», Чехия, режиссер Павел Марек). В этой ленте подкупают лиризм, комедийные ситуации, решенные с учетом жанровых особенностей киноповести. А «Красивая работа» (Франция) режиссера Клэра Дени всецело посвящена будням легионеров, несущих свою службу вдали от дома, за океаном, где их окружают голые скалы да бескрайние степи без единого деревца. Эта картина удивила лаконизмом и выразительностью киноязыка, поразительной актерской интерпретацией, своеобразным решением многих эпизодов, в центре которых — мужественные солдаты.
В художественном фильме достичь накала без интригующего сюжета, без элементов приключенческого жанра или психологической драмы очень сложно. Создатели ленты в будничном, повседневном увидели значительное, монументальное и это свое ощущение воплотили в истинно кинематографической форме.
В «Дневниках Бриджит Джонс» (Великобритания, режиссер Шэрон Магуайер) также отсутствуют остродраматические эпизоды. Главная героиня Бриджит влюбляется, разочаровывается, вновь находит свое место в общественной жизни, увлекается, строит грандиозные планы. Не увидите здесь и слезливых сцен, хотя Бриджит частенько кормит престарелого мужчину, становится героиней любовного треугольника. Зато удивляют тонкие наблюдения Хелен Филдинг, по популярному роману которой поставлен фильм. Английская писательница раскрыла психологию одинокой женщины «за тридцать», ее далеко не простой характер, душевные порывы и будни. Режиссер сумел сохранить все это на экране. Но повествованию он придал еще большую динамику, усилил комедийные сцены и создал подлинно экранное произведение. Эта картина свидетельствует о живой связи английского кино с национальной литературой.
В дни форума на устах многих была еще одна английская картина — «Билли Эллиот». Она полна музыки, экспрессии, сложных монтажных приемов. Хореографические сцены, несущие большую эмоциональную и драматургическую нагрузку, органично вошли в художественную ткань лирической киноповести. Юного Билли определяют в боксерскую секцию, доверяют ему дедушкины знаменитые боксерские перчатки. А его влечет танец, таинственный мир хореографии. Семья против. «Не мужская эта работа — танцевать, прыгать», — говорит отец-бастующий шахтер. Но увидев сына в минуты вдохновенного исполнения сложнейших хореографических сцен, глава семьи отправляет его в Королевскую балетную школу, где Билли удивляет корифеев теории и практики танца.
Полноправным «героем» этого фильма становится музыка, в эпизодах сделана попытка экранизировать танец. Это удивительно гармоничное, изящное, стилистически глубоко продуманное кинопроизведение никого не оставило равнодушным.
В этом контексте уместно вспомнить продукцию наших студий — кино- и телефильмы, в которых танец, песня зачастую возникают в традиционной форме концертных номеров. Они предстают как вставки (чуть не написал «заплатки») и, естественно, к драматургии фильма, психологической характеристике героев не имеют никакого отношения. Исключение представляют разве что ставшие классикой «Влюбленные» режиссера Э. Ишмухамедова, «Али-баба и сорок разбойников» Л. Файзиева, а позже — «Тангалик болалар» Т. Юнусова.
В ряду перечисленных фильмов особняком стоит «Аззурро» — полотно, традиционное по фабульному построению, нарочито замедленное по повествованию, манере актерской игры. В историю маленького Аззурро и его доброго, сердобольного дедушки в конце картины вплетается любовная драма двух уже немолодых людей. И это, к сожалению, явилось лишь довеском к основному сюжету, который в полнометражном фильме раскрывается довольно подробно. Все же лента в целом впечатляет, вызывает чувство сострадания к персонажам, которые в поисках средств на операцию отправляются в Женеву и после долгих скитаний достигают цели. Об этой доброй, искренной картине коллег из Швейцарии можно сказать много хвалебных слов.
Из этого ряда добротных картин явно выпадают ленты из Турции («Дом ангелов»), Швейцарии («Дозор семи отважных»), Чехии («Сборщики хмеля») с их схематичностью сценарных положений. В некоторых случаях авторам изменяет чувство меры.
Итак, фестиваль фильмов европейских стран стал частью кинематографической жизни республики. Думается, сейчас необходимо решить некоторые вопросы организационного характера, дабы избежать проникновения на ташкентский экран фильмов, вызывающих низменные чувства, нездоровую страсть. Боязнь эта вызвана тем, что в некоторых картинах предыдущих Дней европейского кино муссировалась тема сексуальных отклонений, не говоря об обилии интимных сцен, и это не может не насторожить.
В связи с этим можно было бы предложить проведение смотров, посвященных конкретной тематике. Французские коллеги в прошлом году предложили ташкентскому зрителю фильмы-экранизации на темы: молодые о молодых, молодежь против террора, человек в эпоху компьютера. Подбор картин, отвечающих этим современным темам, несомненно, привлек бы внимание зрителя больше, чем просто показ по принципу новизны.
Критерии отбора показанных фильмов были достаточно высокими и учитывали как зрительский спрос, так и кинематографический. В этом плане опыт Ташкентского международного кинофестиваля подсказывает: в его регламенте необходимо участие авторов фильмов в обсуждениях, беседах за «круглым столом», на пресс-конференциях, посвященных как просмотрам картин, так и проблемам совместных постановок, кинорынка, другим вопросам кинопроизводства. В этом случае можно предположить участие в таком представительном киносмотре лучших узбекских фильмов.
Приятно было видеть переполненные залы Дворца искусств. Таким образом зрителей можно вернуть в кинотеатры, а одна из «сверхзадач» международных кинофорумов именно в этом: возобновление контакта с широкой зрительской аудиторией, привыкающей к «домашним просмотрам» далеко не лучших образцов телесериалов, отвыкающей от коллективного восприятия произведений большого экрана. Дни еврокино еще раз напомнили нам об этом.

Хамидулла Акбаров.

В первый месяц весны телевещание зрителю предложило разнообразие программ, в том числе продукцию самого узбекского телевидения — художественный телефильм «Сад» и документальную видеоленту «Абдулла Орипов».
Семь вечеров провели мы у телеэкрана, крупным планом представившего героев повести Шоима Бутаева «Сад на закате». Зритель вправе был ждать открытий, ибо в основе фильма лежала добротная современная проза, в которой было художественное исследование состояния героини, преодолевающей свое одиночество. Она, Улгай-эна, больше живет воспоминаниями о прошлом — далеком и близком, восстанавливает в памяти счастливые мгновения своей юности, молодого и зрелого возраста. Эти страницы подкупают читателя воссозданием характера, сформировавшегося в конкретной среде — узбекском кишлаке, где почитают седобородых, а в детях видят смысл жизни, где свято чтят память отцов. В этом телевизионные резервы повести Ш. Бутаева, буквально влюбленного в свою героиню.
Режиссер Б. Ахмедов, ранее при постановке документальных лент проявивший и вкус, и чувство меры, тоже будто бы внимателен к ней. Каждая серия начинается кадрами ее крупного плана.
В сериале многократно применяется довольно банальный прием экранизации мыслей, воспоминаний, снов героев путем перехода от крупного плана героини к общим планам кишлака и его обитателей. Но и эти кадры оставляют равнодушными. Изображаемая актрисой Елкиной Хатамовой грусть не передается зрителю…
Вернется ли в кишлак Рустам — внук Улгай-эна, навестит ли бабушку, которая живет ожиданием встречи? А Рустам увлекается живописью и почему-то сад и бабушку свою рисует вдали от них — в современном городе. Этот вопрос, быть может, уместный для небольшой, камерной по своей тональности новеллы, оказался слишком узким, незначительным для семисерийного телефильма, претендующего на большие обобщения, глубину философских раздумий. Камера оператора Марата Солиева ищет кадры необычные, красочные, глубокие по содержанию. Порою и находит их: облачное небо, готовое обрушить в живописный кишлак и дождь, и град; солнечные лучи, едва проникающие через густые туманы, сквозь лесные заросли и приносящие людям радость. Но эти прекрасные кадры стоят особняком, не став органичной частью телеповествования.
На лирический лад настраивает слушателя музыка композитора Анвара Эргашева, при наличии драматургического материала и режиссерской палитры умеющего писать выразительную кино — и телемузыку. На этот раз музыка не смогла стать структурой повествования, ибо эпизоды носят информационный характер.
Если в литературном произведении предстает мир человеческих чувств, то в телефильме делается попытка искусственно драматизировать события путем создания эпизодов пребывания Рустама в городе и по неизвестным причинам не посещающего родной кишлак. В этом случае о каком-либо драматическом накале не может быть и речи, ибо отсутствуют напряжение, жизненная коллизия. Поэтому пафос финальных сцен, когда Рустам с любимой девушкой появляется в кишлаке (наконец-то!), бежит к заждавшейся бабушке, оставляет зрителя равнодушным.
Читая повесть, я вспоминал фильм
И. Бергмана «Земляничная поляна», герой которого, старый профессор, вспоминает давние дни, заново осмысливает их. Ему становится тоскливо от бессмысленно прожитой жизни. Зритель становится свидетелем самого процесса созревания мысли о необходимости любви к людям. Это картина, вошедшая в мировую киноклассику еще в конце 50-х годов, напомнила о безграничных возможностях экранной драматургии, режиссуры, актерского искусства.
Ш. Бутаев, вовсе не подражая классикам, идет своим путем. Отправной точкой для него является характер Улгай-эна, проявляющийся в отношении к односельчанам, детям — своим и «чужим», к грядущему, философскому осмыслению явлений жизни. И в этом плане исходя из драматургических возможностей повести видится двухсерийная (не более) телевизионная лента-монолог Улгай-эна. Четко представляется мечтающая, но не поучающая героиня (в повести нет назидательного тона), верная законам отцов, сильная натура.
События, поступки героев фильма могла бы характеризовать сама Улгай-эна мудрым, емким словом, сказанным больше за кадром, меньше — в кадре. Конечно, эта одна из возможных телевизионных форм, адекватная повести, с любовью рассказывающей о соотечественниках, о своеобразной атмосфере окружающего быта.
По-иному воспринимаются кадры только что отснятого телеочерка «Абдулла Орипов», в котором автор сценария Ш. Бутаев и режиссер С. Ахмедходжаев остаются верны жизненному материалу, поэтической манере описания событий и их участников. Строки поэта и фотоснимки разных лет, хроника ТВ, кино и съемки сегодняшнего дня, живая речь самого героя фильма и выдающегося ученого О. Шарафитдинова явились теми выразительными компонентами, из которых и сложилась интересная, богатая эстетической информацией, тонкими наблюдениями лента. Выразительные глаза одухотворенного, плодотворно работающего поэта, уверен, запомнятся каждому. Так же, как сцены его встречи с родным кишлаком, где он мечтал, делал первую «пробу пера», а порой и «обиду свою прятал за забором». Зафиксированы минуты творческого вдохновения, когда строки, рифмы, образы рождаются сами. Кадры временами комментируются, дополняются самим поэтом — героем фильма.
Перед авторами обеих лент стояли общие задачи — сохранить дух книг, в одном случае повести Ш. Бутаева, в другом — прекрасных стихотворных строк талантливого современника. В первом случае этого не удалось сделать, и причина тому — непродуманность концепции телепроизведения, обилие эпизодов информационного характера, бедность режиссерской палитры. Во втором случае причину своеобразия философии поэтических строк и жизненного пути А. Орипова попытались объяснить телерассказом о таких емких понятиях, как ментальность, национальное достоинство. Даже звучащий за кадром голос диктора кажется поэтому лишним, повторяющим то, что доносит до зрителя выразительное изображение. Ценность нового документального телефильма и в том, что в лучших его кадрах сделана попытка экранизировать поэзию, образную структуру, созданную А. Ориповым.
Такие размышления вызвали две новые работы «Узбектелефильма». Они еще раз напомнили о том, что ТВ не только информирует, выполняет свою репродуктивную функцию, демонстрируя кино- и телефильмы, но и предлагает телезрителю свою собственную продукцию. На новом этапе развития национального телевизионного искусства необходимо добиться того, чтобы эта продукция — телефильмы, видеофильмы, телепублицистика — не уступала произведениям традиционных видов искусства. Ведь вчерашний читатель, слушатель сегодня все больше становится телезрителем.
Хамидулла Акбаров.

Рахим-ака сыграл около 50 ролей, многие фильмы («Тахир и Зухра», «Похождения Насреддина», «Алишер Навои», «Об этом говорит вся махалля», «Ты не сирота»), созданные при непосредственном участии этого мастера сценического и экранного искусств, и сейчас пользуются успехом у зрителей. Но о творческом пути труженика узбекского кино киноведы-критики пишут редко. Поэтому о подробностях работы над ролями, о биографии этой всесторонне одаренной личности знают далеко не все. Между тем, прославившись как прекрасный актер, Рахим-ака владел пером, многие роли дописывал как драматург и только после этого искал необходимое физическое действие, мизансцену, даже грим и костюмы.
Сохранились тексты наших многочисленных бесед, которые проходили у него дома, в просторных павильонах киностудии, во время поездок в города и кишлаки.
…В 1896 году у арбакеша Пирмат-ака родился сын Рахим. Отец радовался, верил, что сын унаследует его богатырскую силу и ремесло, семье поможет и себе обеспечит кусок хлеба.
А время было тяжелое. Рахим рано пошел работать, усилия отца хоть как-то свести концы с концами ни к чему не приводили. С раннего утра до позднего вечера мотался Пирмат-ака со своей тележкой во все концы старого Ташкента и получал за изнурительный труд жалкие гроши.
К тому времени Рахим всерьез увлекся искусством бродячих кизикчи (комиков), отдавая ему все свободные часы. Мог ли он тогда подумать, что посвятит жизнь кинематографу, станет популярным артистом экрана, его будут знать и любить люди не только в Туркестане, но и далеко за его пределами?
Первыми его учителями были зачинатели узбекского профессионального театра М. Уйгур и Я. Бабаджанов, а первыми партнерами на сцене — Аброр Хидоятов и Фатхулла Умаров. В театре за Пирмухамедовым утвердилось амплуа комедийного актера, а в кино он играл разнообразные роли: в «Шакалах Равата» (1927 г.) ему поручили роль атамана, а в ленте «Из-под сводов мечети» (1928 г.) он воплотил образ дехканина. Молодой актер в этих работах продемонстрировал удивительную пластичность, любовь к точной, до совершенства отточенной детали.
Экран раскрыл многие грани таланта артиста. И все же кинозрители полюбили его прежде всего за роли комедийные, эксцентрические. Одним из таких персонажей стал страж эмира в фильме «Насреддин в Бухаре» (1943 г.). Эта роль невелика, но потребовала напряженной работы. Спустя три года зрители вновь увидели Пирмухамедова в картине о веселом и мудром герое Востока — Ходже Насреддине.
Рахим-ака на этот раз создал совсем иной образ. Это был Безбородый — неразлучный друг Насреддина. Ловкий, смышленый любитель азартных игр, он побеждал всех. И только одного человека не мог победить — странного незнакомца-пришельца. Уязвленный в самое сердце, он проиграл незнакомцу и в состязании острословов — аские, за что был высмеян свидетелями его небывалого позора. Каковы же были удивление и радость Безбородого — Пирмухамедова, когда он узнал, что проиграл самому Ходже Насреддину.
Рахим-ака однажды рассказал о том, как работал над образом Абдулхаира в фильме «Авиценна»:
— Картина отражает события тысячелетней давности. Я играл роль злобного и коварного невежды, врага лекаря Ибн Сино. Этому герою, на мой взгляд, недоставало каких-то индивидуальных черт. Необходимо было дописать сценарий, найти выразительные слова, характеризующие моего героя. Я пошел к мастеру художественного слова, поэту — академику Гафуру Гуляму. Мы работали вместе. Это был увлекательный, нелегкий, но плодотворный труд. Затем все пошло лучше и легче, когда мой герой «ожил» в сценарии. Мне же оставалось лишь найти наиболее характерные жесты, мимику, интонации. В этом помог режиссер Камиль Ярматов…
А потом были «Сыновья идут дальше» (роль Икрама), «Об этом говорит вся махалля» (роль завхоза Арслана), «Ты не сирота» (роль контролера-взяточника), «Минувшие дни» (курбаши)…
Помню его прикованным к постели. Похудевший Рахим-ака продолжал работать над новыми ролями. Четко представлял мизансцену, своего будущего партнера и строил рисунок своей роли, место своего героя в той или иной сцене.
— Если бы вы знали, как хочется играть, чувствовать камеру, партнера и творить. Жду весны. Говорят, к весне больные поправляются…
Это были последние слова, которые я услышал в гостеприимном доме Рахима Пирмухамедова, еще при жизни создавшего музей узбекской комедиографии.

Хамидулла Акбаров.